Ответ от мистера Эдвина Торнби пришёл незамедлительно. Двести фунтов. Это было много больше того, на что рассчитывал Тэлбот, риск казался минимальным, похоть жгла, и теперь мысль, которой мистер Тэлбот раньше, в общем-то, просто забавлялся, приобрела реальные очертания. Глупость девицы тоже была, бесспорно, обстоятельством и полезным, и провоцирующим…

Предстояло решить, направиться ли в Рединг или выбрать Солсбери, где у Вивьена Тэлбота тоже были соответствующие связи? Потом Тэлбот уверенно остановился на Рединге — ведь дурочку надо уверить, что они направляются в Гретна-Грин, а кто знает, вдруг она поймет, что Солсбери — вовсе не на пути в Шотландию? Дурочки предсказуемы, но иногда могут выказать и некоторые знания…

Было и ещё одно незначительное обстоятельство, заставившее Вивьена Тэлбота окончательно выбрать Рединг. Мысли о сестрице не оставляли его — и он решил, что в Рединге на всякий случай наведается к старухе Эстер Броун, к которой когда-то обращался по довольно невинному поводу — за отравой для крыс по просьбе одного приятеля из кавалерии. Увиденное там натолкнуло его на новые мысли — и теперь они медленно оформлялись, вращаясь вокруг четко выверенного помысла о том, что Белл не должна выходить замуж.

Продумав и это, и все прочие обстоятельства, мистер Тэлбот как бы случайно встретил в парке мисс Харди, где, заведя её в галерею колледжа, пылко заговорил о любви. Мисс Харди возликовала. Сбывались её самые смелые мечты! Но одно обстоятельство, объяснил Тэлбот дурёхе, мешало ему обрести блаженство, стать счастливейшим из смертных, — мать никогда не позволит ему жениться на ней, ему подыскивают богатую невесту. Но его сердце принадлежит только ей… Единственный выход для них — бежать в Шотландию, ведь троекратного оглашения в церкви его мать не допустит, лицензии юридической коллегии у него нет, но его любовь не вынесет, если она будет принадлежать другому. Уговаривать мисс Элизу не пришлось — конечно, она была согласна.

Вивьен Тэлбот строго запретил мисс Харди говорить или писать хотя бы кому-то об их бегстве — могут передать его матери и вернуть их. Элиза клятвенно обещала молчать и ждать его вечером на Вестгейт, у Западных врат, — недалеко от Грейт-Холла. Вивьен же сказал матери, что съездит на пару дней в имение, и в тот же вечер выехал в Рединг, посадив в свой экипаж поджидавшую его мисс Элизабет. Предстоявшее удовольствие грело ему душу — полакомиться первыми, самыми свежими плодами всегда приятно. В Рединге они остановились в доме леди Дорранс, их встретил мистер Торнби и проводил в уютные апартаменты на втором этаже. Юная глупышка, уже считавшая себя миссис Тэлбот, уступила Вивьену почти добровольно.

Тэлбот только тут ощутил, как на самом деле оголодал в чёртовом Уинчестере. После того, как Элиза уснула, он вышел выкурить сигару, и тут заметил, что освободилась Грета. Бог весть, когда представится возможность ещё раз потешить плоть? Он под насмешливым взглядом мистера Эдвина протянул руку к ключам и уединился с молодой немкой.

Ближе к рассвету Тэлбот отбыл в Уинчестер, став богаче почти на двести фунтов, но около двенадцати шиллингов ему пришлось потратить на содержимое некой склянки с глухо запечатанным горлышком, которого, как уверила его старуха Эстер, хватит, чтобы избавить от крыс все полковые конюшни и погреба. Для верности Тэлбот, усмехнувшись, задал забавный вопрос.

— Видать, смесь забористая? А если её глотнуть с кларетом?

Старуха переменилась в лице, сказав ему, что такими вещами не шутят.

— Лет пять назад лудильщик Джон Марнер случайно глотнул спьяну, перепутав бутылки на кухне, свечу-то уронил под стол и не нашёл в потемках. Так наутро похоронили. Мой зять привозит эту кислоту из Германии и всегда говорит, что хуже смеси нет… хотя запах приятный… миндалём пахнет.

Раймонд Шелдон зачастил к Грэхемам, приносил книги, редкие лекарства, рекомендованные Клиффордом. Он искренне хотел обрести в Гэмфри друга или хотя бы товарища. Отсутствие близости с братом сделало его юность одинокой, сформировавшийся в этом одиночестве глубокий ум породил превосходство, которое резко обособляло его от сверстников. Только Джулиан Монтэгю отличался сходным умом, но разница в духе рождала не дружбу, а вечные неистовые пререкания. Однако и в Грэхеме ему не удалось найти друга, Шелдон скоро понял, что перед ним человек ординарный и дюжинный, все его суждения были скучны и заурядны.

Случайно, из разговора с миссис Грэхем Раймонд узнал, что у Патриции в субботу день рождения. Отец стал с ним после окончания Кембриджа более чем щедр, деньги у него не переводились, но Шелдон почти ни на что не тратился, привыкнув в университете отказывать себе во всем. Сейчас Раймонд купил у ювелира колье из черных индийских сапфиров, которое подчеркивало цвет глаз Патриции. В нём заговорило что-то, чего Шелдон ранее в себе не замечал — щедрость аристократа, стремление порадовать, огорошить счастьем. Но, когда Пэт открыла шкатулку, Раймонд видел, что она скорее удивлена и недоумевает, чем обрадована. Мисс Монтгомери не привыкла к чуткости. Миссис Грэхем усугубила её недоумение, расширившимися от удивления глазами глядя на украшение. Такое же она видела на витрине ювелирного магазина на Пиккадилли в Лондоне. Оно стоило пятьдесят фунтов…

Патриция не поняла истинной стоимости вещи, однако оценила его внимание к себе. То, что виконт Шелдон нашёл время и возымел желание порадовать её, было неожиданно и приятно. Патриция помнила, что ещё в детстве этот человек был мягок в суждениях и человечен, и ей было отрадно, что он и поныне не утратил благородства и душевной щедрости.

Шелдон видел, что мисс Патриция даже не подозревает о его любви и видит в нём только щедрого друга детства мистера Грэхема, ставшего другом дома.

Шелдон старался быть осторожным. Мучительное желание постоянно ощущать её присутствие заставляло его наведываться к Грэхемам чаще, чем позволяли приличия, и ему становилось всё труднее придумывать подходящие поводы для визитов, хотя миссис Грэхем и встречала его с восторженной приветливостью. Шелдон боялся скомпрометировать Патрицию своим вниманием, опасался, что Грэхемы догадаются о его склонности. Теперь Раймонд сам понимал, что влюблён, и перестал уверять себя, что это помешательство и телесный голод. Желание его стало слабее под действием трепетной очарованности, что неизменно охватывала его при встречах и случайных разговорах с мисс Пэт.

Симпатичная зеленая беседка, газон, затенённый свисающими ветвями деревьев возле садового ручья, нежные руки Патриции, подбирающей букет для стола — туберозу, флердоранж и золотистую лилию, — неизменно учитывающий расцветку чайного сервиза, — всё пленяло, кружило голову, сводило с ума. Шелдон замечал в ней не только строгий и изысканный вкус, но и безупречное совершенство ведения беседы, оценив её способность поддерживать живой разговор с друзьями и гостями.

Возможно, впрочем, что особо ценить ум и достоинства мисс Монтгомери виконта Шелдона заставляли Грэхемы. Гэмфри, обременительный, напыщенный, надоедливый, твердящий об одном и том же, занимающий большую часть беседы, совершенно не соотносящий количество собственных мыслей с количеством слов, был просто занудой. Для всех разумных существ существует одна тема безоговорочно запретная, а именно — болезни и расстройства. Выспались ли вы или нет, случилась ли у вас мигрень или радикулит, проказа или удар молнии, помилуйте, зачем же осквернять чаепитие своими жалобами?

Но миссис Грэхем была ещё хуже. Имея чрезмерный интерес к делам своих ближних, невероятно сложно не опуститься до злословия, и её вечные толки о доходах, ссорах и одежде соседок были утомительны и оставляли вкус горечи во рту.

Отдыхал Раймонд, только глядя на мисс Пэт, беседуя с ней и принимая из её рук самые вкусные и изысканные сэндвичи — разумеется, с огурцом и кресс-салатом. Делала она их просто из хлеба с маслом и слоя аккуратно порезанных слегка подсоленных зеленых овощей, но Шелдон готов был поклясться, что ничего вкуснее в жизни не ел.