Из лесу со стороны башни приближались двое. Встать бы да рассмотреть, не видать ничего, кроме травы и стен.

— Аркаша, лежи здесь и не высовывайся. Если крикну «беги» — беги в лес, как только можешь дальше. Понял?

Кивок.

Пушкин беззвучно хлопнул сапожника по плечу и стал отползать к монастырю.

На разрушенных временем стенах проглядывали фрески: лики с жёлтыми блинами на затылках; посреди луга, бывшего некогда самым центром монастыря, можно было разглядеть каменный квадрат — основание лестницы; вокруг лежали кирпичи, составлявшие прежде не то стены, не то ступени. Всюду были лужи, — вода не уходила в землю, встретившись с фундаментом.

Спиной к стене, шаг, ещё один — окно. Отсюда можно было рассмотреть идущих.

Штабс-капитан — слишком далеко, чтобы подробно разглядеть мундир, но сомнений нет — это он. С ним крепкий мужчина в сюртуке, в цилиндре странной формы — очень низком, кажется, попросту мятом.

Кто из них Зюден? И почему они спокойно идут, в то время как адъютант лежит у источника?

Шорох заставил обернуться. Это Аркадий перекатывался, весь в грязи, от камня к кустам у стены, решив, вероятно, что там удастся укрыться надёжнее. Ничего, его пока не видно, пусть ползёт.

— …воспомоществования, — донеслось от башни. Француз присел под окном и затаился.

— …отношения к вам в Греции. Можете не… — голоса снова отдалились, перемещаясь к западу.

Отчего не идут прямо?

Цепляясь пальцами (ах, как жаль заботливо отращённых ногтей!) и носками сапог за трещины между камнями, Александр стал, подобно ящерице, взбираться по стене. Добравшись до осыпавшегося края, ухватился за него и выглянул.

Вот оно что. Между лесом и башней был невидимый снизу овраг. Штабс-капитан со спутником обходили его.

— …оружия. Народ здесь далёк…

Приблизились к башне. Человек в мятом цилиндре широко шагал, постоянно обгоняя штабс-капитана.

Выстрел.

Пуля выбросила Аркадия из кустов; его ударило спиной о стену, и, когда он упал, уже мёртвый, древняя штукатурка полетела сверху, засыпая тело.

Штабс-капитан обернулся на выстрел, срывая с пояса пистолет; грек в цилиндре, увидев возникшего вдруг из ниоткуда человека, тут же погибшего, повернулся к Рыулу, держащему оружие, и рассудил, что стрелял штабс-капитан.

Штабс-капитану грек не доверял, подозревая в нём провокатора, и часто тянулся к рукояти ножа, спрятанного под кушаком.

Не успев подумать, давно бывший на взводе грек выхватил из-за пояса нож и метнул в Рыула снизу вверх, как научили его когда-то рыбацкие дети, с ранних лет привыкшие с смертельным дракам. Нож вошёл штабс-капитану в горло над ключицей; Рыул отшатнулся, ещё не зная, что убит, и, заваливаясь на спину, спустил курок. Свинцовый шарик, пробив греку голову возле носа, вырвал из черепа затылок; по земле покатился цилиндр, а вслед за ним тяжело рухнул, разбрызгивая из лужи воду, труп.

Кто и откуда стрелял в Аркадия?

Рефлексы у Француза были отточены длительными и частыми упражнениями.

Первый выстрел сделан из лесу за оврагом.

Снять с пояса моток веревки — прыжок со стены вниз — бегом к оврагу — веревка свистит, раскручиваемая над головой — (конский топот за спиною; откуда? нет времени оглядываться) — бросок; верёвка змеёй охватывает ствол сосны — оттолкнуться и а-а-э-э-э-э-х! через овраг, где стоит человек в изодранной рубахе, держа пистолет.

Пушкин приземлился на краю, вспахав мокрый грунт пятками, и бросился к стрелявшему. Тот уже бросил ненужный пистолет и поднимает саблю -

На трупе адъютанта не было ни пистолета, ни сабли; нужно было заметить.

…Нырнуть под руку, перехватить за запястье и за локоть, вывернуть. Противник — левша; непривычно. Удар коленом в живот, — Пушкин согнулся; сабля опускается сверху; (что-то огромное перелетает через овраг и обрушивается за спиной); увернуться — ударить ногой в грудь.

Убийца Аркадия Стеклова отлетел, выронив саблю, но упасть не успел: сзади вырвалось чёрное, свистящее и топочущее; пробежала радуга по махнувшему клинку; и недавний противник Александра повалился, снесённый сабельным ударом, а Николай Раевский-младший, вновь занося руку с клинком, рванул поводья, и конь вздыбился, жутко показывая зубы.

— Arrête! — крикнул Пушкин, кидаясь навстречу всаднику.

Гусар опустил саблю и, остановив коня, спрыгнул.

— Откуда ты здесь? — Пушкин, не глядя на Раевского, подбежал к лежащему на земле. Удар Николая отбросил незнакомца далеко от места поединка.

— Обогнал отца, хотел посмотреть, что ты… — Николя вернул саблю в ножны. — Что стряслось?

— Ты спрашиваешь! Да ты убил последнего, кто мог ответить.

Но последний был ещё жив и слабо шевелился в траве. Кровь залила его рубаху так обильно, что нельзя было сразу определить, где именно рубанул Николя. Пушкин перевернул раненого, увидел струйку крови, стекающую из уголка рта. Смутно знакомое лицо.

— Кто ты такой?!

Губы шевельнулись; между ними лопнул алый пузырь:

— У-у…

— Что?

— Ульген, — разобрал Пушкин.

— Кто? — Николя упал на колени рядом.

— Тихо! Зачем… — (сколько вопросов нужно задать, но он же сейчас умрёт) — Зачем ты стрелял в Аркадия?

Глаза Ульгена расширились; отходит! — мелькнула паническая мысль; но Ульген был просто удивлён.

— Аркадий… кто?..

— Сапожник Аркадий! — яростно сказал Пушкин. — Зачем ты его убил?

— Я… — глаза Ульгена наполнялись слезами, видимо, от боли. — Я думал, это З-з… Зюден.

— Что?! Он что же, похож на него?

— Похож, — прохрипел Ульген. Его левая рука подергивалась, пальцы шарили в траве невидимую пропажу; правая рука опухла и посинела, запястье, перевязанное какой-то тряпицей, вздулось — похоже на давний необработанный перелом.

— Кто ты, мать твою, такой?

Ульген посмотрел на Пушкина потрясённо, словно был перед ним не человек, а кто-то… кто? — это мог сказать только сам Ульген, но он выдохнул:

— Грек… Э-э… Этерия.

Француз поднял голову к сосновым кронам и заорал так громко, что сорвались с веток всполошённые сойки:

— Идио-о-о-от!!!

— Ты что-то понял? — спросил Николя.

Всё было яснее некуда.

1) Я — связной Зюдена (конечно, это он, Александр уже видел его — в лодке, отплывающей от берега Тамани), на самом деле — грек из «Этерии» (а ведь бесценный был бы агент, если б найти его раньше)

2) Сбегаю от Зюдена. Пытаюсь, наверное, его убить, но в результате сам остаюсь со сломанной рукой

3) Выслеживаю Зюдена, надеясь, что тот не оставит без внимания встречу Рыула с Аргиропуло

4) Убиваю заметившего меня адъютанта, а затем и несчастного Аркашу, спутав его с Зюденом, и становлюсь причиной глупейшего поединка в истории

5) Идиот.

— Что-то он тебе говорил? — Пушкин тряс Ульгена. — Зюден — что он тебе сказал? Он где-то здесь?

— Не з-знаю. Он собирался… — (буль; кровавый пузырь), — Ф-ф…

— Куда?

— Ф-ф… в Бес… ар…

— Бессарабию?!

— Да, — пузыри на губах умирающего вздувались теперь при каждом слове. — Н-на Днестр.

— Зачем?

— Не з-з… сказал — поднимать на… наших.

— Кем он там представится? Идиот! Ты сам понимаешь, чего натворил?! Кем — он — представится?!

Ульген широко распахнул глаза и умер.

Все бранные слова, известные Пушкину, вознеслись над лесом, посбивав с нижних веток хвою.

…Ульген застыл, навсегда уже глядя в небо. У монастырской башни лежали штабс-капитан Рыул с торчащим из шеи ножом и негоциант, негласно возглавлявший крымских греков, Аргиропуло, — с развороченною головой. Под стеной, под выцветшими ликами с золотыми блинами набекрень, лежал на боку, уставившись на сосновый росток, сапожник Аркадий Стеклов.