Ну, и наконец четвёртый разряд фактов, которые не могли найти в этой книге места, связан с тем, что деятельность КГБ против меня не прекращается. Автор должен книгу окончить, а КГБ не обязано кончать свои действия, и таким образом всё новые и новые факты происходят уже после того, как я отдал книгу в печать. Как пример можно привести довольно-таки сильное гнездо КГБ в Цюрихе, или, допустим, такие анекдотические попытки, как объявленный советским АПН кинофильм с рассказом Якубовича обо мне. Якубович - это старый меньшевик, практически примкнувший в 20-е годы к большевикам, который известен по своему участию в 1931 году в знаменитом открытом процессе. Мы с ним познакомились в 1967 году, то есть никогда не были знакомы в лагерях, он рассказал мне о своих переживаниях - просто в числе других двухсот двадцати семи человек дал показания о том, как было с ним, что я и включил в "Архипелаг ГУЛаг". Но он одинокий инвалид, живущий под Карагандою, без всяких родственников, без всякой помощи, без связей общественных. КГБ за это время обрабатывало одного за другим свидетелей моих, чтобы их обратить против меня. Но никого такого не нашли, кроме одного Якубовича, никто не согласился помогать КГБ. Якубович, никогда не сидевший со мною вместе в лагере, теперь свидетельствует о том, что я себя в лагере вёл плохо, как он хорошо помнит. Всё это характерно для соотношения в борьбе между художником и такими низкими организациями, как КГБ. Моё глубокое убеждение, что художественное произведение должно быть предельно открыто и должно быть... уж о ком говорить дурное, кого разоблачать - прежде всего себя, потом - других. Это, естественно, даёт лёгкое оружие в руки тех, кто хотел бы против меня дискутировать. Я написал в книге о том, что никто не любит рассказывать, как его вербовал оперуполномоченный, ну так, мол, я расскажу о себе сам. И вот, увидев это место, КГБ выпускает теперь Якубовича, чтобы разрабатывать эту тему, как если бы он был свидетелем.

Таким образом, как я сказал вам, много ещё могло бы войти в подобного рода книгу, написанную о свежих событиях и о борьбе, которая не прекратилась посегодня. Я думаю, что на этом могу ваше внимание своим выступлением больше не занимать.

Мы знаем, что версия "Круга первого", которая была опубликована, неполная. В книге "Бодался телёнок с дубом" вы пишете, что были вынуждены сократить роман на девять глав. Мы прочли одну главу в "Континенте". Когда можно будет прочесть другие, ещё не опубликованные главы?

Я должен сказать, что версии "Круга" не просто различаются девятью главами. Я уже напечатал более чем одну главу, я напечатал - одну в "Континенте" и вот в "Вестнике Русского Христианского Движения" - три. Но на этом я должен печатание пока остановить. Это тоже пример, который невозможно представить себе в нормальных литературных условиях. Истинный роман, оконченный мною много лет назад, имел настолько взрывчатое содержание, его совершенно невозможно было даже пустить в Самиздат... и тем более предложить Твардовскому и "Новому миру". Так и лежал у меня роман, и вот я увидел, что часть глав можно было бы предложить, а часть невозможно. Тогда я должен был разбить готовое здание на кирпичи и начать перебирать по кирпичам, как бы снова сложить другой роман. Для этого я должен был сменить основной сюжет. В основе моего романа лежит совершенно истинное и притом, я бы сказал, довольно-таки историческое происшествие. Но я не мог его дать. Мне нужно было его чем-нибудь заменить. И я открыто заменил его расхожим советским сюжетом того времени, 1949 года, времени действия романа. Как раз в 49-м году у нас, в Советском Союзе, шёл фильм, серьёзно обвинявший в измене родине врача, который дал французским врачам лекарство от рака. Шёл фильм, и все смотрели, серьёзно кивали головами. И так я подставил в замену своего истинного сюжета этот открытый сюжет, всем известный. Но из-за этого изменилась разработка многих действующих лиц, многие сцены, так что изменился и сам сюжет. И вот такой "Круг", такой роман я предложил Твардовскому, и потом он пошёл в Самиздат и оказался на Западе. Поэтому мне теперь не только надо добавить девять глав, но мне надо вернуть истинный сюжет. Ну а кроме того, я с тех пор доработал его в художественном отношении, так что это во многом уже другой роман. Я надеюсь его через несколько лет в новом виде полностью опубликовать.

Вы неоднократно подчёркиваете, что западные люди не понимают советской реальности; и вы правы: мы очень многому от вас научились. Но вот вы сами, говоря о свободе на Западе, как будто ею пренебрегаете или даже её презираете. Не видите ли вы чего-нибудь положительного в опыте Запада за последние пять лет?

Здесь какое-то между нами непонимание. Я смею заявить, что я высказывался о западной жизни всегда чрезвычайно умеренно и даже малословно - уже хотя бы потому, что все мои художественные произведения, то есть главные мои высказывания, - исключительно о восточной системе. Высказывания мои о Западе совсем не состоят из одной критики, как, например, в предлагаемой книге, где я описываю Запад как мощного союзника, спасшего Сахарова и меня во время сильного боя в 1973 году. В этой книге я Целыми страницами цитирую западную прессу. Я высказывался о западной жизни только, может быть, в двух-трёх ключевых вопросах. Я когда-то говорил в интервью с CBS, что восточный человек может рассмотреть в Западе больше, чем западный - в Востоке: западный мир сам себя просвечивает, западный мир открыт, ничего не скрывает. Так что, даже живя в Советском Союзе и не держа в руках западных газет, а только по русскому радио, идущему на СССР, - можно составить обильное впечатление. Западный человек этого лишён. Большинство западных людей или получают поддельную информацию о Востоке или никакую. Полную информацию получают лишь те западные люди, которые побывали в советских тюрьмах, да не 15 дней, а 15 лет, скажем. Но, когда эти люди приезжают сюда, их показания кажутся тут настолько дикими, что им никто даже и не верит. Возвращаясь к заданному вопросу: я отвергаю обвинение в том, что я высказывался вот так мрачно о Западе, что я здесь ничего ценного не вижу, - такого подобного я не говорил никогда. Единственным моим основательным высказыванием по этому доводу была статья "Мир и насилие". Но там говорилось вовсе не о том, что свобода западная не нужна или досадлива. Там действительно об очень серьёзном вопросе говорилось, но я думаю, что мы сегодня чуть позже с какой-то стороны всё равно к нему подойдём. Я готов к нему вернуться в любой момент.