Только надо что-нибудь придумать. Отвлекающий маневр.
— Но почему лишь раз в одиннадцать лет? Вы задумывались над тем, что бы это могло значить?
— Солнце, — ответил его собеседник. — По-моему, это связано с Солнцем. Может быть, какой-нибудь электромагнитный феномен. У меня есть один знакомый, научный журналист, он подкинул мне эту идею. Он, кстати, скоро придет: хочет познакомиться с вами. Единственный естественный цикл, который длится одиннадцать лет, — это солнечный цикл. Каждый «инопланетянин» обрел сознание приблизительно через девять месяцев после максимальной степени активности солнечных пятен. В последний раз эта активность достигла своего пика в конце 2000 года, значит, очередного обретения сознания следовало ожидать в августе 2001-го.
Ребер воспроизвел в памяти календарь, и у него невольно мурашки пробежали по коже, когда он осознал, что к моменту обретения Абелем сознания тоже прошло девять месяцев.
Внезапно открылась дверь. И хотя на вошедшем не было зеленой куртки, Юрген Ребер сразу же узнал его. Это был тот человек, которого он встретил на лестничной площадке, и тот, с кем Вера Фельдхаймер разговаривала в баре. И тот, который, скорее всего, ее убил.
— Вы! — не удержался Ребер.
Незнакомец как-то странно улыбнулся.
— Видимо, я как раз вовремя, — сказал он.
Глава сорок первая
— Немезир был… — Борза прервался и покачал головой. — Какая гадость — быть вынужденным объясняться человеческим языком! Эти неудобные человеческие слова! Ну так вот, Немезир был ученым, можно так сказать. Изучал людей и их задатки. И сделал вычисление, которое с тех пор называется его именем. — Борза положил на стол калькулятор. — Посчитайте. На данный момент количество людей возрастает на 1,6 % за земной год, то есть численность населения увеличивается в два раза каждые сорок пять лет. Если не возникнет никаких преград и останется всего один шаг до переселения на другую планету, то за те же сорок пять лет ее можно будет заселить столь же плотно, как и Землю. За девяносто лет будут заселены уже четыре планеты. И так далее. Это будет экспоненциальный рост, неудержимый, как дрейф континентов. Поэтому мы и говорим об экспоненциальном дрейфе.
Бернхард Абель, который уже начал воспринимать себя исключительно как Коаирина, немного подумал и покачал головой.
— Но ведь требуется больше, чем один шаг, чтобы добраться до других планет.
— Вот именно, что нет, — возразил Арпа. — В этом и проблема.
— Разве? Судя по тому, что я читал, еще далеко не ясно, появится ли вообще возможность, с технической точки зрения, послать робот-зонд за пределы Солнечной системы.
— Решительныеизо всех сил стараются затормозить научный прогресс. Но люди все равно на пороге открытия секрета преодоления межзвездных расстояний. На самом деле это элементарно просто. И, в принципе, каждый день кто-нибудь может найти решение.
Коаирин задумался над сказанным, но не имел ни малейшего понятия, где искать это решение.
— Даже если так. Вселенная бесконечно велика. Должно на всех хватить.
— Вы неправы насчет величины Вселенной. Она, бесспорно, большая, но количество звезд ограничено.
— Но их больше, чем когда-нибудь кому-либо понадобится.
— Вовсе нет. Вот, например, эта Галактика. В ней приблизительно сто тысяч планет, годных для заселения людьми. Теперь считайте. Умножайте в два раза. Четыре планеты за девяносто лет — то есть в 2100 году, если колонизация начнется завтра. В 2500 году это будет уже более двух тысяч планет. В 2900 году — миллион. А в 3225 году весь Млечный Путь будет населен людьми. — Борза вздохнул. — Численность людей составит тогда уже один секстилион. И остальная Вселенная не сможет противостоять скорости их размножения. Существует порядка ста миллиардов галактик. Этого не хватит и на следующее тысячелетие. Еще до 4400 года люди заселят всю Вселенную.
Коаирин схватил калькулятор и пересчитал. Потом еще раз. Все правильно.
— Не слишком ли просто — так считать?
— Это вычисление, которое сделал Немезир. Самое главное в нем — экспоненциальный рост, все остальные показатели играют второстепенную роль. Будет продолжительность процесса заселения планеты составлять сорок пять, четыреста или четыре тысячи лет — в конце концов неважно. Насколько мы знаем человека, процесс расширения им своей среды обитания со временем только ускорится. Или я неправ? Они такие. Оптимизация, ускорение. Они это любят. И, — добавил Борза, — большинство этих миров не жаждут быть заселенными, — они уже заселены.
Войны. Эпидемии. Насилие. Да, правда, люди так же жестоко относятся к своему собственному виду, как и к другим.
— Человек возьмет другие галактики силой, — согласился Коаирин. — Самое позднее — когда не останется свободных планет.
— А кто сможет противостоять армии численностью более пятидесяти септиллионов человек? — Борза кивнул. — Решительныене готовы ждать до тех пор. Они намерены предотвратить такое развитие событий. По их словам, действовать необходимо сегодня. И все, что для этого нужно, — не выпускать людей за пределы данной планеты. Тогда экспоненциальный дрейф приведет к их собственной гибели, и опасность для Вселенной будет предотвращена.
В это же мгновение Коаирин осознал весь замысел. Он вспомнил все. Его сородичи были здесь, на Земле. И их было много. Но они выбрали не слияние, а поглощение. При этом разум человека беспощадно уничтожался, а его место занимал разум захватчика. Со всеми воспоминаниями, полностью работоспособный. Но это был разум чужого существа, неспособного понять мышление человека. Они поглощали людей, находящихся в правящих кругах, и, заняв их место, преследовали свои цели.
— Но что теперь будет? — спросил Абель.
— Ворота открываются раз в одиннадцать лет. Это взаимосвязано с солнечным циклом. Сначала открываются маленькие ворота, через которые можно пройти только путем слияния. Так пришли ты, я, Арпа, мы все. Девять месяцев спустя открываются большие ворота. И уже становится возможным пройти методом поглощения. Что и произойдет. Решительныевышлют новые легионы. В последний раз они сосредоточились на Америке, но в этот раз придут и в Европу. — Борза серьезно посмотрел на Абеля. — Они готовы на все, поэтому их и называют решительными.
Глава сорок вторая
Начальника отдела Министерства иностранных дел ФРГ Хартмута Дунса беспокоило ухо.
— Как-то свистит странно, — объяснил он ждавшему его шоферу. — Уже целый день мучает. Как будто вчерашний вечер провел на шумной дискотеке.
— А на самом деле-то хоть раз там были? — спросил его шофер с телосложением борца, который терпеливо держал дверь открытой.
— Да ну! Времени ни на что не хватает. — Начальник закинул свой дипломат на заднее сиденье тяжелой бронированной машины и последовал за ним. Когда с грохотом защелкнулся замок двери, свист в его ушах превратился в легкую боль.
В это время шофер сел на свое место, и машина тронулась. Проверка на выезде, — и красно-белый шлагбаум открылся. Ефрейтор из федеральной охранной службы, который контролировал машины на въезде, равнодушно посмотрел в их сторону, — выезжающие машины не вызывали подозрения. Они влились в поток машин и стали одной из его незаметных частичек.
Головная боль нарастала с каждым метром. Хартмут Дунс скривил лицо. Машина ехала спокойно и к тому же была снабжена хорошей подвеской и отличными амортизаторами, но все равно казалось, что малейший толчок, иногда ощущавшийся внутри салона, попадал на оголенный нерв.
Начальник отдела помассировал себе виски и стал смотреть в окно. Ему в первый раз бросилось в глаза, как много в Берлине аптек. А в аптеках были таблетки от головной боли. Он еще ни разу в жизни — из принципа — не принимал таблетки от головной боли, считая себя слишком молодым для этого. Но, боже мой, эта боль в голове!
Дунс открыл дипломат и достал оттуда газету. Из нее он узнал, что в парке возле обсерватории Архенхольд нашли тела двух врачей с огнестрельными ранениями, один из них был известным невропатологом. Белый цвет газетной бумаги резал глаза. Нет, таким образом невозможно отвлечься. Дунс запихал все обратно и защелкнул замок. Закрыл глаза. Невыносимо. С такой головной болью он ни за что не перенесет многочасовой перелет. Не говоря уж о том, что министр рассчитывает на его работоспособность.