Если проследить влияние вашего творчества в социалистических странах, то оно особенно заметно в Чехословакии и, мне кажется, повело ко взрыву "Пражской весны". Парадоксально, что мы гораздо меньше знаем о влиянии вашего творчества в вашей собственной стране, особенно после опубликования писем, которые вы получили, когда увидел свет "Один день Ивана Денисовича". Нам хотелось бы больше знать об этом вашем влиянии - на народ, а не на власть, конечно.

Насколько я могу сказать по письмам оттуда, сейчас влияние моих книг в СССР ещё острее, чем на Западе. Вопрос исключительно только в технике, сколько книг пройдёт границу. Я потому и выслан советским правительством из СССР, что я гораздо страшнее им там, чем здесь. Не то важно, что я здесь мог бы говорить, я, в общем, и там свободно говорил, но там это очень легко распространялось, а отсюда туда надо границу пересечь. Однако, к счастью, "Архипелаг" на родине читается... Вот недавно газета "Русская мысль" напечатала свидетельство, как читают "Архипелаг" в Москве: собирается полная комната и по страницам передают по кругу, молча, всю ночь. Я думаю, что если "Архипелагу" дать поработать некоторое время в СССР, то результаты будут заметны.

Морис Надо. Я хотел бы подключиться к уже заданному вам вопросу о вашей роли и как вы её видите. За последние годы вы для нас на Западе больше интеллектуал, чем писатель. Хотя вы и не предлагаете политической программы, но в вашем творчестве есть политическая философия, такие политические идеи, как возврат к традиционным ценностям, например к религии, к внутреннему преображению индивидуума. Но в вашей смелой одинокой борьбе вы пользуетесь заржавевшим оружием. Несмотря на страшную картину коммунистических мировых замыслов, которую вы нарисовали, - впрочем, следует отметить, что во Вьетнаме сражаются не русские, - вы тратите ваше драгоценное время на "Письмо вождям Советского Союза", в котором доверяете им и не предлагаете изменить режим, пусть остаётся авторитарным, лишь бы не склонялся к произволу и беззаконию. Но как обеспечить, чтобы авторитарный режим не соскользнул в произвол, и как вы можете доверять хозяевам Архипелага ГУЛАГа?

Я подаю жалобу на господина Надо за то, что он, под предлогом одного вопроса, ставит сразу шесть. Но, если публика не возражает, я готов отвечать на все шесть. Вопрос первый, что я не писатель, а скорее интеллектуал. Решительно отвергаю. Художественный метод, которым написан хотя бы "Архипелаг", метод художественного исследования, это нечто иное, чем рациональное исследование. Для рационального исследования уничтожено почти всё: свидетели погибли, документы уничтожены. То, что мне удалось сделать в "Архипелаге", который, к счастью, имеет влияние во всём мире, выполнено методом качественно другим, нежели метод рациональный и интеллектуальный. Что мне иногда приходится заниматься публицистикой, как в сборнике "Из-под глыб", - и тут я бы хотел спросить господина Надо, читал ли он сборник? - что мне приходится заниматься такой работой, - это беда России, где уничтожено 66 миллионов. Приходится работать не только за себя, но и за тех, кто умер рядом. Я бы решительно этим не занимался, если б не нужно было сказать за погибших.

Когда говорит господин Надо, что моя идея есть возврат к традиционным ценностям, я слово "возврат" отказываюсь принять. Я никогда не предлагал куда-то возвращаться, я только предлагаю идти вперёд с открытыми глазами, а не с завязанными. Заржавевшим оружием пользуется тот, кто некритически повторяет установившиеся идеи XVIII-XIX и первой половины XX века. Я предлагаю осмотреться более внимательно в ходе человеческой истории, охватить её глубже. Если бы мы были не люди, а боги, и не делали бы ошибок, то наш исторический путь мы, конечно, совершили бы коротко, не за 20 столетий, не за 25. Но из-за нашего несовершенства мы всё время переваливаемся то в эту сторону, то в другую. Так, в Средние Века католическая церковь начала совершать насилие над человеком, то есть она стала делать духовную жизнь насильственной и наклонила человечество в одну сторону. И вся реакция против этого - Возрождение и Просвещение отталкивается от этого насилия, как будто бы вырываясь к свободе, но слишком наклонилась в другую сторону. И очень быстро идеи Возрождения и Просвещения привели нас к так называемым "великим", а на самом деле страшным революциям, вашей и нашей.

Итак, всё дело в том, чтобы найти наконец равновесие, то есть стать более совершенными существами, чем мы были в XIV, XVIII и в XX веке. Не подавлять наши материальные свойства духом и не утеплять наш дух в материи. Я смею заметить, что сегодняшняя западная жизнь - не с политической точки зрения, ибо я настаиваю, что я не политик, но с философской точки зрения, западная жизнь сейчас состоит в том, что дух утоплен в материи, что материальные обстоятельства слишком диктуют побуждения.

Одной из таких догм, которую приняли все и ею клянутся, является социализм. А что такое социализм? Я почти уверен, что любые два социалиста, взятые произвольно в мире, не смогут договориться. Единое у всех представление, что социализм - это некое справедливое общество. Такая трактовка приятна и вам, и мне, и каждому. Но если мы начнём анализировать, чтo под социализмом понимают экономисты, политики, то мы очень быстро увидим, что там идёт сплошное распределение материальных благ и как его контролировать. Вот это одно из проявлений того, что дух утоплен в материи, и один из видов заржавевшего оружия.

Дальше господин Надо говорит относительно Вьетнама. Да, конечно, во Вьетнаме сражаются не русские, но чьи там танки, самолёты и оружие, данные бесплатно?

Надо. Но это материя. Сражающиеся люди - не материя.

Я не знаю, сколько времени господин Надо был сам на войне; я же не вылезал из войны целых три года и могу сказать, что в наш век без танков, самолётов и снарядов никаким духом не возьмёшь. Так вот, в советском Верховном Совете никто никогда не спросил: а не пора ли кончить посылать оружие в Северный Вьетнам и сколько это стоит? Советская помощь Северному Вьетнаму, может быть, в пять, а может быть, в десять раз превосходит то, что дала Америка Южному Вьетнаму. Но об этом мы с вами не узнаем никогда. За это заплатили наши колхозники, и они не протестовали, они и не знали.