- Человек о других по себе судит, - продолжил Антон Иванович. - Если сам лгун, то, думает, и другие такие же. Могут и не поверить вашим рассказам о кошмарах в плену, поэтому я собираю рассказы очевидцев о концлагерях и о русских там.

- Русские рассказывают? – спросил бывший офицер.

- Да нет, в основном французы. Да это и к лучшему, французам больше поверят. А вам, наверное, лучше сдаться союзникам, когда они здесь появятся.

- А появятся? – спросил казак.

- Появятся. Только на них надежда-то, - вздохнул Антон Иванович. - В июне восемнадцатого года посылал я в Москву одного своего генерала просить помощи у союзников. Не дали. Им было главное, что бы кто-то на Восточном фронте с немцами воевал. Воевали большевики, вот нам денег и не дали, что бы мы не мешали им воевать. Помогать стали только в девятнадцатом году, когда уже поздно было. Они могут вас выдать большевикам. И как вы оправдаетесь, что служили у немцев?

- Подумаешь – служили? – сказал бывший офицер. – Мы же никого не убивали.

- Ну и что, что не убивали. Служите же. Вместо вас могли здесь немцы быть, а теперь они на фронте русских убивают. Здесь недалеко есть лагерь для военнопленных, там и русские есть. Они же немецкую форму не надели.

- Что ж делать, - сказал бывший офицер, - мы одни русские, вы, Антон Иванович, другие, а там третьи.

- А русские должны быть везде одни, - сказал Антон Иванович.

- Русские, может быть, и должны быть одни, - сказал бывший офицер. - А вы знаете, что с евреями немцы делают? В печах сжигают, а пепел их в полях раскидывают, как удобрения.

- Живых сжигают? – спросила Ксения Васильевна.

- И живых тоже. Подцепят человека на крюк за нижнею челюсть ещё живого и отправляют в печь.

- Ужас, - закрыла лицо руками Ксения Васильевна, - как же он, бедненький, мучается.

- Как рыба на кукане бьётся, - подтвердил казак слова бывшего офицера.

- Вот он – национал-социализм в действии, - сказал Антон Иванович. – У Гитлера программа более реалистична, чем у коммунистов. Как они собираются сделать всех людей на земле счастливыми – не понятно. Это утопия, это не возможно.

- А у Гитлера, почему программа более реалистична? – спросил бывший офицер.

- Ну, как же? Каждый захочет быть хозяином над кем-то, если это умело ему преподнести. Немцы – великая нация. Остальные нации должны им служить: славяне в качестве рабов, а евреи в качестве удобрения. За это можно идти и убивать. А вот умирать можно только за Родину. Испокон века русский человек был смышлен, талантлив и нутром любил свою родину. Испокон века русский солдат был безмерно вынослив и самоотверженно храбр. Эти свойства человеческие и воинские не смогли заглушить в нем 26 советских лет подавления мысли и совести, колхозного рабства, стахановского изнурения и подмены национального самосознания интернациональной догмой. И, когда стало очевидным для всех, что идет нашествие и завоевание, а не освобождение, что предвидится только замена одного ярма другим — народ, отложив расчеты с коммунизмом до более подходящего времени, поднялся за русскую землю так, как поднимались его предки во времена нашествий шведского, польского и наполеоновского... Конечно, вывеска мерзкая - СССР, но за вывеской-то наша родина, наша Россия, наша огромная, несуразная, непонятная, но родная и прекрасная Россия. Немецкая пропаганда вещала, что, мол, русские трупами закидывают германские войска, потому и выигрывают. Не верю!

- Брехня, конечно, - согласился казак, - хотя иногда, кажется, что так оно и есть, особенно в начале войны.

- Немцы не знают, особенности жизни в СССР. Статью о врагах народа никто не отменял, - сказал мрачно бывший офицер. – Если не сумеешь внятно объяснить, откуда у тебя такие большие потери могут навесить на тебя ярлык «немецкий шпион» и расстреляют со спокойной совестью.

- Почему СССР мерзкая, папаша? Я не согласен, - сказал молодой. – Не так уж плохо мы и живём.

- Ты другой жизни не знал, - возразил казак.

- Может и так. Только смотри, сколько заводов мы построили! А Днепрогэс? Разве одним кулаком фашиста завалишь? Оружие надо. Откуда бы мы его взяли, если бы не индустриализация? И в сорок первым мы немцам хорошо надавали. Провалился их блицкриг-то.

- Это верно, - согласился Антон Иванович.

- Что же нам, всё-таки, делать? – спросил казак. – И домой ведь хочется. А вдруг действительно не поверят? Расстреляют ведь и очень даже просто.

- Не расстреляют, - убеждённо сказал молодой. - Народу сколько выбили и переморили, вся страна в развалинах лежит, строить-то нужно будет? Все пригодимся. И вы, папаша, с нами отсюда в Россию, а? У нас руки, вон какие, а у вас — голова. Всякий свое принесет.

Антон Иванович улыбнулся:

- Да я бы с радостью, да, боюсь, не пустят.

- Да пустят.

Он оглядел апартаменты Деникина и сказал:

- Бедно живёте, папаша.

- Да где ж его, богатство, взять? - улыбался Антон Иванович.

- Ну, вы же генерал, воевали.

- Так мы воевали, а не грабили. А вам надо в партизаны уходить и немцев бить. Так вы свою вину искупите и перестанете быть предателями.

- Так-то оно так…

- А почему у вас на форме Андреевский флаг? Это флаг Военно-Морского флота Российской империи, что он делает в пехоте?

- Так он же Андрей Андреевич, - ответил казак.

- Кто?

- Командир наш, генерал Власов.

- Ага. Понятно, - сказал Деникин.

Они долго пили чай с белым хлебом, разговаривали о жизни в СССР, о выживании в немецком концлагере.

Когда простились с гостями и остались одни Ксения Васильевна сказала:

- При таких условиях, когда немецкое командование предложило этим людям, обратившимся в живые скелеты, нормальный военный паек своих солдат, чистое жилье и человеческое отношение, многие согласились одеть немецкий мундир, тем более что им было объявлено, что из них будут формировать части для тыловой службы и работы. Понять их можно.

- Понять их можно, Чижик, - согласился Антон Иванович. – Но вот простить… Нельзя врагу России служить. Нельзя ни при каких обстоятельствах.

15 июля 2020 г.