Николай был относительно спокоен, хотя неприятно подергивал нерв правой щеки. Оно и понятно — на нем была наклеена борода и усы, а вкладыши в рот окончательно меняли форму его лица. Примитивно и довольно рискованно, и если ему на пути встретится кто-либо из знакомых, их не введет в заблуждение этот грим, а вот о поведении самого Коли они призадумаются. При этом, зная швейцарский менталитет, он был просто уверен, своими размышлениями они непременно поделятся с криминальной полицией.

Но приходилось идти на подобный риск и «играть в разведчика», ибо финансовая столица альпийской республики была нашпигована камерами, способных выявлять заданные биофизические параметры лиц. А резидентура не могла поставить под удар срыв вербовки Люти.

Но в три часа пополудни в славной исторической резиденции Карла Великого все было спокойно. Купив по пути в ларьке журнал «Facts», Кузнецов миновал женский монастырь, первыми аббатистками которого были правнучки великого императора и влился в бурлящую Банхофштрасе. Отрадно, повседневная жизнь города не нарушалась воплями, типа «Баа, герр Кузнецофф, что это с Вами?!» и прочими бурными изъявлениями идиотского восторга, откровенного недоумения и подозрительного изумления.

Он расположился в конце уютного вагончика, предъявив свой проездной билет и раскрыл журнал, время от времени лениво обозревая редких пассажиров.

Конечной целью разведчика был небольшой городок Мейлиген. Покинув пригородную электричку, он совершил нелогичный переход через противоположную сторону вокзальной площади к остановке «11-го» автобуса, будучи уверенным, если кто и выполнит подобный маневр, то только «наружка».

Но нет, идиотов больше не нашлось, и автобус тронулся, оставляя на площади последний осадок неуверенности и тревоги. Теперь сомнения не должны были мешать работе. Он и его товарищи сделали все возможное, чтобы он был «чистым». А теперь извечный вопрос — или-или — решался без его участия — на уровне везения…

Через пятнадцать минут он входил под тень огромных каштанов парка Джакометти. Изумительный воздух напоенный ароматами пихты радостно заструился через легкие. Воровато оглянувшись, Кузнецов одним ловким движением избавился от бороды и сопутствующих ей бакенбардов, следующий взмах руки освободил его рот от каучуковых вкладышей.

Приобретя нормальный человеческий облик, разведчик бодро углубился по гравиевой дорожке в лесопарк. Не доходя до условленного места — двух деревянных скамеечек над крутым спуском к Цюрихскому озеру — Николай остановился и присел за объемной старой сосной, держа под наблюдением все пешеходные и велосипедные дорожки.

Ждать пришлось недолго. Со стороны входа показалась одинокая фигура, неспешно бредущая к лавочкам. Кузнецов внимательнейшим образом обшаривал взглядом окрестности, стараясь уловить подозрительные моменты.

Более никого не было. Ничья тень в этот жаркий день не стлалась между соснами и совсем русскими березами. Только этот человек, Беат Люти, швейцарец американского происхождения, временно исполняющий обязанности исполнительного директора «UBS» и лично курирующий компанию «Аэробус-Лайнс», удовлетворенно опустился на одну из скамеечек и прикрыл глаза.

Он терпеливо ждал, давая время русскому шпиону оценить обстановку вокруг места, вокруг его персоны и, если вдруг возникнет хоть малейшее подозрение, то встреча не состоится — свою агентуру разведчики ценили превыше всего.

Беат Люти правильно оценивал степень своего риска. Да, он работал на деньги американцев, выполняя задание этой сумасшедшей рыжей кошки Брайтман.

Да, он был «подставой», призванной разоблачить русского шпиона. И громкий скандал отведет удара от «Аэробус». Американцы основательно попотели, уговаривая руководство швейцарского банка пожертвовать одним из своих ценнейших сотрудников и услать его за океан. А затем создать видимость приема на работу нужного им человека. И лишь когда на высоких уровнях было обещано подусмирить разохотившихся до швейцарских капиталов «жертв Холокоста» (численность которых сегодня превышала количество всех жертв Второй мировой), банк сдался.

Однако… Однако, он предполагал, акция американцев является не совсем официальной. И помимо примитивного шпионского скандала, преследовались и другие цели, о которых ему никто не спешил докладывать. Он не мог знать, увязывались ли эти цели с «Аэробус-Лайнс», но… нечто грандиозное витало в воздухе. Такое, к чему он стремился хотя бы прикоснуться! Но все великое и «грандиозное» проходило мимо. Его роль была мала и, прямо скажем, незаметна… Другого могла бы утешить мысль, мол, из таких вот винтиков и состоит слаженная машина большой политики. Но его это место не устраивало. Он хотел быть на самом верху! Необходимо серьезно поговорить с американкой после окончания «акции».

Единственный вывод, который он мог с большой долей уверенности принять, заключался в следующем — это не частная война Брайтман и ее русского толстого любовника, как можно было бы подумать. Как, наверное, и следовало думать непосвященным, тем кто не знал Лауру так как знал ее он! И это знание позволяло сделать вполне определенный вывод — ЦРУ ведет одну из своих «грандиозных» операций, не посчитав нужным, как обычно, поставить в известность своих швейцарских коллег из контрразведки. До поры до времени…

И для начала им зачем-то оказалось необходимым спровоцировать «шпионский скандал», причем на швейцарской территории, да так, чтобы об участии американцев никто не узнал… Теперь он был уверен, дело вовсе не в шпионах… Все гораздо тоньше… Недаром Брайтман получила аккредитацию в качестве представителя Федерального казначейства, а не другого учреждения. И для их замыслов «крупный клиент банка» Раменов оказался подходящей фигурой.

На какой-то миг Люти даже стало немного жаль этого русского — он представлял себе, для участников эта крупная закулисная игра не пройдет бесследно…

Но сорок тысяч родных швейцарских франков, стойких к любым финансовым потрясениям, Люти платили не за жалость. В конце концов он был профессионалом по «подставам». И ЦРУ уже не раз пользовалось его услугами, именно в качестве провокатора.

Но пока этих денег у него не было. Как обычно он получает плату после. Здоровый американский рационализм — ведь он в настоящее время рисковал ничуть не меньше этого русского дипломата, еще одной пешки, с которым в середине февраля его познакомил Кляйн. Вот почему в интересах швейцарца было соблюдать все правила и условия конспирации. Для родимых сограждан он впоследствии так и останется финансистом банка, которого пыталась завербовать российская разведка. Что и требовалось доказать… для обывателя.

За прошедший с момента их знакомства период Люти приложил максимум усилий, чтобы Николай поверил в него. И опытный провокатор с удовлетворением наблюдал за кошмарным темпом его российской разведкой. Наверное, в Москве требовали конкретных результатов, а уж он-то со своими рассказами о нелегальном потоке миллиардов албанских динар через счета Раменова попал, что называется, «в жилу»…

Размышляя обо всех этих перипетиях, Люти спокойно сидел на лавочке и ждал, пока русский дипломат подойдет к нему сам.

Рядом прошуршал гравий, и к обрыву протянулась тень. Швейцарец раскрыл глаза и приветливо улыбнулся:

— Добрый день, Николай.

— Здравствуй, Беат. — они давно перешли на «ты».

Кузнецов присел рядышком, пошуровал во внутренних карманах своей короткой кожаной куртки и передал Люти незапечатанный белый конверт. Тот улыбнулся и в свою очередь достал записную книжку, вырвал чистую страничку и написал расписку. Поставил подпись и протянул дипломату. Расписка скрылась в кармане Кузнецова. Обоюдная страховка…

— Должен заметить… мое руководство высоко оценило Ваше прошлое сообщение. Мы перепроверили информацию… — Кузнецов задумался. — И скажу Вам, в большей степени благодаря ей, в России вот-вот «накроется» крупная преступная группировка, на верхушке которой стоят очень и очень известные люди…

— Рад слышать. — усмехнулся Люти. — Хотя не скрою, конверт… — он похлопал себя по груди, — … радует меня больше.