Я уже говорила, что он был красив. В тот миг его красота и особенно чисто южный тип его внешности напомнили мне красоту мятежного ангела из поэмы Мильтона «Потерянный рай» — эта книга имелась в нашей библиотеке, и я часто на досуге разглядывала в ней гравюры. Поэтому, увидев жениха, я пришла в ужас и закричала:

«Не подходите ко мне!»

«Я пришел попросить у вас прощения, — сказал он, — и заодно пообещать, что больше не позволю себе подобной вольности до тех пор, пока не стану вашим мужем».

«Никогда! Никогда!» — воскликнула я и убежала.

Вернувшись в дом, я поспешила в библиотеку — мне не терпелось убедиться в сходстве между господином де Монтиньи и героем поэмы Мильтона.

По воле случая они и в самом деле были похожи, и я довольно долго не могла отвести глаз от рисунка в книге.

Но вот меня позвали обедать. Я спустилась вниз, трепеща, но господин де Монтиньи уже покинул усадьбу и должен был вернуться лишь через день, то есть в день свадьбы.

В тот вечер госпожа де Жювиньи долго поучала меня, пытаясь объяснить разницу между мужем и другими мужчинами, а также дать представление о супружеских правах и тех преимуществах, что жених получает после помолвки. Я почти ничего не слышала из ее слов: мой взор был устремлен в самый темный угол гостиной, и мне чудилось, что я вижу во мраке бледное лицо господина де Монтиньи с белоснежными зубами и сверкающими глазами.

Поскольку я молчала, мачеха решила, что убедила меня, и вскоре ушла.

Разумеется, я не сказала ей ни слова о сходстве господина де Монтиньи с князем Тьмы.

Простите, что я задерживаюсь на таких глупостях, — сказала г-жа де Шамбле, — к сожалению, они определили мою дальнейшую судьбу.

Вернувшись в свою комнату, я нашла на столе хотя и не чужую, но неизвестную мне книгу; как и на всех книгах в нашей библиотеке, на ней стоял вензель моего отца. Открыв книгу, я прочла:

«Подлинная история судебного дела чародея Юрбена Грандье и бесноватых монахинь Лудёна».

Позвав Жозефину, я спросила:

«Кто положил сюда эту книгу?»

Кормилица явно удивилась и сказала:

«Я не знаю».

Заметив на книге знак нашей библиотеки, она добавила:

«Наверное, вы сами принесли ее во сне, как бывало и раньше».

Это было возможно, и я не стала возражать. Отослав Жозефину, я помолилась перед своей маленькой Богоматерью, разделась и легла в кровать.

Затем я протянула руку за книгой.

Вы несомненно читали ее и, следовательно, знаете, о каких странных явлениях в ней говорится.

По правде сказать, многие из них остались для меня неясными, но имена Сатана, Астарот и Вельзевул, встречавшиеся на каждой странице, настолько совпадали с тем, о чем я думала, что мое предубеждение против господина де Монтиньи лишь возросло.

В ту ночь я почти не спала и глотала страницу за страницей, дрожа от ужаса.

Хуже всего я поняла те места, где шла речь об одержимых, но чем более загадочными и туманными они казались, тем сильнее был внушаемый ими страх. Два-три раза я даже вспомнила об аббате Морене, подумав, что, невзирая на инстинктивное отвращение к священнику, я рассказала бы ему о своих опасениях, если бы он не уехал из Жювиньи.

Следующий день принес мне много волнений. Я снова убежала к ручью, скрывшись от чужих глаз. Никто не тревожил меня, так как все полагали, что, несмотря на свой юный возраст, я размышляю об ожидающих меня переменах.

В тот же вечер я отправилась на исповедь. Хотя до сих пор я совершала лишь мелкие проступки, мне пришлось последовать общепринятой традиции, согласно которой перед венчанием следует получить отпущение грехов.

Войдя в церковь, я затрепетала — кругом было темно, лишь одна лампада горела на клиросе. Впервые я должна была исповедоваться новому священнику и заранее приготовила список грехов, заимствованный из тех брошюр, что печатают для детей.

Меня сопровождала Жозефина. Остановившись в десяти шагах от клироса, она начала молиться.

Я направилась к исповедальне и встала на колени.

Тотчас же послышались шаги священника.

Эти неторопливые, размеренные и торжественные шаги, скорее подобные степенной тяжелой поступи античного Возмездия, нежели легкой быстрой походке христианского Прощения, приближались к исповедальне по холодным сырым плитам, гулко отдаваясь в моем сердце.

Я не решалась оглянуться.

Безмолвный священник закрыл за собой дверь, слегка коснувшись сутаной моего платья.

Я почувствовала его горячее прерывистое дыхание у решетки, отделяющей кающихся от духовника, и живо отпрянула: казалось, на меня нахлынули те же чувства, что я испытала, когда лежала без сознания в ризнице.

Я оцепенела, как птица, зачарованная змеей, и хранила молчание, хотя мне следовало заговорить первой.

«Начинайте, мое дорогое дитя», — произнес священник после недолгой паузы.

«О! Это вы?» — вскричала я, узнав голос аббата Морена, и тотчас же поняла, отчего его походка и дыхание вызвали у меня знакомые ощущения.

«Да, дочь моя, — ответил он, — я пришел, чтобы вырвать вашу душу из когтей дьявола. Не опоздал ли я?»

«Ах! — воскликнула я. — Значит, это правда?»

«Что вы считаете правдой, дорогое дитя?»

«Что господин де Монтиньи…»

Я не посмела договорить.

«Господин де Монтиньи, — подхватил священник с непередаваемой ненавистью, — еретик. Он уже обречен на адские муки и увлечет вас за собой в ад».

«О святой отец, — пробормотала я, — я так и думала».

«Бедное дитя, от вас хотят поскорее избавиться, бросая в объятия первого встречного. Именно поэтому прогнали меня и теперь торопятся заключить богопротивный брак. Они надеялись, что я об этом не узнаю, но ошиблись: я здесь и готов вас защитить».

Мурашки пробежали у меня по коже. Этот защитник почему-то казался мне более опасным, чем тот, от кого он собирался меня спасать.

«К сожалению, — продолжал аббат мрачным тоном, — я не могу защищать вас открыто. К сожалению, вы не посмеете пойти против воли мачехи, сказав у подножия алтаря слово „нет“«.

«Да, ни за что не посмею», — согласилась я.

«Я в этом не сомневался, — сказал священник. — И все же, когда вы станете женой этого человека, сможете ли вы противостоять ему?»

«Я не понимаю вас, святой отец, — ответила я, — почему я должна сопротивляться и что за опасность мне грозит?»

«Вы читали в Священном писании историю одержимого, которого исцелил Христос?»

«Да, святой отец».

«Так вот, вам грозит опасность сделаться бесноватой».

«Как монахини из Лудёна?» — вскричала я.

«Значит, вы читали эту благочестивую книгу?»

«Вчера каким-то чудом она оказалась в моей комнате».

«Что ж, больше мне нечего вам сказать. Господин де Монтиньи — еретик, один из тех проклятых Богом людей, против которых, к несчастью, нынешнее правосудие бессильно, в отличие от времен кардинала де Ришелье и отмены Нантского эдикта. Если вы когда-нибудь окажетесь в его власти, вы погибли».

«Святой отец, но ведь завтра, в десять часов утра, я стану ему принадлежать».

«Не совсем так, дочь моя. Вы станете его женой, но брак и обладание — это разные веши».

«Что такое обладание?» — спросила я.

«Разве вы не читали об этом в книге о лудёнских монахинях?»

«Я читала, но не все поняла».

«Ну что ж, — произнес священник странным тоном, — раз те, кому следовало предупредить вас об опасности, забыли это сделать, мне придется сказать вам все».

А затем, — продолжала г-жа де Шамбле, — он, в самом деле, сказал мне все.

О святое таинство исповеди, разве мог предположить тот, кто установил тебя, что кто-нибудь попытается однажды уклониться от твоего пути, отдалиться от твоей цели!

Слова священника прояснили для меня то, что оставалось неясным в рассказе о бесноватых монахинях из Лудёна. Аббат помог мне разобраться в чувствах монахинь, в которых они себя винили, считая это делом рук дьявола, более того, он подверг их чувства безжалостному анализу. Слушая эти непристойные речи, я опустила голову, чтобы не видеть священника, потерявшего всякий стыд. Раз десять я готова была сказать ему: «Довольно, ради Бога, хватит!» — но не посмела. Я лишь заткнула уши и перестала слушать.