Патрин правильно понимал огромное значение политико-воспитательной работы в отряде и среди населения. К сожалению, в первый период партизанского движения некоторые из наших командиров недооценивали роль комиссаров в партизанских отрядах.

Командир другой группы, в прошлом воентехник, Розов был полной противоположностью Патрина. На наш вызов в обком он не явился и даже не счел нужным ответить на него. Горбачев попробовал договориться с ним лично, но успеха не достиг. Розов заявил, что ни райкомам, ни обкомам на оккупированной территории он не подчиняется и вообще не хочет знать никакого начальства.

Примерно таких же взглядов придерживался и Столяров. Это бывший повар, человек политически малоподготовленный и по своей неопытности и отсталости мог просто ошибаться. Мы знаем также, что сын одного кулака, пробравшийся в отряд под видом красноармейца, стремился вовлечь Столярова в дурные дела, хотя сам Столяров не хотел использовать партизанское движение в каких-либо других целях.

Мы решили заняться этими двумя группами. К Столярову поехал Бельский, а я — к Розову.

Найти группу Розова оказалось нетрудно. Она размещалась в деревне, никакого лагеря и базы у нее не было. Каждый жил в отдельной избе — теплой и уютной: хозяйки кормили, обмывали и обшивали. Розов на правах командира занимал самый лучший домик и жил на широкую ногу. В этой деревне, как во всякой другой, колхозники сами недоедали, а партизан и раненых советских воинов кормили, делились с ними последним. Да и люди из отряда Розова сами не давали себя в обиду. Если им не хватало чего-нибудь в своей деревне, они шли в соседнюю и добывали там. Этим почти и ограничивалась их деятельность. Все их боевые дела сводились к тому, что они кое-где пугнули полицейских, сорвали с забора приказ коменданта да наклеили готовую листовку.

Розов производил впечатление весьма положительного, скромного человека. Молодое открытое лицо, высокий лоб, добрый мягкий взгляд. Встретив такого человека, хочется говорить с ним ласково, по-товарищески. Розов встал мне навстречу, приветливо поздоровался, пригласил сесть.

— Николай Николаевич, — представился он, заметив, что я смотрю на него выжидательно. Ни фамилии, ни военного звания не назвал. Может быть, поэтому и группу называли везде: «Отряд Николая Николаевича»?

Чем больше мы разговаривали, тем больше выявлялось необыкновенное упрямство и чрезмерная самоуверенность Розова. В принципе он признавал необходимость дисциплины в партизанской войне, но ни с одним моим практическим предложением не соглашался. Когда я предложил ему оставить уютные квартиры и распроститься с положением «зятьев», он покраснел и, еле сдерживаясь, попросил больше не говорить ему об этом. На его взгляд, переселение в лес не вызывалось необходимостью: можно воевать и сидя дома, было бы только желание.

Очевидно, Розов не думал об активной партизанской борьбе. Он твердо верил, что Красная Армия справится с врагом и сама, без помощи партизан, а им, военным людям, надо только сберечь себя в тылу, чтобы, когда армия вернется, встать в боевые ряды.

Я настаивал, чтобы группа соблюдала конспирацию, немедленно перешла в лес и в ближайшее время выросла в сильный партизанский отряд. Против этого Розов еще сильнее запротестовал. Расти за счет местного населения он считал чуть ли не авантюрой, пустой затеей:

— Что я с ними буду делать? — возмущался он. — Пропадешь с ними в лесу. Превратиться в интенданта, добывать для них продовольствие, кормить?! Пускай сами перебиваются кто как может. А воевать они все равно не будут! Иной боится ночью на улицу выйти, а мы его в лес потащим, в партизаны. Нет, избавьте меня, пожалуйста, от этих экспериментов, это не по моей части.

— Как раз по вашей, — возразил я. — Это обязанность каждого патриота. Прежде чем возводить поклеп на людей, надо приглядеться к ним, понять, изучить. Здешние партизаны еще в гражданскую войну показали себя героями. Вот рядом с вами Октябрьский район, в прошлом Рудобельский. Этот район и назван Октябрьским потому, что здесь в гражданскую войну широко развернулось партизанское движение. Сотни партизан погибли тогда смертью героев, и об их подвигах знает вся Белоруссия. Вспомните бессмертную славу дукорских партизан! А прославленный герой гражданской войны дед Талаш? Он действовал недалеко отсюда, в Петриковском районе. Недавно я получил донесение, что дед Талаш и сейчас не сидит без дела! Он борется с первых дней войны. Гитлеровцы не раз в своих листовках угрожали ему смертью. Дед Талаш собирает оружие, боеприпасы, дает советы партизанам и подпольщикам. А ведь ему уже за девяносто лет! Разве вам неизвестно, что белорусские партизаны в дни Великой Отечественной войны еще более геройски проявили себя и правительство отметило их героизм высокими наградами?

Через несколько дней я снова навестил деревню Горное. Группы Николая Николаевича в деревне уже не было, но первый встретившийся мальчик показал мне место ее новой «дислокации». Группа расположилась в небольшом лесу, почти рядом с деревней и, как мне показалось, служила больше для отвода глаз, чем для дела.

— Задание ваше выполнил, — доложил мне Розов, — перешли на лагерное положение, готовимся к зиме.

— Хорошо, полюбопытствуем.

Землянка была просторная, неплохо оборудованная, только жильем в ней что-то не пахло. По всему было видно, что партизаны построить землянку построили, а ночевать ходили в деревню.

— А где же ваша кухня, запас продуктов? — спросил я.

Розов покраснел.

— Еще там, в деревне, — смущенно ответил он.

— Подготовьте группу к боевой операции, — приказал я.

Приближалась XXIV годовщина Октября. Мы уже несколько дней разрабатывали план крупных операций в честь славной годовщины. Это было единодушное желание партизан и воля всего населения.

Мы наметили разгромить немецкие гарнизоны в Любани, Копаткевичах, Житковичах, Погосте, Красной Слободе и Копыле, организовать крупные диверсии в городах. За Любанью уже давно следил Евстрат Горбачев. Там у него были свои глаза и уши. Связные и подпольные группы уведомляли обо всем, что делалось в гарнизоне. Загальский колхозник Виктор Раменьчик уже около месяца ходил в полицейской форме, нес охранную службу, ездил на засады. В гарнизоне его считали преданным и активным полицейским, и только мы знали о настоящей службе этого человека. Раменьчик доставил нам планы размещения гарнизона, укреплений и огневых точек. Он регулярно сообщал о планах и намерениях любанской комендатуры и старательно готовился к партизанскому налету.

Параллельно с Горбачевым разведку в Любани вел Патрин. Две партизанки его отряда жили в городском поселке и раздобыли очень ценные сведения. Все данные разведки были потом обобщены и систематизированы в штабе.

Сведения о копаткевичском, житковичском и других гарнизонах принесли разведчики, посланные еще с Червонного озера. Перед нами стояла задача — собрать все наши силы, координировать действия отрядов и ударить одновременно по гарнизонам.

Николай Николаевич молча выслушал мой приказ, козырнул в знак согласия, а потом осторожно начал возражать.

— У меня нет необходимого оружия, — растерянно говорил он, — нет боеприпасов, продуктов.

— Все должно быть! — повторил я. — Вы сидели в деревне три месяца, за это время можно было позаботиться обо всем!

— А на какую операцию вы нас пошлете? — уже с большим интересом спросил Розов.

— Узнаете за несколько часов до начала.

— Есть. Когда и куда прибыть?

Я назначил время и место явки. Через день на условленное место пошел Роман Наумович. Вернувшись, он рассказал, что Розов выполнил приказ, только с вооружением у него плоховато: нет автоматов и мало патронов. Просил дать ему еще два дня, он достанет станковый и несколько ручных пулеметов. Я разрешил: день наших боевых операций был еще не близок.

Группу Столярова Иосиф Александрович едва нашел. Столяров не сидел на одном месте, как Розов, а рыскал по деревням и везде гулял, пьянствовал. Иногда на некоторое время он выходил в лес и, побыв там дня два, возвращался в деревню.