Андрей Синявский

ЗОЛОТОЙ ШНУРОК

Как и некоторые другие, я ошушаю, что нужна новая русская проза. Старая проза надоела - если не читателям, то писателям, надоела самому развитию русской литературы. Соцреализм уже кончился, и сколько можно писать в виде прозы бесконечную жалобную книгу по адресу ЦК КПСС, иллюстрируя ее цитатами из "Плахи" Айтматова, "Пожара" Распутина и "Печального детектива" Астафьева? Эти цитаты, может быть, и помогут нормальному устроению российской действительности, но они не имеют отношения к развитию русской словесности. Хотя бы потому не имеют, что до всей этой деревенской прозы был написан, в качестве основополагающей веши, четверть века назад (вы подумайте - четверть века прошло, а ничего не сдвинулось), рассказ Солженицына "Матренин двор". После "Матренина двора" повторять тот же вариант в бесчисленных образцах русской, казахской, киргизской прозы-бессмысленно.

Не вижу я выхода и в заострении политических тем. Ни в переводе социальной энергии на сексуальную. Короче говоря, складывается ощущение - тупика.

Правда, подобное же ощущение было у русских футуристов в начале XX века. Но это ошушение тупика тогда пришло на фоне неслыханного подъема русской поэзии - символизма, в первую очередь, и акмеизма. И это давало большие преимущества по сравнению с нашим временем. На фоне обшепоэтического подъема в России произошел взрыв футуризма, который повел к дальнейшему подъему русской словесности. Этого сейчас у нас нет. Мы производим взрыв на пустом месте.

Нас может утешать отчасти, что русские футуристы перед своим подъемом не ведали позитивной задачи. Если сейчас перечитать "Пощечину обшественному вкусу" 12-го года, мы поразимся силе отрицания, которая содержалась в этом манифесте, при чрезвычайно слабой и неопределенной позитивной программе. В конце концов, позитивная платформа футуристов заключалась в том, чтобы "стоять на глыбе слова 'мы' посреди моря свиста и негодования" или, допустим, "тайна властной ничтожности воспета нами". Все это ровно ничего не значит. Зато появились - Хлебников, Маяковский, Пастернак (не говорю о дальнейших последствиях). Нам не хватает подобной же силы - отталкивания.

Я нарочно провожу эти невыгодные параллели между поэзией русского футуризма и нашей современной новой прозой, которая, в принципе, хочет взять такой же высокий барьер, но пока что не может. Рассуждая исторически, следует признать, что нам этот барьер взять труднее. Во-первых, потому труднее, что мы имеем дело не с поэзией, а с прозой, которая развивается медленнее поэзии. Во-вторых (и это главное), в развитии прозы нам приходилось и приходится отталкиваться не от символизма, как это делали футуристы, а в первую очередь от куда более низкой стадии - от социалистического реализма.

Первой и широкой реакцией на соцреализм был и до сих пор остается просто реализм. То есть - отступление к старому, известному еще по 19-му веку искусству. В лице деревенской прозы мы отступаем в лучшем случае к Гл.Успенскому. Глеб Успенский честный и хороший писатель. Но прыгнуть от Гл.Успенского в новую русскую прозу очень трудно. И тем не менее какой-то голос подсказывает нам, что нужно прыгать. Нельзя сопровождать развитие нового стиля слишком уж безнадежной интонацией.

В качестве тоже тупикового, но интересного состояния - "смерть субъекта, смерть объекта", как здесь говорили, - я хочу привести кусок прозы, над которой и об которую бьется сейчас Абрам Терц. Для меня это в какой-то степени образ новой русской прозы. Текст называется - "Золотой шнурок".

- У вас ли мой прекрасный башмак? - Да, он у меня. - У вас ли мой золотой шандал? - Нет, у меня его нет. - У вас ли мой новый платок? - Нет, у меня его нет. - Какой сахар у вас? - У меня ваш хороший сахар. - Какой сапог у вас? - У меня свой кожаный сапог. - У вас ли мой гусь? - Нет, у меня свой. - У вас ли мой старый нож? - У меня красивый нож. - Какой фонарь у вас? - У меня ваш старый фонарь. - Есть ли у вас новый стол? - У меня старый стол. - Есть ли у вас большой дом? - У меня большой, красивый дом. - Есть ли у вас маленький хорек? - Да, он у меня. - Есть ли у вас золотой нож? - У меня золотой нож. Есть ли у вас серебряный шандал? - У меня оловянный шандал.

- У вас ли мой золотой шнурок? - Он у меня. - Какой сахар у вас? - У меня дурной сахар. - Хочется ли вам спать? - Да, мне спать хочется. - Жарко ли вам? - Нет, мне холодно. - Есть ли у вас сыр? - Нет, у меня ничего нет. - Есть ли у вас хороший кофе? - У меня нет хорошего кофею, у меня хороший чай. - Какой чай у вас? - У меня ваш чай. - Что у вас дурного? - У меня дурной башмак. Хочется ли вам пить? - Мне спать хочется. - Что у вас прекрасного? - У меня прекрасный суконный плаш. - Какой сапог у вас? - У меня старый кожаный сапог. - У вас ли серебряный шнурок? - У меня его нет. - Есть ли у вас что-нибудь? У меня ничего нет. - Есть ли у вас что-нибудь хорошее? - У меня нет ничего хорошего. - Что у вас дурного? - У меня дурной конь моего доброго приятеля. Есть ли у вас хлеб? - У меня нет хлеба. - Какой сыр у вас? - У меня нет сыру , у меня хлеб. - Какой орел у вашего брата? - У него большой орел моего соседа.

- Какой шнурок у вас? - У меня золотой шнурок. - У вас ли железный молоток кузнеца? - У меня нет его. - Есть ли у вас что-нибудь хорошее? - У меня нет ничего хорошего.

- Любите ли вы табак? - Нет, я его не люблю. - Что же вы любите? - Я люблю чай и кофе. - Что вы любите: барана или теленка? - Я не люблю ни барана, ни теленка, я люблю кофе и чай.

Но с другой стороны: - Что у меня? - У вас большой орел. - Любите ли вы этот пирог? - Нет, я не люблю пирога, но люблю тот паштет. - Красный платок у меня или желтый? - У вас нет ни красного, ни желтого платка, но у вас мой золотой шнурок.

- Мой ли орел у охотника или свой? - У него нет ни вашего, ни своего, у него нет орла, у него хорек. - Где у вас мои маленькие ножи? - У меня их нет, я их ищу. - Ищешь ли ты ослов?- Я ищу ослов и быков.

- Что у этого офицера? - У какого офицера? - У того офицера, которого не любит полковник. - У него кожаные сапоги сапожника.

- Сколько коней у вас? - У меня пять коней. - Хотите ли вы мой нож? - Нет, я его не хочу. - Где видите вы трех больших слонов? - Я вижу их у нашего богатого соседа, у которого три больших дома. - Имеет ли дом купол? - Нет! Есть ли у солдата кивер? - Да! - Какие друзья у турка, эти или те? - У него ни эти, ни те, у него нет друзей.

- Видели ли вы жилеты моего молодого брата? - Нет, я их не видел. Сколько тетеревов видели вы в лесу? - Я видел там десять тетеревов и трех кабанов. - О каких кабанах говорите вы? - Я говорю о трех больших кабанах.

- Какие стаканы у вас? - У меня новые красивые стаканы. - Хотите ли вы этот красивый шандал? - Нет, я его не хочу. - Можете ли вы мне дать вашего коня? - Я не могу, он у моего брата. - Видите ли вы большие рога этого козла? - Я вижу трех козлов и десять быков с красивыми рогами.

А в это время: - Что у бедного кузнеца? - У него железные щипцы. - Имеют ли эти люди голубей или гусей? - У них нет ни голубей, ни гусей, у них три маленьких соловья и двадцать два воробья. - Сколько у вас носков? - У меня их сорок восемь. - Где мои башмаки? - Здесь!

- Что видите вы? - Я вижу море.

- Железный или оловянный горшок у него? - У него хороший оловянный горшок. - Видите ли вы соловьев там, в саду? - Я вижу соловьев и воробьев. - Сколько крыльев у соловья? - У него два крыла.

- Который час? - Шесть с половиною.

- За чем идет этот башмачник? - Он идет за башмаками студента. - Есть в доме вашего отца котята и мышата? - В нашем доме нет ни котят, ни мышат. Может ли тигр пожрать оленя? - Может.

- Хотите ли вы перцу, чтобы посыпать перцем ваш окорок? - Благодарю, я не люблю перца. - Могут ли писать ваши братья-писатели? - Они могут, но не хотят. - Почему они не хотят? - Потому что они слишком ленивы.