— Здравствуй, моя милая сестра, — сказала она.

И Баккара, подобно Андреа, тихо отняла от нее свои руки и чуть слышно прошептала:

— Ах, сударыня, я даже недостойна поцеловать подол вашего платья.

Тогда граф Арман де Кергац взял Баккара и Андреа за руки и сказал:

— Вы оба раскаявшиеся, и раскаяние ваше спасло и подняло вас, соединитесь для общей цели и блага: вы оба вполне достойны сражаться под одним знаменем, бороться против распространения зла.

Баккара взглянула тогда на Андреа, и сердце ее мгновенно похолодело.

Ей казалось, что какой-то тайный голос шептал ей:

— Может ли этот чудовищный злодей раскаяться когда-нибудь?! Нет и нет!

Покуда все это происходило в отеле графа де Кергаца, на противоположном конце Парижа, то есть в предместье Сент-Оноре, на углу маленькой улицы Берри, впрочем, несколько позже, разыгралась сцена совершенно противоположного характера.

Была уже глубокая ночь, и весь Париж, окутанный густым туманом, покоился глубоким сном.

В то время, когда на часах церкви св. Филиппа било одиннадцать часов, несколько человек, пришедших с разных сторон, прошли незаметно в улицу Берри и потихоньку проскользнули в двери одного простенького домика этой улицы.

Эта дверь вела в длинный и темный коридор, который оканчивался не лестницей в верхний этаж дома, но, наоборот, спускался вниз под землю. Когда первый из посетителей отсчитал пять ступеней, то он, был внезапно схвачен, и чей-то голос глухо спросил его:

— Куда вы идете — может быть, вы хотите украсть мое вино?

— — Любовь очень полезная вещь, — ответил этот ночной посетитель.

— Хорошо, — сказал ему на это голос.

И вслед за этим отворилась дверь, и лестница несколько осветилась.

Через несколько секунд посетитель вошел в подземную залу, которая вполне достойна коротенького описания.

Это было попросту отделение большого винного погреба, по стенам которого стояло около дюжины кресел.

Затем на опрокинутой бочке лежала доска, а посредине погреба стоял стол, на котором помещалась лампа.

Перед столом стояло кресло.

Оно служило председательским местом для главы этого общества.

Около лампы на столе лежала толстая книга, но тот, кто бы посмотрел ее, наверное, был бы не в состоянии определить, на каком языке она написана.

Человек, который встретил первого посетителя, задавал свой вопрос еще пяти человекам и получал всякий раз от каждого из них все тот же ответ; наконец, запер дверь на ключ и занял свое председательское место.

Этот человек был еще очень молод. Ему было не больше восемнадцати-двадцати лет. Впрочем, никто не мог решить этого вопроса. Он был одет, как одевались тогда все богатые и независимые молодые люди.

Несмотря на его молодость, во всей его фигуре проглядывала какая-то особенная самоуверенность и наглая насмешка над всем миром.

А его взгляд, казалось, господствовал над всеми шестью человеками, которых он впустил.

Все шесть посетителей были закутаны в длинные черные плащи.

Когда они сняли их, то председатель этого собрания оглядел каждого из них испытующим взглядом.

Первый из вошедших в залу и сидевший ближе всех к столу был человек уже пожилых лет, высокого роста, худощавый, украшенный множеством орденов и в парике. Во всей его фигуре проглядывало что-то военное.

Председатель, обратился к нему и сказал:

— Здравствуйте, майор, вы очень аккуратны. Второму из этого общества было не больше тридцати лет. Он носил длинные волосы и вообще смахивал на артиста.

— Здравствуйте, Фидиас, — сказал председатель, указывая место с левой стороны стола.

Третий был не старше самого председателя.

Он принадлежал к числу тех молодых людей с лорнеткой в глазу и с маленькими закругленными усиками, которых мы можем видеть постоянно в первом ряду кресел на всевозможных пикантных спектаклях и концертах и вообще во всех салонах среднего общества.

Но, как и у президента, у него был насмешливый и дерзкий взгляд.

— Здравствуйте, барон, — сказал опять председатель. Четвертый из этого общества совершенно отделялся от трех первых.

Это не был элегантный денди или молодой светский человек, ухаживающий за актрисами и посещающий Торгона и английское кафе, но он был просто ливрейный лакей.

Но это был не простой лакей, а слуга, доверенное лицо своего господина, человек в таком возрасте, что мог с успехом ухаживать за горничными и камеристками и подчас исполнял роль провинциальных дядюшек и деревенских нотариусов.

Поклон, с которым обратился к нему председатель, заключал в себе столько любезного и таинственного, что ясно указывал на то, как высоко его ценят.

Пятый из них был уже пожилой, старик, но старик крепкий, привычный к разным упражнениям.

Его лицо было покрыто странными следами каких-то знаков. Были ли это следы оспы, или ожога купоросом, или порохом, это невозможно было решить, это была глубокая тайна.

Он был одет так, как будто собирался ехать на бал.

И, наконец, шестой и последний из всего этого общества был самым странным существом высокого роста и почти оливкового цвета. Его короткие курчавые волосы вились, как у барана.

В среде, где он жил, его называли Шерубен де Шармер.

Когда все посетители заняли свои места, то председатель еще раз поклонился им общим поклоном и занял свое место.

— Господа, — начал тогда он, — наше общество, основанное нами под названием «Клуб червонных валетов», состоит в настоящее время из двадцати четырех членов, в большинстве случаев незнакомых один другому, что и составляет большую гарантию для управления.

Шесть членов этого общества, не видавшиеся никогда между собой, посмотрели с большим любопытством друг на друга.

— Каждый из вас, — продолжал председатель, мог познакомиться раньше с законами нашего клуба, прежде чем войти в число его членов, главным условием для которого должно быть безусловное повиновение нашему таинственному начальнику, которого знаю только я один.

Все шесть членов клуба молча поклонились.

— Итак, — продолжал председатель, сегодня вас соединило здесь приказание нашего начальника, чтоб вы могли познакомиться, так как вам предстоит работать почти всем сообща.

Мы находимся у конца одной операции, которая может принести нам баснословное богатство.

При этих словах обществом овладело особенное внимание.

В чем заключаются планы нашего начальника, я не знаю хорошенько. А мои обязанности заключаются только в том, чтобы дать вам известного рода инструкции.

— Вы, господин майор, бываете в свете?

— Да.

— И вы знакомы с маркизой Ван-Гоп?

— Да, — ответил опять майор Гарден, махнув утвердительно головой.

— У нее в среду бал, — продолжал Рокамболь.

— Слышал.

— И вас пригласят, вероятно, на него?

— Конечно.

— Ну-с, так потрудитесь представить вот этого молодого человека маркизе, — проговорил председатель, указывая на того из членов клуба, который назывался Шерубен.

Майор молча взглянул на него и поклонился. Затем Рокамболь обратился к лакею в ливрее. — Вы жили у герцога Шато-Мальи?

— Да, — ответил тот.

— И, вероятно, хорошо изучили его привычки?

— Да, я всегда старался изучать характеры своих хозяев.

— г — Отлично. Это нам пригодится. Итак, вам отказал герцог?

— Я сам сделал это по вашему требованию.

— Ну, да, я и говорю это.

— Вы отправитесь на улицу Сент-Луи к слесарю и, зайдя в его лавочку, скажете ему: «Я видел Николо» — и вслед за этим закажете ему сделать два ключа по образцу, который должен быть у вас, если вы исполните мои инструкции.

Ливрейный лакей молча вынул из кармана ключ.

— Теперь, господа, я закрываю заседание, — проговорил Рокамболь.

Все последовали его примеру и, одевшись, молча вышли из погреба.

Проводив их, Рокамболь запер дверь и вошел за перегородку комнаты, где находился уже известный нам сэр Вильямс в смиренном костюме Андреа.