— Почти правда. А он говорил вам о нем? — спросила Баккара, заметно смутясь.

Тюркуаза молча кивнула головой.

— Что же он говорил?

— Ах! — вскричала Тюркуаза. — Извините меня. Я безумная, я вонзила нож в ваше сердце.

Сказав эти слова, это отвратительное создание, умевшее принимать все формы и надевать все маски, заплакало и упало на колени перед Баккара.

Но Баккара растрогалась ненадолго и тотчас же овладела собой.

— Но в чем же вы извиняетесь, дитя мое, — сказала она совершенно спокойно, — какое же вы мне сделали зло? И какую только глупую историю рассказал вам этот Жермен?

Тюркуаза удивилась. Она живо приподнялась и отступила назад.

— Итак, это неправда?

— Что?

— То, что рассказывал Жермен.

— Посмотрим, моя милая, — сказала Баккара спокойно, — что он рассказывал вам?

— Но ведь вы должны будете очень страдать, если это правда.

— Ничего, говорите.

Эти два слова Баккара проговорила коротко, но очень отчетливо.

— Итак, — начала Тюркуаза, останавливаясь от нерешительности почти на каждом слове, — он сказал мне, что человек, которого вы любили… что этот человек — вор!

У Баккара даже и бровь не шевельнулась.

— И вы поверили.?

— Он сказал мне, кроме того, что однажды утром его арестовали здесь и что вы тогда лишились чувств.

Тюркуаза остановилась.

— Ну, что же еще?

— То, что, придя в себя, вы сделались точно помешанная, и с тех пор вас больше не видали.

— Все?

— Все. Только мне кажется, что я угадала сама остальное.

— Посмотрим, что же было, по-вашему?

— Мне кажется, что вы должны были воспользоваться вашим кредитом, чтобы спасти человека, которого вы так горячо любили.

— Вы это отгадали?

— Ах, — вскрикнула опять Тюркуаза, — так все это правда?

— Почти все. Его действительно арестовали, но он был совершенно невиновен.

Тюркуаза вздохнула гораздо свободнее.

— И вы спасли его?

— Да.

— И вы были… счастливы?

— Нет, — ответила Баккара глухо, — он не любил меня, потому что любил другую.

— Следовательно, он оставил вас?

— Я сама… Но скажите, моя милая, разве Жермен не сказал вам его имени?

— Он только сказал мне, что это был баронет высокого роста. Имени его он не знал.

— В самом деле?

— О! — продолжала между тем Тюркуаза. — Еще несколько дней тому назад я восхищалась вами — прежней очаровательной Баккара, я хотела и старалась принять вас за образец… но теперь…

Тюркуаза вздохнула еще раз и потупилась.

— А теперь? Ну, что же? — спросила Баккара.

— Я теперь восхищаюсь больше женщиной любящей, чем той, которая отличалась своим бессердечием.

— Но почему же это, моя милая?

— Потому что, — проговорила Тюркуаза вдруг изменившимся голосом, — потому что я, так же как и вы тогда, полюбила.

Баккара устремила на Тюркуазу свой ясный и пытливый взгляд — взгляд, проникавший до самого сердца, но Тюркуаза сумела его выдержать.

— В самом деле? Бедное мое дитя! — сказала Баккара. — Вы любите?

Тюркуаза молча положила свою руку на сердце.

— Послушайте! — тихо сказала она. — Я не знаю, что привело вас сюда, не знаю, чего вы хотите от меня, но, ради бога, , дайте мне время все высказать вам, потому что только одна вы можете понять меня и, быть может…

— Что?

— Дадите мне совет.

— Я вас слушаю, мое дитя!

Тогда Тюркуаза рассказала ей все, что мы уже знаем относительно того, как к ней перенесли Фернана Роше, как она ухаживала за ним, как выпроводила его, не умолчала о встрече в лесу и таким образом познакомила Баккара с тем, что произошло с Фернаном, начиная с его дуэли с виконтом де Камбольхом до последней катастрофы.

— Что же вы хотите сделать теперь? — спросила ее ласково Баккара.

— Вы видите мой костюм, — ответила Тюркуаза, — я тоже начала краснеть за свою прошлую жизнь и вспомнила про вас. Теперь Тюркуазы больше не существует, перед вами — Женни. Та Женни, которая наняла комнату за двести франков в год и хочет жить в ней трудами своих рук.

— Вы… вы решились на это?

— Да, — ответила она, — и если он любит меня… тогда, по крайней мере, никто не будет иметь возможности сказать, что я расточаю его состояние. Мне лично нужна только одна его любовь.

Тюркуаза замолчала и принялась вздыхать.

Баккара вдруг встала со своего места. Резким движением головы она откинула назад свою шляпку, из-под которой высыпались ее густые и блестящие белокурые локоны.

В то же время глаза раскаявшейся развратницы блеснули молнией, и на ее губах появилась презрительная и гордая улыбка.

Госпожа Шармэ превратилась в Баккара, в то отчаянное создание, которое когда-то привлекало к себе всю молодежь.

Она имела громадное преимущество перед Тюркуазой, будучи красивой и многознающей женщиной.

— Ты очень хитра, моя милая, — сказала она едким, насмешливым голосом, обвив ее своим молниеносным взглядом, — но ты забыла, что я Баккара.

Это быстрое превращение смутило бы и поразило всякую другую женщину, но не белокурую Женни, молодую ученицу баронета сэра Вильямса.

Баккара в эту минуту сияла смелостью, решимостью и энергией. При ней не было только кинжала, чтобы напомнить сцену в доме умалишенных, где она так ловко вынудила Фанни выдать ее тайну.

Но надо сказать правду, что Женни была ей достойной соперницей.

Она скоро оправилась и со спокойным, улыбающимся лицом приготовилась к битве.

— Или вы помешаны, — сказала она наконец, — или вы находитесь под влиянием прилива крови к голове.

— Вы ошибаетесь, моя милая, — ответила Баккара.

— Или вы любите того же, кого и я.

— Это последнее верно.

Баккара говорила совершенно хладнокровно, и Женни поняла, с какой соперницей она имеет дело.

Случается, что тишина бывает иногда страшнее бури. Женни в свою очередь замолчала и ждала, чтобы Баккара высказала ей свою волю.

— Послушай, моя милая, — начала Баккара, садясь в кресло, — я сделала тебе честь, выслушав тебя, и за это, я полагаю, ты также доставишь мне удовольствие выслушать меня.

— Прошу вас говорить, — пробормотала Тюркуаза.

— Я старше тебя, моя милая, — продолжала Баккара, — а судя по тому, что тебе известна моя прошлая жизнь, ты можешь быть уверена, что я держу свое слово.

Тюркуаза не забыла вздрогнуть и вообще обнаружить испуг.

— Слушай же, — продолжала Баккара, — тот, про которого ты только что говорила, уверяя меня, будто бы любишь его, — любим мною уже четыре года, и для него-то я переменила образ своей жизни.

Женни не преминула сделать движение удивления, смешанного с испугом.

— Итак, я позволю себе допускать, что и ты любишь его… действительно любишь, но для этого нужно, чтобы ты доказала это.

— Взгляните на мою одежду! — Это не доказательство.

Тюркуаза подбежала к столу, живо открыла ящик его и сказала:

— Вот, вот, смотрите.

Она вынула при этом из ящика пакет, сорвала с него печать и положила перед Баккара все, что в нем находилось.

— Вот, смотрите, — продолжала она, — вот купчая крепость на этот дом, купленный виконтом де Камбольхом, моим бывшим любовником, а вот и его дарственная запись, подписанная им же.

— Далее? — заметила сухо Баккара.

— Вот обязательство в сто шестьдесят тысяч франков, под три процента, а вот еще другое, приносящее мне шесть тысяч ливров дохода.

— Что же это доказывает? — спросила Баккара.

— Взгляните на адрес. Баккара взглянула и прочла: «Господину виконту де Камбольху».

— Что же, ты хотела возвратить ему это? — спросила она.

— Да, — ответила Тюркуаза, — вот прочтите это письмо.

Баккара взяла у нее листок бумаги и прочла его: