Николай Семенович Тихонов

- Баллада о гвоздях - Баллада о синем пакете - Вот птица - нет ее свежей... - Гулливер играет в карты - Другу - И сказал женщине суд... - Инд - Искатели воды - Как след от весла, от берега ушедший... - Киров с нами - Когда уйду - совсем согнется мать... - Крутой тропою - не ленись... - Ленинград - Могила красноармейцев - Мы разучились нищим подавать... - На могиле матери - Наш век пройдет. Откроются архивы... - Не заглушить, не вытоптать года... - Ночь - Огонь, веревка, пуля и топор... - Опять стою на мартовской поляне... - Перекоп - Песня об отпускном солдате - Под сосен снежным серебром... - Праздничный, веселый, бесноватый... - Радуга в Сагурамо - Рубашка - Сами - Цинандали

* * * Праздничный, веселый, бесноватый, С марсианской жаждою творить, Вижу я, что небо небогато, Но про землю стоит говорить.

Даже породниться с нею стоит, Снова глину замешать огнем, Каждое желание простое Освятить неповторимым днем.

Так живу, а если жить устану, И запросится душа в траву, И глаза, не видя, в небо взглянут,Адвокатов рыжих позову.

Пусть найдут в закона 1000 х трибуналов Те параграфы и те года, Что в земной дороге растоптала Дней моих разгульная орда. 1920 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

БАЛЛАДА О ГВОЗДЯХ Спокойно трубку докурил до конца, Спокойно улыбку стер с лица.

"Команда, во фронт! Офицеры, вперед!" Сухими шагами командир идет.

И слова равняются в полный рост: "С якоря в восемь. Курс - ост.

У кого жена, брат Пишите, мы не придем назад.

Зато будет знатный кегельбан". И старший в ответ: "Есть, капитан!"

А самый дерзкий и молодой Смотрел на солнце над водой.

"Не все ли равно,- сказал он,- где? Еще спокойней лежать в воде".

Адмиральским ушам простукал рассвет: "Приказ исполнен. Спасенных нет".

Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей. 1922 Во весь голос. Soviet Poetry. Progress Publishers, Moscow.

* * * Огонь, веревка, пуля и топор Как слуги кланялись и шли за нами, И в каждой капле спал потоп, Сквозь малый камень прорастали горы, И в прутике, раздавленном ногою, Шумели чернорукие леса. Неправда с нами ела и пила, Колокола гудели по привычке, Монеты вес утратили и звон, И дети не пугались мертвецов... Тогда впервые выучились мы Словам прекрасным, горьким и жестоким. 1921 Поэзия Серебряного Века. Москва, "Художественная Литература", 1991.

* * * Мы разучились нищим подавать, Дышать над морем высотой соленой, Встречать зарю и в лавках покупать За медный мусор - золото лимонов.

Случайно к нам заходят корабли, И рельсы груз проносят по привычке; Пересчитай людей моей земли И сколько мертвых встанет в перекличке.

Но всем торжественно пренебрежем. Нож сломанный в работе не годится, Но этим черным, сломанным ножом Разрезаны бессмертные страницы. Ноябрь 1921 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * * Как след весла, от берега ушедший, Как телеграфной рокоты струны, Как птичий крик, гортанный, сумашедший, Прощающийся с нами до весны,

Как радио, которых не услышат, Как дальний путь почтовых голубей, Как этот стих, что, задыхаясь, дышит, Как я - в бессонных думах о тебе.

Но это все одной печали росчерк, С которой я поистине дружу, Попросишь ты: скажи еще попроще, И я еще попроще расскажу.

Я говорю о мужестве разлуки, Чтобы слезам свободы не давать, Не будешь ты, заламывая руки, Белее мела, падать на кровать.

Но ты, моя чудесная тревога, Взглянув на небо, скажешь иногда: Он видит ту же лунную дорогу И те же звезды, словно изо льда. 1937-1940 Москва: Художественная литература, 1977. Библиотека всемирной литературы. Серия третья. Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.

* * * И сказал женщине суд: "Твой муж - трус и беглец, И твоих коров уведут, И зарежут твоих овец".

А солдату снилась жена, И солдат был сну не рад, Но подумал: она одна, И вспомнил, что он - солдат.

И пришел домой, как есть, И сказал: "Отдайте коров И овец иль овечью шерсть, Я знаю всё и готов".

Хлеб, два куска Сахарного леденца, А вечером сверх пайка Шесть золотников свинца. 6 ноября 1921 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

БАЛЛАДА О СИНЕМ ПАКЕТЕ Локти резали ветер, за полем - лог, Человек добежал, почернел, лег.

Лег у огня, прохрипел: "Коня!" И стало холодно у огня.

А конь ударил, закусил мундштук, Четыре копыта и пара рук.

Озеро - в озеро, в карь 1000 ер луга. Небо согнулось, как дуга.

Как телеграмма, летит земля, Ровным звоном звенят поля,

Но не птица сердце коня - не весы, Оно заводится на часы.

Два шага - прыжок, и шаг хромал, Человек один пришел на вокзал,

Он дышал, как дырявый мешок. Вокзал сказал ему: "Хорошо".

"Хорошо",- прошумел ему паровоз И синий пакет на север повез.

Повез, раскачиваясь на весу, Колесо к колесу - колесо к колесу,

Шестьдесят верст, семьдесят верст, На семьдесят третьей - река и мост,

Динамит и бикфордов шнур - его брат, И вагон за вагоном в ад летят.

Капуста, подсолнечник, шпалы, пост, Комендант прост и пакет прост.

А летчик упрям и на четверть пьян, И зеленою кровью пьян биплан.

Ударило в небо четыре крыла, И мгла зашаталась, и мгла поплыла.

Ни прожектора, ни луны, Ни шороха поля, ни шума волны.

От плеч уж отваливается голова, Тула мелькнула - плывет Москва.

Но рули заснули на лету, И руль высоты проспал высоту.

С размаху земля навстречу бьет, Путая ноги, сбегался народ.

Сказал с землею набитым ртом: "Сначала пакет - нога потом".

Улицы пусты - тиха Москва, Город просыпается едва-едва.

И Кремль еще спит, как старший брат, Но люди в Кремле никогда не спят.

Письмо в грязи и в крови запеклось, И человек разорвал его вкось.

Прочел - о френч руки обтер, Скомкал и бросил за ковер:

"Оно опоздало на полчаса, Не нужно - я все уже знаю сам". 1922 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ГУЛЛИВЕР ИГРАЕТ В КАРТЫ В глазах Гулливера азарта нагар, Коньяка и сигар лиловые путы,В ручонки зажав коллекции карт, Сидят перед ним лилипуты.

Пока банкомет разевает зев, Крапленой колодой сгибая тело, Вершковые люди, манжеты надев, Воруют из банка мелочь.