Снаружи доносился гулкий монотонный звук, словно кто-то протяжно и страшно кричал: "бутыыылку! бутыылку!". Я почти научился не обращать на него внимания.

* * *

Я валялся на диване и читал "Вокруг света", и в какой-то момент меня начало клонить в сон - последнее время я засыпал легко и без всяких таблеток, но пришлось проснуться, оттого что тетка трясла меня за плечо.

- Опять! - жалобно сказала она, - ты только послушай!

Я сел и прислушался. За окном мелко и сухо шелестела акация. Звенел на повороте трамвай. Тетка стояла, прижав руки к груди, байковый халат вылинял на животе, опухшие щиколотки нависают над шлепанцами.

- Они опять ее включили! Слышишь, пол дрожит?

Соседи за стеной были тихие приличные люди, он бухгалтер на кондитерской фабрике имени Розы Люксембург, она сестра-хозяйка в санатории "Красные Зори". Но тетка полагает, что у них есть кладовка, замаскированная висящим на стене ковром, и в этой тайной кладовке стоит машина, которая облучает всех секретным излучением. Поэтому тетка слышит голоса. Пока что эти голоса говорят ей обидные, но неопасные вещи, но я боюсь, в один прекрасный (это я фигурально выражаюсь) день голоса скажут ей что-то такое, что она пойдет на кухню и возьмет там хлебный нож, который регулярно носит к точильщику, время от времени наведывающемуся в наш двор...

Добрый румяный врач, бывший одноклассник дяди Миши, расспрашивал маму и папу обо всех родственниках, но тогда никто еще знал про машину, которая облучает тетю Валю. Просто удивлялись, - с чего бы это вдруг она поменяла хорошую двухкомнатную квартиру в центре на эту, у базара? А оказывается, там, за стеной тоже стояла машина, - на какое-то время тете Вале удалось от нее избавиться, но потом ее секретно перевезли сюда.

- Ничего там нет, тетя Валя, - сказал я как можно убедительней.

- Ты нарочно это говоришь?

- Это трамвай. Слышите, он проехал?

Она ушла, покачивая головой и что-то бормоча себе под нос. Я вновь открыл "Вокруг света", но сосредоточиться уже не мог - в голову лезли всякие глупости. Поэтому я встал, и крикнул тетке в кухню:

- Я пойду прогуляюсь, тетя!

- Ночью? - в ужасе спросила тетка.

Еще девяти не было; с теткиной точки зрения глубокая ночь.

- Я ненадолго. Чтобы заснуть.

Это ей как раз понятно. Она сама мучается бессонницей.

- И зайди к ним. Как бы попроси соли. Может, им станет стыдно, наконец? - говорит она мне вслед.

* * *

Я думаю, если мне завязать глаза и несколько раз повернуть, взяв за плечи, как поворачивают человека, играющего в жмурки, то я все равно безошибочно определю, в какой стороне море...

Листья акации над головой мелко тряслись сами по себе. На канализационном люке сидела, посверкивая глазами, кошка.

И вновь это ощущение, что кто-то смотрит мне в затылок.

Я обернулся - никого.

Зато увидел вывеску, она горела малиновым светом, тень дерева пересекала ее надвое.

Сонная аптекарша за прилавком читала "Роман-Газету".

Днем, когда у прилавка толпился народ, я не решался. Неловко.

Сейчас, оказывается, тоже неловко. Я прокашлялся.

- Мне это... Ну, изделие. Номер...

Я понял, что забыл номер.

- Презервативы ему нужны, - сказал кто-то звонким голосом.

Я покраснел и кивнул. Девушка стояла рядом, кофточка с золотой нитью облегает грудь, юбка туго натянута на ягодицах.

- Четыре копейки в кассу, - аптекарша стала выбираться из-за прилавка.

- Мне много надо, - прошептал я.

- Сколько?

- Ну... пять.

Это много? Или нормально? Что они подумают? Заподозрят неладное?

- Двадцать копеек в кассу, - флегматично сказала аптекарша.

* * *

- Меня зовут Лиля, - сказала она.

Под фонарем листва казалась жестяной, в конусе света клубилась мошкара. Воздух был жарким и тяжелым, как вода, мне казалось, я плыву, раздвигая его плечами.

- Алик, - хрипло сказал я.

- У вас есть девушка, Алик?

- Нет... я недавно приехал... я...

- Зачем же тебе презервативы, Алик?

Я шепотом сказал:

- На всякий случай.

Лиля. Влажное имя. Как волна.

Она нагнулась, поправляя ремешок босоножки, подол ее юбки при этом поехал вверх. Я отвел глаза.

- И не было девушки? Совсем-совсем?

- Нет, почему. Была. Три года назад. Еще на первом курсе.

- Так давно? - удивилась она. - Почему?

Потому что там, где я провел полгода, кормят бромом. И еще много чем.

Этого я ей не сказал.

Она придвинулась ко мне ближе. Я чувствовал жар, исходящий от нее даже сквозь одежду - ее и мою.

- Пойдем, студентик, - прошептала она мне на ухо, - пойдем вон туда, я тебе кое-что покажу...

- А что там?

- Беседка. Ну, такая, знаешь, беседка. У тебя ведь есть все, что нужно, да? Ну так пошли...

Она нарочно оказалась в той аптеке? За мной следят? Может, их там целая банда? Вот так ловят на живца, уводят в укромное место, а потом... Я же ее совсем не знаю...

- Ну? - она нетерпеливо пританцовывала на ходу. Рука у нее была горячая и влажная.

- Лиля! - раздалось из темноты, - Лилька!

Они со смехом вынырнули из боковой аллеи, несколько парней, девушки, светлые платья и рубахи светились в темноте.

- Ой! - обрадовалась она, - это Жорик. Вот здорово! А вы куда?

- На Морвокзал, - сказал солидный Жорик. - там у них бармен новый. Идешь? И этот с тобой?

- Это... как тебя зовут? - обернулась она ко мне.

Она уже забыла.

- Альберт, - сказал я.

- А это Алик. Точно. Пошли с нами, Алик?

- Нет, - сказал я сухо, - извините, нет.

- Ему домой надо. В кроватку. Да, Алик?

Я молчал.

- Да ты не грусти. Увидимся.

Она легко чмокнула меня в щеку, обдав запахом сладких духов. Я смотрел, как они, смеясь, уходят в темноту, по перечеркивающим дорожку полосатым теням... Я ненавидел себя. Пять, думал я. Пять километров. Без всяких скидок. Вот тебе, вот тебе, вот тебе...

* * *

Он пришел в четверг, под конец дня. Наверное, заехал с работы, под мышкой у него был портфель без ручки. Еще у него были носки в полосочку и дырчатые сандалеты. Брюки чуть коротковаты, словно он из них вырос.

Он торопливо поздоровался. Не потому, что был невежливым, просто спешил - через полчаса мы закрывались, и уборщика тетя Зина уже начала возить шваброй по линолеуму. И попросил... молодого Вертера.

Может быть, думал, что связник ему что-то там оставил?

Но когда я вынес синий томик, не столько затрепанный, сколько полинявший от времени, он разочарованно сказал:

- А другого издания у вас нету?

- С картинками, что ли? - не удержался я.

- Нет, просто другого... год, издательство...

- У нас и этого-то никто не берет, - сказал я честно. - Зачем нам два Вертера?

- Ну да, у вас, наверное, все больше фантастику просят.

Мы подписались на такую красно-белую серию, где печатали наших и не наших фантастов, и два тома - Саймака и Стругацких - у нас уже заиграли.

- Да, - сказал я, - Классику сейчас вообще мало кто берет. Только ученики и учителя.

Обычно я не слишком-то стремлюсь разговаривать с посетителями, но тут мне стало интересно. Зачем это он им понадобился? И что они такое делают в своем КБ, что он брюки себе новые не может купить, а продает шпионам государственные тайны?

- Вот вы вообще что кончали? - спросил он строго, - библиотечный техникум?

- Три курса истфака, - сказал я.

- Ну, тогда вы должны понимать. Будущее - это то, чего нет. Вообще нет. Понимаете? Какое придумаете, такое и будет. Их тысячи, миллионы, этих будущих. А прошлое - одно-единственное. Оно требует к себе уважения.

- Поэтому вы и предпочитаете классику?

- Да. Возможно.

- Книги врут, - сказал я неожиданно для себя. - Даже хроники. Летописи. Написал что-то один-единственный человек, а мы ему верим. А может, он это по заданию партии и правительства писал?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: