Тай'Олаш заметил наши колебания и благостно кивнул:

— Если вам будет удобно, вы могли бы остановиться на ферме вдовы Рафа. Эта почтенная женщина… нас недавно покинула, но дом еще стоит. Я распоряжусь принести туда циновки и одеяла.

Ферма Рафа оказалась неровным плетеным забором, поверх которого был водружен натуральный стог. Шириной строение было метра три, зато очень длинное, подковообразное. От выгородки для скота его отличало только наличие ондоли, выстроенной каким–то умельцем из глины и камней (причем забавно так — вдоль). Окон не было, а смысл в них, если стены на просвет видны? Соответственно, преград для всяческих кровососущих насекомых тоже не существовало.

Черные немедленно принялись осваивать помещение, делить углы и таскать взад–вперед плетеные коврики. Это увлекательное мероприятие должно было растянуться часа на два. Я решительно выложил вещи на край холодной по летнему времени ондоли и намекнул, что знаки, отвращающие комаров, поставлю только когда вернусь (пока бойцам Ридзера что–то от меня надо, за свое место можно не опасаться). Теперь можно было, пока светло, пройтись по округе, посмотреть, не найдется ли здесь чего полезного.

Прибежал Макс, благоразумно не появлявшийся днем в деревне, и стал меня куда–то звать. Пошел следом — пес–зомби плохого не посоветует.

Воздух пах травами и немного дымом, дневная жара спала, зато к ней добавилась влажность — дыхание близких болот. В кустах переругивались местное подобие ворон и какие–то неизвестные птички. Шумели кронами молодые тополя (или что там бывает такое длинное с зеленоватой корой?). Я глядел на эту идиллию и пытался понять, почему эти жерди нельзя было пустить на постройку домов. Определенно, белым нравилось жить в корзинках, другого объяснения нет.

Что привлекло внимание Макса я понял раньше, чем увидел — где–то впереди, среди высушенных солнцем холмов, в наглую поселился и жировал какой–то нежить, оставалось только имя ему дать (а вариантов, на самом деле, было немного). Неверно говорить, будто потусторонние твари в нашем мире — редкие гости, просто большинство из них, не получив надежного убежища, живет ровно до рассвета. Тем опаснее исключения, для истребления которых вмешательство человека обязательно — далеко не всегда можно гарантировать, что их вовремя обнаружат. Мне когда–то пришлось попотеть из–за стремительно растущей Ведьминой Плеши, а здесь все оказалось еще банальнее — Са—Орио навестила Пегая Соломка.

Этот нежить гнездится в плотной дернине и внутри стеблей, поэтому для солнечного света практически неуязвим. Начинается все с одной–единственной былинки, покрытой неровными ржавыми пятнами с почти незаметной желтой каймой. Чем гуще становятся завалы мертвой травы, тем сильнее эта сволочь. Созревшая тварь способна поражать любое живое существо, до которого дотронется — деревья, животные, птицы словно высыхают изнутри. Самое неприятное, что невнимательный крестьянин может срезать и сметать в скирду порыжевшие стебли, и тогда запасы фуража за считанные дни превращаются в смертельную ловушку.

А вот если бы белые держали скотину, пастухи в два счета заметили бы опасность по странному поведению скота, и угрозу можно было бы устранить ведром крутого рассола.

Все, иду скандалить.

Путь от очага поражения до деревни занял меньше десяти минут, то есть, практически вплотную (и это я еще по тропинкам шел!). Макс благоразумно отстал, дабы не смущать своим видом слабонервных. Искать представителей власти не пришлось — под навесом мирно беседовали староста, Ли Хан и Питер, ради такого дела рискнувший бросить своих подопечных на произвол судьбы (я бы тоже нашего нанимателя одного не оставил — мутный он тип).

Ну, сейчас я эту компанию взбодрю — мало не покажется.

— Уважаемый, что ж это вы нам целый день мозги парили, а про нежить не сказали?

— Нежить? — встрепенулся куратор.

— Угу. Пегая Соломка, совершенно запущенный случай.

На лице Тай'Олаша не дрогнул ни один мускул и благостная улыбка его не покинула. Что сказать? В образ сказочного волшебника он вжился плотно (так и до дурдома не далеко).

— Нам все равно нечем заплатить вам за изгнание, — пожал плечами староста. — К чему портить вечер бесполезным разговором?

Я фыркнул. Ну, нельзя же быть такими олухами! Настроение они не хотели портить. Да через неделю нежить их отсюда выживет нафиг! При таком отношении пусть сами изгоняют свою тварь, как хотят, я умываю руки.

Ушел на ферму, расстелил постель, забрался в нее и отвернулся к стенке. Пролежал полчаса и даже успел задремать (На сытый–то желудок!), когда мой отдых грубо прервали сердитым сопением. Нехотя выглянул из под одеяла — надо мной навис хмурый Риздер, успевший о чем–то переговорить с куратором.

— Пойдем, покажешь свою пакость.

Я вздохнул, потянулся, демонстрируя, как устал и измучен, а потом пошел показывать капитану Пегую Соломку, потому что черные и нежити — естественные враги. Если с тварью можно что–то сделать, пусть это будет сделано! Тем более что идти не далеко.

Теперь перепутать нежить с чем–то еще было невозможно — солнце еще не успело коснуться горизонта, но в глубокой тени пораженные потусторонней заразой растения начали едва заметно светиться.

— Здоровая, — озвучил капитан свое наблюдение.

Да уж, не маленькая! Тварь зародилась в тенистой ложбине между холмов, пожрала кусты и осоку, а теперь взбиралась на склоны. Ее путь был отмечен пожелтевшей растительностью, выглядящей совсем как живая. Но я-то знал, что под ороговевшей оболочкой — только серый прах. Теоретически, вычистить Соломку могли затяжные (недели на две) дожди, но тут таких еще полгода не предполагалось.

— Придется изгонять, — резюмировал Ридзер.

Я вежливо промолчал. В конце концов, капитан у нас — он и именно его ребятам придется переписаться в белые ради сотни забравшихся в болото чудиков. Ридзер мое молчание заметил:

— Предлагаешь оставить эту дрянь за спиной? А потом возвращаться назад той же дорогой?

Ну, если так вопрос сформулировать…

— Нет, хочу напомнить, что простое изгнание в данном случае не поможет, — я припомнил лекцию по нежити, устроенную в Кевинахари в редстонском университете, и подивился, какая польза может быть от нашего НЗАМИПС даже тут, в И'Са—Орио'Те. — Видишь, у зоны поражения неровные края? Это метастазы третьего порядка. Если мы просто долбанем по ядру, то получим вместо одного крупного очага десять поменьше, и все придется повторять снова и снова, до победного конца. Мы тут месяц проторчим.

Именно эта особенность делала Пегую Соломку таким мерзопакостным явлением.

— Что предлагаешь? — капитан, наконец–то, оценил масштабы предстоящей работы, и они его не порадовали.

— Многоконтурный Знак.

Ридзер присвистнул.

— Не владею, — через силу признался он.

— Пофиг. Я — владею. Смотри: центральную часть заключаем в периметр, а расползающиеся отростки направляем в пентаграммы. Думаю, пяти штук хватит. В момент активации я соединяю потоки, и нежитя из ядра тупо выкачивает на изгоняющие плетения средней силы. Быстро, чисто, никакого риска.

— Ты, вообще–то, понял, что периметр и пентаграмма — разнородные структуры?

Это он, как бы, намекает, что я могу бросать понты в таком важном деле?

— Дядя, я — некромант, ведущий Круга. Для меня подобное вообще не труд!

Ридзер уважительно поднял бровь.

— Ну–ну. А если не сработает?

Я пожал плечами:

— Сверну все оперативным проклятьем.

Рухнувший Круг мне в свое время укротить удалось, но не стоит объяснять капитану все последствия сорвавшегося ритуала для некроманта–неудачника — не поймет. Боевик!

Мой план Ридзер принял подозрительно быстро. Кажется, идея присвоить алхимику почетное звание паровоза все еще витала в умах. И что характерно: как перед девками деревенскими выделываться, так он — капитан, а как перед нежитью, так — Тангор, командуй! Где его жажда лидерства, где настоящая черномагическая гордость? Такое впечатление, что они сговорились меня в белые переписать. Ненавижу!!!