- Чшшшш, - сказала фрейлина Марта. - А ты сейчас наговоришь ерунды. Пей это. А потом Анна-Лидия проведет тебя спать.

Белый Ворон спал ночь, и день. И вторую ночь, и второй день. А Анна-Лидия Вега-Серова все это время ходила и хвасталась, что она, пока провожала Белого Ворона спать, рассказала ему про одно место в лесу, в которое ее Санта однажды водила (у них была такая тайна), и где под снегом растет земляника. И что Белый Ворон слушал ее внимательно, даже когда уже лег, и не перебивал, а только спрашивал. Не то, что некоторые. И сказал, что он это место знает. Граф де Билл, услышав это, сказал только: "Хороший он человек". Анна-Лидия, заподозрив подвох, стала спрашивать: "Почему? Почему?"

- По кочану, - ответил граф де Билл.

Все думали, что Белый Ворон будет спать и третью ночь, и Папаша Маугли в шутку спрашивал фрейлину Марту, чем она его напоила. Но на третью ночь Белый Ворон спустился в тронный зал, где все сидели. Он сел на то же место, что и позавчера, и фрейлина Марта, как и позавчера и как почти всегда, принесла чай. Все попили чай, и Белый Ворон стал рассказывать. Он рассказывал про птицу Субадук и реку Ису Счастья. Он рассказывал про клескопцы, что живут в глубине океана, и про диковинных тварей опоссумов, прячущихся в ветвях. Он рассказывал про холмистую страну, где можно сидеть на одном холме и смотреть, как на другом идет дождь, а когда дождь доходит до тебя, на другом холме уже светит солнце, и можно накрыться вшестером одним листом лопуха и смотреть, как там радуются люди. И рассказывал про то, как однажды море обиделось на людей в одном городе и ушло от них и, пока шло, было больше всего похоже на огромную тарелку на тоненьких маленьких ножках. А эти люди, они шли домой с набережной, и, потому что дело было вечером, не знали, что море ушло от них, и вели себя так, как будто море у них за спиной, и это было смешнее и грустнее всего в мире. И потом рассказал про человека, который любил море, и поэтому шел к нему пешком за тысячу верст, и вот пришел, и увидел, что моря нет, и увидел этих людей, которые ни о чем не знали. И тогда он не захотел останавливаться и пошел вслед за морем, потому что очень любил его, и догнал его наконец, и сказал о своей любви. И море, чтобы проверить его, стало загадывать ему загадки, - но человек отгадал эти загадки, и тогда море поверило ему и остановилось, и стало не как тарелка на тоненьких ножках, а как... ну, как море.

А лето заглядывало в окно, и уже можно было ехать хоть куда, в любое место, о котором говорил Белый Ворон, - вот послушать еще чуть-чуть, и поехать! И только когда темнота вдруг посерела и все увидели, что за окнами уже светлее, чем в зале - вот только тогда спохватились, что забыли лечь спать! Но теперь уже было поздно, да, к тому же, спать и не хотелось, - может это фрейлина Марта со своим чаем?.. Так или иначе, но фрейлина Марта пошла готовить еду, Кондор ушел в сад играть на своей дудке, а граф де Билл, Папаша Маугли и Белый Ворон пошли в лес, и за ними увязалась Анна-Лидия. И граф де Билл! Граф де Билл, который скорее дал бы отрубить себе ногу собственным топором, чем допустил бы, чтобы за ним в лес увязался кто бы то ни было, а уж Анна-Лидия... - на этот раз и слова не сказал.

Время перевалило за полдень, когда в тронный зал, к доне Бетте, так и не переставшей топить печку, зашел Папаша Маугли.

Усевшись рядом на корточки, он рыкнул, хмыкнул, почесал бороду и потер колено. Дона Бетта смотрела в огонь.

- Он пошел к Рыболову... один, - наконец сказал Папаша Маугли. После чего снова некоторое время издавал нечеловеческие звуки и, все-таки пробравшись сквозь них, спросил: - Слушай, вот как ты думаешь... может фрейлина Марта, она это... того? с детьми-то? а?.. Справится?..

Дона Бетта оторвалась от огня и взглянула на него вопросительно. И тогда Папаша Маугли, покраснев и надувшись, рубанул:

- Я должен пойти с ним!

Дона Бетта на это ничего не ответила, лишь подложила в огонь полено. Папаша Маугли крякнул и спросил:

- Или нет?.. - Поднявшись с корточек, он постоял еще с минуту, после чего вышел, что-то бормоча себе под нос. И вновь наступил вечер, и теперь уже все ждали Белого Ворона в тронном зале. А он рассказывал детям про индейцев, и пришел позже, когда дети заснули. И снова все пили чай, а потом Анна-Лидия Вега-Серова попросила Белого Ворона рассказать еще что-нибудь. Но Белый Ворон улыбнулся, покачал головой и ответил, что уже все рассказал. Но все уже так настроились сидеть, что стали постепенно сами о чем-то разговаривать и рассказывать, а то и помалкивать, и ночь мелькнула так же быстро, как и первая, потому что летом ночи - не то, что зимой. И к концу ее граф де Билл вдруг вспомнил про один холм, не очень далеко, откуда можно смотреть на лес, как с капитанского мостика. И все пошли на этот холм, чтобы встретить там рассвет. А по дороге обратно всех вдруг одолела зевота и усталость: шутка ли, две ночи подряд! Все вернулись во дворец и отправились спать по своим покоям.

А дона Бетта не ходила никуда. Она сидела перед печкой в тронном зале. Только она больше не топила ее: все, лето наступило. И тут открылась дверь, и Белый Ворон прошел по ковру (светло-зеленому, как молодая трава, это уже было видно, потому что было утро).

Он сел. На то место, где обычно сидела фрейлина Марта, и где ковер был усыпан опавшими лепестками от цветов вишни. Они немного посидели в пустом тронном зале. Потом Белый Ворон сказал: "Пойдем".

Они вышли из замка и пошли по лесу. Они шли молча. Затем, на опушке, Белый Ворон попросил, чтобы дона Бетта подождала его немного, и скрылся за деревьями. Дона Бетта стояла и ждала, а затем пошла вперед и вышла в поле. Синее небо распахнулось над ней, и в этом небе летела белая птица.

2. СЮРПРИЗ.

Вечер, насвистывая, спускался с луны по канату, и, наступив на землю, превратился в ночь окончательно, - и черной кошкой сиганул за ближайший куст! И тогда высыпали звезды, и ветер промчался по небу с большой метлой и в кирзовых сапогах, сметая остатки туч за горизонт, а после уснул в лесу, - а Юрис Рыжебородый, благоухая земляничным мылом, вышел из замка и остановился на ступенях.

Прямо перед собой он увидел дикого кабана с веточкой красной рябины в зубах. В темноте кабан был похож на статую, и его маленькие глазки пронзительно сверкнули в свете, упавшем из двери.

- Где королева? - спросил кабан, не поздоровавшись. - Я слышал, что королева вернулась.

Юрис моргнул, но тут же ответил чрезвычайно церемонно, склонившись перед кабаном буквой "Г":

- Королева Санта Первая принимает душ и одевается, дабы выйти к Празднику Костров, устроенному в честь ее возвращения из дальнего странствия... - Он подумал, и добавил: - Может, и в честь чего-нибудь еще.

Кабан некоторое время проницательно смотрел на Юриса, даже выпустил рябину из зубов и прижал ее копытом к земле. Однако сверх сказанного этикет от Юриса ничего не требовал, и теперь он стоял прямо и в ус не дул, - а надобно сказать, что такая позиция выходила весьма для кабана неудобной, ибо он занимал в табеле о рангах очень и очень высокое место, и в его кодексе чести значилось: "На все смотреть прямо либо сверху!" И посему, пару раз всхрапнув для острастки, кабан в несколько угрожающем тоне испросил позволения присутствовать на празднике как имеющему важное известие для королевы, - и, получив ответный вопрос, отчего бы ему и не присутствовать на празднике, даже и не имей он такого известия, удалился пока из сада, чтоб подкрепиться, а заодно еще раз заглянуть в лужицу (...была там одна такая лужица, она никогда не высыхала, - в нее можно было смотреться, как в зеркало).

Юрис же, получив возможность сойти наконец со ступеней, не преминул ею воспользоваться и двинулся по саду, удивляясь разве что тому, как этому нахальному типу удалось пробраться мимо Гудвина, - и тут как раз он заметил невдалеке Гудвина, и вздумал было подойти и положить ему руку на спину, но вовремя заметил - что-то с Гудвином не так: слишком неподвижен он был, натянут, нацелен весь, как стрела. Юрис взглянул в ту сторону, увидел силуэт другой собаки... Какая собака, вдруг понял он, это же волк! Они стояли и смотрели друг на друга, пес Гудвин и серый волк, стояли и смотрели, будто лес на дом, а дом на лес... Юрис прошел мимо, и только через пару шагов пришел в себя настолько, чтобы сказать: брррр!..