Она чуточку поломалась, а затем согласилась. Договорились встретиться после ужина, и в девятом часу она постучала в дверь номера. В комнате никого не оказалось. Смятая постель, газеты на полу, знакомая книжка в цветастой обложке на столе. Вера присела и нехотя перелистнула несколько страниц.

— А! И ты, получается, увлекаешься фантастикой? — проговорил Игорь Исаич, войдя в комнату. Он нес, прижимая к груди, несколько бутылок и коробку с печеньем. — В буфете абсолютнейшая пустота. Вакуум.

— Однако этот вакуум ты едва доволок до номера? — улыбнулась Вера. — И напрасно. Я сейчас же уйду.

— Зачем же тогда зашла?

Он разлил чернильного цвета вино, и они выпили.

— За встречу, что ли?

Она внимательно смотрела на него. На языке вертелся вопрос, но задавать его было неловко. И все же она решилась.

— Хотела тебя спросить… у тебя все в порядке?

— Все, — насторожился Игорь. — А что?

— Да ничего, просто мне показалось, что ты озабочен, огорчен чем-то. Может, я ошибаюсь…

Игорь покачал головой. Вино помогло ему преодолеть свою постоянную настороженность.

— Ты, Вер, как всегда смотришь в корень. Ничто от тебя не скроешь. Дома у меня все в порядке. И с же-ной, и с детьми. Хотя с женой известно какой порядок — он то и дело превращается в беспорядок. А с детьми все о’кей. Они меня не огорчают. Я тоже стараюсь не огорчать. Но…

Он обтер губы конфетной оберткой.

— Непорядок со мной, а не с домашними. Тут одна история вышла. Правда, не история, а так… гнуснятинка, мелочь какая-то…

Игорь замолк. Вздохнул.

— Да, да, вышла история. Да какая история, так бред, блажь, а вот поди ж ты, никак не могу с ней справиться. Даже рассказывать неудобно. Год назад я пошутил. Точнее, не один я… Но ничего в этой шутке не было плохого, и тем не менее потом все пошло наперекос. У нас в институте есть вычислительный центр, ВЦ, это сейчас модно. А в вычислительном центре работают мои друзья, и однажды по моей просьбе они ввели в машину программу, содержащую все известные данные обо мне. Я попросил машину ответить на вопрос, когда отойду в вечность. И она ответила…

Вера раскрыла глаза.

— Правда? Ой как интересно!

Игорь Исаич хмыкнул.

— Погоди, интересное будет дальше. Дело в том, что машина сказала, когда я умру, точно, в какой день и час. И назвала приблизительно, разумеется, место…

Вера смущенно молчала и во все глаза смотрела на Игоря. Она не знала, как следует сейчас вести себя.

— Понимаешь, — сказал Игорь Исаич, — все это было шуткой. И друзья мои хихикали, и я посмеивался. Но вот уже когда машина перерабатывала мои данные, так сказать, переваривала мою жизнь, мне что-то почудилось. Я даже не знаю, откуда это пришло и к кому первому. Ко мне ли, к друзьям? На секунду стало мне не-хорошо, очень нехорошо. Душевная тошнота какая-то проявилась в тот момент. Захотелось прекратить происходящее. Зачем, мол, не надо, назад, но было поздно! И все поняли, что поздно. Аркадий, мой приятель, программист, тот даже чуть побледнел. Но они смеялись. И я смеялся. Это был затянувшийся смех, без надобности. Не очень принужденный, но и не очень нужный…

— Ты испугался?

— Да, может быть. Даже наверное. Но совсем чуточку, какое-то короткое мгновение. Потом все прошло, и мы уже смеялись от души. Хотя тень эта осталась. В памяти осталась. Все запомнили, что она была.

— Что сказала машина?

Игорь Исаич саркастически улыбнулся.

— Прыткая ты очень. Нетерпеливая. Все вы такие. Куда ты рвешься? Вот скажу сейчас слово — и вся твоя спокойная жизнь кувырком. Понимаешь?

Он выжидательно и отчужденно заглянул ей в лицо. Вера ощутила холодок, точно встала над обрывом или вышла на крохотный балкончик двенадцатого этажа. Она прищурилась насмешливо.

Ты меня не пугай: у меня сердце больное. Волноваться вредно…

— Если сердце не в порядке, тогда и разговаривать незачем. К чему тебе лишние расстройства?

— Нет уж, раз начал, досказывай. Чего тебе напророчила эта дурацкая машина?

— Она не дурацкая, — нахмурился Игорь Исаич. — В том-то и дело, что не дурацкая… Я провел с ней там немало часов. Должен сказать, она оставляет прекрасное впечатление. Во сто раз лучше иного человека. Умнее, сообразительнее, правдивее, честнее, наконец!

— Ты что-то, Игорь, того…

— Не того, а именно так! — горячо сказал Игорь Исаич. — В эту машину можно было бы влюбиться, имей она соответствующую внешность. А что касается меня, то здесь ничего не поделаешь: машина была прав-дива, и только. Она сказала все, что должна была сказать.

— И все же, Игорь Исаич?

— Аркадий уставился на дисплей и глаза вытаращил. Ответ и ему показался диким. Правда, сперва все засмеялись, особенно при появлении начала фразы.

— Господи, какой же ты… — не удержалась Вера.

— Никакой. Ты слушай. Там было… «Бойся маленьких черненьких старух! Коль не одолеешь свою мни-тельность, то при участии близких друзей убьешь себя и подругу свою на улице столицы…» и дальше шла дата и час.

— Когда?

— Завтра, в шестнадцать пятнадцать.

Они помолчали. Вера сидела напряженно и неловко. Господи, какая чушь! Да полно, не шутит ли он…

— Ты только не говори мне ничего, — хрипловато сказал Игорь, — я уже все сказал себе за этот год, понимаешь?

— Повтори предсказание.

— Бойся маленьких черненьких старух! Коль не одолеешь свою мнительность, то при участии близких друзей убьешь себя и подругу свою на улице столицы. 17 сентября 81 года в шестнадцать пятнадцать.

— Сегодня шестнадцатое сентября, — сказала Вера.

— Да, шестнадцатое, а завтра в шестнадцать пятнадцать… — Игорь Исаич поперхнулся, вскочил с места, прошелся по комнате. Смотреть на него было неловко и страшно, так он был жалок. Вера опустила голову.

— Ты… поверил этому предсказанию? — спросила она, не глядя в сторону Игоря Исаича.

— Да нет же, черт возьми! Сначала нет. Ну кто верит машине? Прогноз у нее вероятностный, количество ошибок огромно, точность предсказаний ничтожна, то есть где-то в области статистики несчастных случаев. Это все равно что верить в возможность попасть в авиакатастрофу. Не исключено, что она вас не минует, но только не семнадцатого сентября в шестнадцать пятнадцать. Это уж, извините, сказка! А цифры-то какие — семнадцать, шестнадцать, пятнадцать. А? Мистика!

— Так в чем же дело?

— А в том, что не верить-то я не верил, но словно бы ожидал чего-то. А потом заметил, что другие сотрудники, из тех, кто знал, например Аркадий и еще кое-кто из ребят, как-то странно на меня посматривают. Как бы с непрошеным сочувствием. Точно скрывают что-то от меня, хотят поделиться, но жалеют. И тогда меня будто ошарашило. Я понял…

— Что же ты понял?

— А вот что понял. Они поверили машине, понимаешь? Они поверили и ожидали, что же со мной про-изойдет?! Возможно, они знали, почему в тот раз машина не ошиблась. Или там было что-то другое, но машине они поверили. Я угадал точно и пошел к ним в открытую. Спросил. Да где там! Ты же знаешь, какие у нас все альтруисты. Принялись успокаивать. Это, мол, все твоя, Игорь, мнительность. Машине, мол, положено нести бред собачий, на то она и машина. И рассказали о том, сколько раз и как позорно эта машина ошибалась. А я смотрю им в глаза и вижу — врут. Верят они в предсказание — и все тут. И вот тогда…

— Ты поверил?

— Пожалуй, — нехотя согласился Игорь Исаич. — Но не сразу. Я целый год боролся с этим проклятием, с этим наваждением, с этим ночным и дневным кошмаром. Ведь не поверил в нее до конца: и верил, и не верил. Сомнение меня одолевало. Ты понимаешь, какая это мука? Нет хуже состояния. Ни да, ни нет. А тут еще ребята решили дать задний ход. Они сочинили версию, будто предсказание это шуточное, специально подстроенное Аркадием. Якобы он хотел излечить меня таким путем от излишней мнительности. А какая такая у меня мни-тельность? Не больше, чем у других. Диабет доказан анализами, а язва была у меня еще в студенческие годы. Ну, вегетативная дистония, спазмы сосудов…