Император зарычал и, сбросив одежду, навалился на Гездемону, обхватил руками, чувствуя вместо шелковистого тепла кожи мраморный замогильный холод…

— О, Кром Кройх!

Сколько себя помнил, Пулад всегда хотел жить богато и славно. Нет, под славой он разумел вовсе не военные походы, а исключительно роскошь, пиры и многочисленных любовниц, которых был долго лишен, попав в плен к еретикам. Близко сойдясь с Хрисохиром, хитрый ромей, казалось бы, мог вздохнуть свободнее, да не тут-то было. Ну где там показному аскетизму Тефрики до утонченного разврата столицы мира! Слава Богу — нет, Сатане! — Хрисохир в последнее время стал проявлять несвойственный ему прежде пыл, возжаждав развлечений самого нехорошего плана. Ну, это он такой сейчас, а как поведет себя, став императором? Да и станет ли? Вряд ли еретики смогут победить империю, Пулад знал это лучше многих других — ведь он был ромеем, воевавшим в императорском войске, и он же стал приближенным еретика Хрисохира. Он имел возможность сравнивать, и сравнение это, по большому-то счету, было вовсе не в пользу апостольских братьев. Разве что гонору у них было больше, ну, это после побед, ясно. Да, еретики разграбили Никею, Никомидию, Эфес, но в действие против них вступили только лишь восточные силы империи под командованием зятя базилевса Христофора, а ведь были еще западные, были союзники, были легионы не знающих смерти катафрактов — закованных в сталь имперских всадников. И был огненосный флот! Флот империи, пожалуй, не знал себе равных. И самое главное — ромеи были богаты, очень богаты, просто бесстыдно богаты, хозяйство было на подъеме, тут соотношение совсем не в пользу еретиков. А кто сильнее деньгами — тот сильнее всегда! А что еретики захватили Никею… Так одно дело — тактический успех, и совсем другое — стратегия, уж в этом-то Пулад разбирался.

Что такое?

Услышав приближающиеся шаги, ромей выглянул из шатра. Хрисохир? Нет, вождь спит в центре лагеря, а он, Пулад, должен присматривать за часовыми, чтоб не заснули, собаки…

— Господин, — тихо окликнул подошедший — ромей узнал Истому.

— Чего тебе? Кто-то пробрался к обозу с тайным умыслом?

— Нет, скорей, не к обозу. Там купец из Смирны, говорит, что тебя хорошо знает.

— Меня?

— Наверное, надеется выгодно сбыть свой товар.

— Еще бы! — Пулад усмехнулся, накинул на плечи длинную шерстяную мантию. — Пошли посмотрим, что там у вас за купец.

Они прошли на окраину лагеря. У возов горел небольшой костерок, около которого сидели двое — варяг Лейв и незнакомец в плаще с накинутым на голову капюшоном. Пулад подошел ближе.

— Ты, что ли, купец?

Ничего не ответив, сидевший у костра человек поднялся, откинул с головы капюшон. Красивое лицо ромея вдруг исказилось страхом.

— Никомед!

— Вижу, узнал. — Никомед улыбнулся в бороду.

— Если ты пришел меня убить, я подниму тревогу, — оглядываясь, быстро предупредил Пулад.

— Не успеешь! — осклабился Никомед, и Пулад почувствовал, как кто-то схватил его за руки. Обернулся — ну да, это они — Истома с варягом. Иуды!

— Прости, но так просто не сбегают с каторги, — усмехнулся Истома.

— Особенно с Киренаики, — подтвердил Никомед. — Я, как-никак, моряк, не забыл?

— Помню. — Пулад потерянно кивнул. — Интересно, что ты делаешь на суше?

— Пришел за тобой… Нет, не за тем, чтоб убить, это могли сделать и мои слуги. Мы с тобой прогуляемся немного… Хочу, чтобы ты посмотрел кое-что.

Подумав, предатель не стал отказываться — слишком уж настойчиво было сделано предложение. Закутался поплотнее в плащ, сел в седло подведенного Истомой коня и доверил свою судьбу когтистым дланям дьявола. Миновав дальние посты — а стражи-то, выходит, подкуплены! — все четверо — Никомед, Пулад со связанными за спиной руками и Истома с Лейвом — обогнули по узкой тропе высокие скалы и спустились в предгорья. Впереди, за целой стеной кустарника, не так уж и далеко, горели дрожащие оранжевые огни — то жгли на стенах костры защитники Вафириака.

— Не туда смотришь, Пулад. — Никомед оглянулся. — Во-он, ближе.

Предатель присмотрелся и почувствовал, как заныло сердце: то, что он принял за плотную стену кустарника, оказалось войском. Пулад узнал гордость императорской армии — катафрактов, за ними блестели щиты тяжелой стратиотской пехоты, еще дальше — союзники — болгары или мадьяры в остроконечных шапках. Боже, как же их много!

— Кажется, на этот раз ваш хваленый Хрисохир попал в ловушку! Задумайся о своей судьбе, Пулад.

— Уже задумался, — отрывисто буркнул предатель. — Чего ты хочешь?

— Голову!

— Голову?

— Голову Хрисохира. Не я хочу — базилевс.

— Что ж. — Пулад кивнул. Предавший раз, предаст и другой, и третий. Посмотрел на Истому с Лейвом: — Эти помогут мне?

— Всенепременно!

Над черными скалами медленно поднимался красный рассветный круг солнца.

— Ромеи! — Оказавшись в лагере, Пулад первым делом бросился к шатру Хрисохира.

— Что? — Вождь апостольских братьев, едва успев натянуть кольчугу, вскочил на коня. — Трубите сбор и выход!

Завыли рожки, загрохотали литавры, войско еретиков выстраивалось для похода.

— За мной! — обернувшись, махнул рукой Хрисохир, он вовсе не был трусом.

Войско павликиан спустилось в предгорья, на ходу перестраиваясь для атаки. Вот они — белые стены Вифириака! А жители его — тупые ослы! Они что, забыли, что стало с Никомидией, Нике-ей, Эфесом?

Снова загрохотали литавры. Хрисохир привстал в седле и сквозь зубы бросил лишь одно слово:

— Вперед!

Сотники передали приказ командира. Войско пришло в движение. Первой двинулась конница — любо-дорого было смотреть, как окружают город сотни уверенных в себе воинов на быстрых конях. Над головами развевались разноцветные бунчуки. Качались, блестя на солнце наконечниками, копья. Предчувствуя бой, грызли удила кони. Рассыпавшись мелкой рысью, конница рвалась в битву. За ней, проваливаясь в песок, едва поспевала — а в большинстве случаев и вовсе не поспевала — немногочисленная пехота. Во-он впереди выскочил из-за стен конный отряд. Безумцы! Что смогут сделать они против куда как превосходящей их числом конницы братьев? Вот уже скрестились сабли, лязгнула сталь, сталкиваясь, вскинулись на дыбы кони.

— А-а-а!!! — Хрисохир с радостным криком ворвался в гущу врагов, напополам разрубив сунувшегося под меч воина, оглянулся — апостольцы уверенно наступали. Повсюду слышались крики, стоны раненых, злой хрип лошадей. Вождь еретиков ударом копья выбил из седла наскочившего на него воина, повернулся к другому… Что это? Показалось? Нет… Тренированный глаз его вдруг увидел, как из-за скал появляются блестящие точки. Точки быстро приближались, уже не осталось сомнений — то двигалась броненосная конница катафрактов. А за ней, чеканя стальной шаг, шла тяжелая стратиотская пехота.

— Назад! — предчувствуя неладное изо всех сил закричал Хрисохир. Но было уже поздно. Уже, как нож в масло, вторглись в гущу боя конные тяжеловооруженные катафрактарии, сминая все на своем пути, шла по трупам убитых и раненых броненосная пехота.

— Слава базилевсу! Слава!

— Чего ж ты ждешь, Хрисохир? — вдруг послышался голос. — Спасайся! Еще не все потеряно — стены Тефрики крепки, а защитники отважны.

— И в самом деле. — Хрисохир усмехнулся и, развернув коня, поскакал в горы. За ним едва поспевали верный слуга Диаконица и прочие слуги.

Вот и горы. Спасительные горы. Вон, скорей в то ущелье. А там — горными тропками вверх, и все — свобода. Ищи — не поймаешь.

Вдруг мимо просвистела стрела. Хрисохир оглянулся и не поверил своим глазам.

— Пулад? Зачем ты стреляешь в меня? Что я тебе сделал плохого?

Ромей нехорошо усмехнулся.

— За благодеяния твои воздам тебе сегодня!

Хрисохир поворотил коня, задумав сразиться с предателем, но предатель оказался ловчее и живо всадил копье в бок предводителю братьев. Потеряв от боли сознание, тот свалился с коня. Верный слуга Диаконица, подбежав, положил голову на колени своего обожаемого хозяина и зарыдал. Пулад спешился, подошел ближе. Варяг Лейв опередил его — оттолкнул слугу и, взмахнув мечом, отрубил голову лежащему без чувств Хрисохиру.