– Константин Георгиевич, наркобизнес слишком щекотливое и долгоиграющее для расследования дело, – вмешался в разговор Голубев. – Не лучше ли нам сконцентрировать силы на уличении Назаряна в «заказе» убийства Царькова?
– Такое уличение, Слава, тоже не из легких и не из скорых. Тем более, что посредника, коим наверняка являлся Валентин Сапунцов, уже нет в живых. Теперь многое будет зависеть от показаний Ширинкина, и не известно, как поведет себя туполобый Максим. Отважится ли он выдать богатого заказчика?… Если Назарян на самом деле «заказал» Царькова, надо искать убедительный повод, чтобы поскорее заключить его под стражу.
– Представляю, какой визг поднимут в газетах адвокаты Ованеса Грантовича, – сказал Долженков.
– Повизжат, повизжат да умолкнут. Нам не привыкать к предвзятому визгу продажных газетчиков… – Веселкин глянул на Голубева. – Предлагаю тебе заночевать у меня. Семейство мое на даче, занимается посевной кампанией. Вечером осуществим культурную программу. Под чутким руководством осведомленного Лени Долженкова посидим в кафе «Вдохновение». Посмотрим, кто и как там кейфует. Согласен?
– Согласен, – ответил Слава.
Глава XXI
Полупустой зал кафе «Вдохновение» выглядел по-домашнему уютно. Из установленных по краям стойки бара динамиков слышалась тихая музыка, под которую Вахтанг Кикабидзе хрипловатым голосом пел о своих годах, своем богатстве. Ближние к бару два столика были заняты молодыми жизнерадостными парнями. Переодевшийся в гражданский костюм Веселкин выбрал место подальше от них, в самом углу, откуда хорошо просматривался не только весь зал, но и площадка перед входом. Едва уселись втроем за четырехместный столик, от бара подошла с бутылкой тоника в руке накрашенная «топ-модель», явно намереваясь присоединиться к компании.
– Ласточка, мы собрались выпить пива, а не снимать девочек, – с улыбкой сказал Веселкин.
– Извините, – тоже улыбнулась «модель» и, грациозно повиливая бедрами, ушла искать сговорчивых клиентов.
– Навязчивый сервиз, – усмехнулся Голубев.
– В райцентре такого нет? – спросил Долженков.
– Тоже есть проказницы, но злачных мест для общения у нас маловато.
– Что будем кушать, господа? – Веселкин подвинул лежавшее на столике красочное меню к Долженкову. – Выбирай, Леня, на свой утонченный вкус.
Посоветовавшись сообща, решили для утоления голода заказать чебуреки, а для «разговора» – бутылочное пиво «Балтика» под креветки, с которыми, по словам Долженкова, «можно сидеть сколь угодно долго». Сочные прямо с огня большие плоские пироги с бараниной всем троим понравились. На вареных усатых рачков, возвышавшихся горкой в большой тарелке, Голубев посмотрел подозрительно, однако, попробовав их с экзотическим соусом «Стебель бамбука», оценил пивную закуску по достоинству. Девять бутылок пива и тарелка с креветками создавали впечатление, что за столиком собрались три давних приятеля, увлеченных своим разговором и не обращающих ни малейшего внимания на прочих посетителей кафе.
Приглушенная музыка не мешала разговору и даже позволяла слышать отдельные реплики завеселевших парней, собравшихся побалдеть под водку. Судя по одежде и манере поведения, это были студенты. К их компании быстро присоседилась одинокая «топ-модель». В кафе то и дело забегали подростки. Одни из них покупали в баре жевательную резинку, другие – «Сникерсы» или «Пепси-колу». Улыбчивый стройный бармен в белоснежной рубашке при черном галстуке-бабочке обслуживал всех посетителей, независимо от возраста, приветливо. Лишь однажды, когда два парня в рабочих спецовках, усевшись за столик, попытались распить принесенную с собой поллитровку, заткнутую газетной пробкой, он подошел к ним, показал на плакат с призывом «Самогон и самопал пейте дома!» и приказным тоном сказал:
– Немедленно покиньте кафе!
Парни беспрекословно подчинились приказу.
Краем глаза наблюдая эту сцену, Веселкин тихо проговорил:
– Чувствуется, дисциплина здесь на высоте.
– Дебоширы сюда не ходят, – ответил Долженков.
– Кто обеспечивает «крышу», не милиция?
– У Слонихи своих «качков» хватает.
– Что-то не видно хозяйки.
– Скоро появится.
– Культурное заведение, дурманом совсем не пахнет.
– Система отлажена… – Долженков скосил взгляд в сторону входа. – Вон, кстати, первая «залетка»…
В кафе почти вбежала рыжеволосая девица в туфлях на платформе, в юбке по самое не могу и в коротком топике. Девочка была явно не промах. Усевшись на стульчик возле стойки бара, она «стрельнула» у бармена сигарету «Мальборо», прикурила от услужливо предложенной зажигалки и жадно затянулась дымом несколько раз кряду. Бармен коротко переговорил с кем-то по мобильному телефону. Минут через пять девица поднялась и, дымя сигаретой, неторопливо вышла из кафе. Тут же у входа остановилась невесть откуда подъехавшая иномарка. Сидевший за рулем плечистый парень усадил девицу рядом с собой и, круто развернувшись, исчез так же стремительно, как и появился.
– Оплошка получилась, – сказал Долженков. – Обычно драгдилер, то есть продавец наркотиков, встречает клиентов у входа. А этот раз бармену пришлось вызывать его по мобильнику.
– Но примчался он оперативно, – заметил Веселкин.
Долженков улыбнулся:
– Как говорят тинейджеры, понты дороже денег.
– Вот на этих «понтах» их можно взять с поличным.
– Можно, но сложно. Бывалые знатоки рассказывали мне, что передача «дозы» покупателю происходит не сразу, скажем, в машине, а где-то по пути, подальше от кафе, через одного или двух посредников. При этом место встречи с посредником каждый раз меняется.
– Мудрецы…
– Большие деньги заставляют мудрить. В целях конспирации даже словарь наркомана разработан.
– Какая в том словаре терминология? – заинтересовался Голубев.
– Близкая к блатному жаргону. Так, например, продавец наркотиков имеет несколько названий: барыга, толкач, драгдилер. Уколоться наркотиком тоже выражается по-разному: бухнуться, вмазаться, ширануться, втереться. Героин: белый, медленный, герик, герасим. Синтетический наркотик: марка, кислота или экстази – это наркотик-галлюциноген. Бокс – упаковка конопли, завернутая в бумагу, эквивалентная коробку спичек. Чек – сверток с героином. Деньги – лавандос, лаве, филки. Шала, ганджа – это конопля и анаша.
– Здесь какая дурь в ходу? – спросил Веселкин.
– В основном – героин. Бывает и экстази в таблетках, которые глотают тинейджеры перед тусовкой.
– А сигарета, которую девочка «стрельнула» у бармена, не с анашой?
– Нет, «косячками», в смысле курением легких наркотиков, бармен не балуется и клиентов ими не угощает…
– Леня, с твоими знаниями можно смело браться за раскрутку этого «кайф-базара».
– Этот «базар» – капля в море.
– Все море нам, конечно, не вычерпать. Надо хотя бы «капли» убирать с лица родного города. Возле каждого такого гадюшника ломаются сотни юных судеб.
– Если даже у нас, в райцентре, от передозировки нынче погибли три молодых наркомана, представляю сколько их загибается в больших городах, – сказал Голубев. – Какая-то статистика на этот счет есть?
– Статистика… Всевышний и тот, наверное, сбился со счета.
– Отчего этот порок так сильно развился? Раньше же такого разгула не было.
– Раньше небо было голубее, девушки красивее, а гражданское общество развитее… – Веселкин пригубил стакан с пивом. – Есть, Слава, такое высказывание: об идеалах нации можно судить по ее рекламе, о психическом здоровье – по ее телепрограммам. Прежде наш мир был просто цветным. Сейчас он становится ядовито-цветным. Наблюдается это во всем. Люди в телевизоре, на сцене, на киноэкране облачаются в невозможные наряды. Это сплошь роковые личности. Или субъекты из психушки, легко попирающие последние остатки человеческой морали. Нынешняя реклама является не столько двигателем торговли, сколько проводником шизофрении, тупости и просто грязи в широкие массы. И вот тебе современная картинка. Поколения, укрепившие дух и тело в эпоху строительства коммунизма, неуклонно взрослеют. Следом за ними пришла новая генерация. Эта молодежь не знает прежних запретов. Она привыкла к расцвеченной действительности. Для тинейджеров настоящая жизнь слишком уныла и однообразна. В ней они не чувствуют остроты и начинают «расцвечивать» ее на свой лад.