ГЕННАДИЙ ТИЩЕНКО

НАСЛЕДИЕ

Летит над искрящейся в лучах солнца гладью океана скутер. Солоноватые брызги щекочут лицо. На душе легко и радостно. Предвкушение скорой встречи с Анной переполняет меня, я никак не могу надышаться вольным воздухом, и все происходившее со мной на дне кажется теперь кошмарным сном.

Что еще человеку надо для счастья? Я молод и здоров, у меня интересная работа, которую не променяю ни на какую другую... И у меня есть Анна.

Небольшая стая дельфинов догоняет скутер и мчится рядом. Некоторые из них порой приближаются совсем близко, рискуя попасть под струю водомета. На сердце вдруг становится тревожно. Мне начинает казаться, что дельфины хотят предупредить меня о какой-то опасности...

Набережная Розы Ветров непривычно пустынна. Аквамариновые волны лениво плещутся о полупрозрачные пластиковые плиты, покрытые кое-где ракушками и красноватыми водорослями. Обычно роботы каждую неделю чистят береговые плиты, и потому водоросли сразу бросаются в глаза.

Причальные гроты и шлюзы вроде бы не изменились за время моего двухнедельного отсутствия, но что-то в облике понтонного острова вселяет неясную тревогу...

Пришвартовавшись к центральному шлюзу, я убедился, что меня никто не встречает. Все автоматические трапы на причале почему-то подняты. На всякий случай вплотную подхожу к ближайшему автомату и останавливаюсь перед его фотоэлементами. Автомат некоторое время моргает огоньками. Значит, работает. Просто заблокирован...

Меня явно не желают пускать в родную обитель... Пнув с досады ни в чем не повинную машину, прикидываю высоту основного борта. Около трех метров. Разбежавшись, вскакиваю на панцирь кибера и, ухватившись за прутья, подтягиваюсь к верхней палубе. Через несколько секунд уже бегу по мокрому силиконовому покрытию понтонного острова к центральной диспетчерской.

- Остановитесь!!! - грохочет вдруг сверху хриплый мужской голос. - Не входите в помещение! Это приказ!

Поднимаю голову и вижу раструбы громкоговорителей, установленные вдоль набережной через каждые тридцать - сорок метров. Раньше их здесь не было.

- Возвращайтесь на материк! Не дотрагивайтесь ни до чего руками! Это опасно...

Голос умолкает, но еще некоторое время громкоговорители издают странные клокочущие звуки.

Возможно, в других обстоятельствах я послушался бы совета неведомого доброжелателя. Но не сейчас. Как я мог покинуть остров, не выяснив, что происходит здесь. Ведь на острове более двух тысяч человек, много женщин и детей. А сейчас не видно ни души.

Не слушая больше предупреждений, вбегаю в диспетчерскую. Коридор, освещенный тусклым светом аварийных ламп, пуст. Ближайшая дверь заперта изнутри. С минуту барабаню по ее толстой обшивке, но безуспешно. Мертвая тишина. Вторая дверь... Третья... Не помню, в какой по счету комнате в ответ на мой стук раздались звуки шагов. Кто-то медленно шел по пластиковому полу, тяжело ступая босыми ногами. Вдруг раздался хриплый женский голос:

- Это ты. Карл?

- Нет, я только что прибыл со станции ГТСЗ...

- Значит, вы не из биологического отряда? - в голосе женщины послышалось разочарование. Дыхание было тяжелое, с присвистом. Ей нелегко было говорить.

- Нет, я не из биологического отряда, но, может, вы мне объясните, что произошло?

- На вас нет гидрокостюма? - спросила женщина.

- Я достану, если надо...

- У нас все заражены, - раздался едва слышный шепот. - Ходить могу только я. Но и мне осталось недолго...

- Да что же здесь случилось?!

- Никто ничего толком не знает, но, кажется, мы все обречены... Зачем вы пришли сюда? Ведь Карл останавливал вас!..

Что же здесь творится? Люди погибают от неведомой болезни, но находят еще силы, чтобы предупреждать об опасности других.

- Чем я могу помочь вам?

- Уже поздно... Идите в радиорубку. Карл, наверное, там. Он даст вам гидрокостюм... - Некоторое время из-за двери раздавалось лишь тяжелое дыхание. - Обязательно найдите гидрокостюм... Он предохранит от заражения... Извините, я очень устала... - вновь послышалось шлепанье босых ног.

- К черту костюм! Что с Анной? Неужели она тоже больна?! Где она?..

...Радиорубка заперта, как и все остальные отсеки. Изо всех сил барабаню в дверь. Наконец раздался хриплый голос, тот самый, что предупреждал меня по радио об опасности. Неразборчивый хрип перешел вскоре в кашель.

- Почему вы не послушались меня? - спросил Карл, откашлявшись.

- Я не уеду, пока не узнаю, в чем дело...

- Вы все равно никому не сможете помочь. Биологи уже целую неделю не в состоянии ни до чего докопаться.

- Мне сказали, что вы можете дать мне гидрокостюм.

- Значит, Сима еще жива?

Я молчу, ошеломленно глядя на дверь.

- Ладно, - раздается из-за нее. - Это напрасная жертва, но я вижу: вас не переубедишь... Гидрокостюмы не гарантируют полной безопасности, но все-таки уменьшают вероятность заражения. Они в последнем отсеке... Прямо и налево...

Через несколько минут, бренча кислородными баллонами, я ввалился в радиорубку. Она оказалась пуста. Внимательно осматривая полутемное помещение, я обнаружил вдруг, что в кресле, повернутом спинкой к двери, кто-то сидит. Хотел подойти поближе, но справа на экране портативного компьютера вспыхнула надпись:

"Не подходите ко мне: не хочу, чтобы вы видели мое лицо".

"Почему?" - хотел спросить я и тут только понял, что в своем гидрокостюме, лишенном акустических преобразователей, не смогу разговаривать с Карлом.

"Пишите вопросы", - вспыхнула на экране новая надпись, и рука в белой синтериловой перчатке подвинула к краю стола пачку бумаги с лежащим сверху толстым карандашом.

"Когда это началось?" - написал я и вложил записку в вытянутую руку Карла. "Одиннадцать дней назад", - вспыхнул на экране ответ.

"Много жертв?"

"Несколько сотен человек".

Сердце болезненно сжалось. Неужели среди них Анна?

"Почему вы на острове?" - вспыхнул на экране вопрос.

Я написал, что был на глубинной станции и что не было связи с сушей. Передавая записку, я слегка приблизился к креслу и заглянул в лицо Карла.

Лучше бы я не делал этого. Увидев его лицо, невольно отшатнулся, пытаясь подавить чувство ужаса и отвращения. Это была какая-то гноящаяся кровавая маска с выпученными, почти выкатывающимися из орбит глазами. Только тогда я по-настоящему осознал весь ужас происходящего. Опять пронзила мучительная мысль об Анне.