— Это дьявол!

— Единственный человек, которого она любила целую неделю, был барон д’О.

— Но ведь она же жила с ним четыре года.

— Он ее любил благодаря нежной почтительности, которую она оказывала ему.

— Что дальше? — спросил молодой человек, которого начал интересовать этот рассказ.

— В один прекрасный или, может быть, даже и не прекрасный день Баккара исчезла.

— Из Парижа?

— Нет, со света.

— Что это за шутки?

— Я и не думаю шутить над умершим другом, — ответил барон де Манерв. — Однажды вечером бедный д’О. пришел ко мне — это было, сколько мне помнится, ровно за год до его смерти: «Друг мой, — сказал он мне, — я хочу посоветоваться с тобой». — «Я слушаю тебя», — ответил я, будучи поражен его необыкновенной бледностью. — «Баккара не любит меня больше». — «Ба! — заметил я тогда ему. — Ты это только теперь заметил?» — «Я это знаю, — сказал он, — но только выразился не так». — «Ну так что же?» — «Я хочу сказать, что она оставила меня». — «Что?» — невольно переспросил я. Он молчал и тяжело дышал. Так прошло несколько минут. — «Я более ничего не знаю, — продолжал он, наконец, — все дело представляется мне в тумане, и я знаю только то, что она кого-то сильно полюбила». — «Ты, мой друг, бредишь, — заметил я. — У Баккара нет сердца». — «Верно, нашлось», — ответил он, подавая мне листок почтовой бумаги, то есть письмо от Баккара, где она извещала его, что не хочет больше жить с ним, так как она безнадежно любит одного человека, а потому и оставляет свет и поступает в сестры милосердия.

— Ну!

— Ну, д’О был просто в отчаянии и хотел даже застрелиться.

— Мой милый, — посоветовал я тогда ему, — у нас есть лекарства от любви: самоубийство, время и путешествие. Поезжай в Италию, Турцию, Грецию, возвращайся назад, конечно, через Германию, ну, и если по возвращении ты не вылечишься от своей болезни — тогда покончи с собой. Барон последовал моему совету, путешествовал целый год, вернулся таким же больным, как и при отъезде, искал какой-нибудь ссоры и, наконец, был убит на дуэли.

— Ну, а Баккара?

— Баккара стала его наследницей. Но какое употребление сделала она из этого богатства… это тайна.

— Разве ее больше не видели?

— Никогда.

— И вы думаете, что это она сидит с Альфонсиной?

— Готов побожиться.

Говоря таким образом, они не теряли из виду ландо и, проехав за заставу, повернули в аллею Нельи и въехали воротами Мальо в лес.

— Пришпорьте вашу лошадь, — предложил барон, — и мы их сейчас же нагоним.

Топот скачущих лошадей был услышан едущими в ландо, и госпожа Сент-Альфонс обернулась назад.

— Взгляните, — шепнула она Баккара, — вот и мой граф.

Баккара повернулась. В это время молодые люди приблизились.

— Pardieu! — вскрикнул барон. — Но ведь это Баккара!

— С костями и телом, — ответила молодая грешница, — но это тайна. Т-с-с!

И при этом она приложила палец к губам.

— Отлично! — заметил барон. — Вы мне расскажете об этом после, а теперь, — добавил он, — милейшая Баккара, позвольте представить вам моего друга, графа Артова.

Баккара ответила на поклон графа, как герцогиня.

— Хотите узнать две почти невозможные вещи? — продолжал, смеясь, барон.

— Говорите, я вас слушаю.

— Женщина, вернувшаяся с того света…

— Это верно.

— И мужчина, который не способен состариться.

— Граф Артов исключение, — сказала холодно Баккара.

— Но, однако, это исключение подтверждает правило, — прибавил барон де Манерв.

— Господа! — заметила Баккара. — Я начинаю принимать у себя со следующей среды. Позвольте мне начать мои приглашения с вас.

Молодые люди поклонились, она молча простилась с ними кивком головы, сделала рукой знак, и ландо поехало дальше.

— Сегодня же вечером, — заметила Баккара госпоже Сент-Альфонс, — весь Париж будет знать, что я воскресла.

И в самом деле, не успело ландо сделать тур по лесу, как уже Баккара успела поменяться двадцатью поклонами со светской молодежью.

В пять часов они вернулись домой.

— Милочка, — сказала Баккара своей бывшей приятельнице, — наверное, молодой граф приедет к тебе сегодня вечером. Ты, верно, знаешь, что ты должна делать?

— Ты делаешь мне большую честь своим доверием, и я постараюсь оправдать его.

— Прощай, — ответила ей на это Баккара, ловко выскакивая из своего ландо, — прости меня, что я не приглашаю тебя обедать сегодня, но я еще не устроилась. Я надеюсь, что ты уступишь мне завтра место в твоей ложе в опере. Прощай!

Баккара вошла к себе, заперлась в своем будуаре, бросилась на колени и залилась горькими слезами. Бедная актриса не была больше на сцене, и госпожа Шармэ плакала о гнусной роли порочной Баккара.

Барон де Манерв и его молодой друг вернулись из лесу около пяти часов, пообедали вместе и потом поехали в свой клуб около девяти часов вечера.

Граф Артов был немного навеселе.

— Милый барон, — сказал он, — знаете ли вы, что Баккара восхитительная и очаровательная женщина?

— Проклятие! Кому же это вы говорите? И если вы только хотите хоть отчасти поделиться с ней вашими миллионами…

— Ну, так что же тогда?

— То, что она сумеет отлично обобрать вас.

— И полюбить меня?

— Нет, вы слишком богаты, и притом же ведь у ней нет сердца.

— Но… ведь она же любила…

— Этим-то еще хуже. Такие женщины, как она, любят только один раз, но она будет с вами восхитительна и сделает вам даже честь.

Говоря таким образом, барон вошел в хорошенькую курительную комнату, примыкавшую к большой зале клуба.

В этой комнате человек двенадцать молодых людей играли в карты.

Между ними находились уже знакомые нам виконт де Камбольх и Оскар де Верни, то есть Рокамболь и Шерубен.

Несмотря на значительные суммы, лежавшие на зеле-, ном поле, игра шла очень вяло. Играли небрежно, но зато говорили с большим одушевлением. Новостью дня было воскрешение Баккара.

Даже Рокамболь не хотел этому верить.

— Господа! — заговорил один из игроков. — Даю вам слово, что та особа, которую мы видели сегодня в лесу, была, наверно, Баккара.

— Но ведь она умерла, — заметил один из не верящих этому известию.

— Я сам видел ее.

— Но я все-таки не верю.

— Господа! — заметил важно виконт де Камбольх. — Я могу засвидетельствовать, что Баккара жива.

— Слышите!

— Но в лесу вы видели не ее.

— Ее!

— Я убежден в противном, — проговорил опять Рокамболь.

— Вы ее знаете?

— Никогда даже и не видал.

— Так на чем же вы основываетесь?

— Это моя тайна.

— Господа! — проговорил, входя, барон де Манерв. — Я м[5гу вас уверить, что доказательство виконта недействительно.

— Что? — произнес придирчиво и вызывающе Рокамболь.

— Я видел Баккара, — продолжал барон.

— Вы ее видели?

— Да, и даже говорил с ней.

— Черт возьми! — подумал Рокамболь. — Может быть, тут замешан сам сэр Вильямс, а потому лучше замолчим и послушаем. — И вслед за этим громко добавил:

— Если вы, милостивый государь, говорили с нею, то я беру назад свои слова.

— А я приглашаю вас на ее первый зимний бал, — ответил барон. — У ней танцуют в следующий четверг.

— Это странно, — заметили в толпе.

— Да, но тем не менее вполне верно.

— Но откуда же она явилась?

— Этого никто не знает.

— Она богата?

— Кажется — будет.

— Что? — послышалось с разных сторон почти одновременно.

— Мой молодой друг, — проговорил барон, указывая пальцем на молодого графа, — хочет позаботиться об ее будущности.

— О, господа, это еще не решено, — заметил скромно граф Артов.

— Тем лучше! — проговорил чей-то голос. Все обернулись к говорившему.

Это был Оскар де Верни — Шерубен.

— Черт возьми! — засмеялся барон, — верно, и у вас, г. Верни, есть притязания на нее.

— Милостивый государь! — ответил ему на это холодно Шерубен. — Если вы мне позволите, то я вам расскажу мою генеалогию. И потом уже пойду далее.