Он отвернулся, стараясь не думать о том, что его ждет. Было совершенно очевидно, что эта пауза в одиночестве сама по себе уже начало пытки.
Известие о смерти Наоми потрясло его, и не только потому, что отняло у него надежду на относительно быструю смерть от болевого шока или аллергической реакции на наркотик. Несмотря на завоеванную ею репутацию её прозвище характеризовало скорее степень эффективности её работы - он знал Наоми как исключительно деликатного человека, пожертвовавшего собственным стремлением к милосердию ради нужд правосудия. Она была также великолепным администратором, сочетая твердость, уважение к мнению других и такт, столь необходимые при общении с Невидимыми - мужчинами и женщинами, облеченными особым доверием Панарха, о котором знали только они сами, Панарх и она. Ему было искренне жаль ее.
Дверь тихо отворилась, и Омилов повернул голову, чтобы посмотреть. Металлическая сетка холодила щеку. В комнату вошел и молча остановился, глядя на него, высокий человек с резкими, надменными чертами лица. Рядом с ним стоял второй человек, ниже ростом. Голова высокого мужчины была обрита, и голый череп пестрел фантастическими узорами ярких, металлизованых цветов, основной темой которых были, похоже, глаза, когти и зубы. Одежда его представляла собой длинный халат из какого-то тяжелого, блестящего материала цвета запекшейся крови; рукава оставляли руки обнаженными по локоть, но широкие обшлага опускались почти до пола. Бросив на Омилова равнодушный взгляд, он поддернул обшлага и заправил свободную часть их под напоминавшие погоны петли на плечах; ассистент помог ему закрепить их в том положении. Внешне эффект оказался достаточно неприятным: все это напоминало птицу с подрезанным крыльями или демона.
Он заговорил, и голос его оказался неожиданно мягким, лишенным властности.
- Меня зовут Эводх радах'Энар, я пешж машхадни Аватара - он доверил мне твою смерть.
Пока он говорил, его ассистент прошел в голову кушетки и начал возиться с пультом.
- Меня не волнует, будешь ты сотрудничать со мной или нет; поскольку ты не должарианец, от тебя нельзя ожидать ни того, что ты поймешь всю оказанную тебе честь, ни правильной смерти. Поэтому для меня в этом тоже нет чести - всего лишь извлечение информации.
Омилов изо всех сил старался не выдать своих чувств. Человек говорил на уни, и дикость его слов казалась в сочетании с привычным языком вовсе невыносимой.
- Тем не менее, для того чтобы ты хотя бы отчасти понимал искусство эммер мас'хаднитал - полагаю, точнее всего это переводится как "боль преображающая" - я буду по мере процесса объяснять тебе свои действия до тех пор, пока ты будешь сохранять способность воспринимать что-либо.
Омилов дернулся - ассистент неожиданно нежно приподнял ему голову и надел на нее тот странный проволочный колпак. Прикосновение металла к бритой голове показалось ему теплым.
Эводх заговорил снова, глядя сквозь Омилова; голос его звучал почти задумчиво.
- Существует великое множество разновидностей боли, и во всех заметное место играет страх.
Ассистент повернул на пульте рычажок, и до Омилова донеслось слабое гудение. Что-то засвербило в голове, прямо за глазами.
- Можно выделить несколько основных типов страха: в первую очередь "падение"... - Омилов ахнул, когда кушетка, казалось, выпала из-под него, "неожиданные громкие звуки"... - Голова содрогнулась от близкого взрыва, и он даже ощутил кожей взрывную волну, - "удушение"... - Весь воздух в помещении разом куда-то исчез, и задыхающиеся легкие свело острой болью. К основным типам относится также страх перед неизвестностью, который ты уже начинаешь испытывать. Имеется еще множество более сложных и индивидуальных видов страха, каковые я намерен выявить и использовать на протяжении твоего преображения. Умовыжималка обеспечивает и другие эффекты, которые помогут мне в моих изысканиях. Так, я могу вовсе отключить любое из твоих чувств...
Одно за другим каждое из чувств Омилова исчезло и снова вернулось: зрение, слух, осязание, ориентация...
- ...но я могу и усилить их.
Внезапно металлическая сетка, на которой лежал Омилов, сделалась невыносимо холодной, а легкое дуновение вентилятора, казалось, сдирало с него кожу. Кислый запах собственного пота и странные, зловонные запахи двух должарианцев затмили собой все остальные. Удары его собственного сердца отдавались в ушах грохотом стартующего звездолета. Эводх наклонился и легко провел ногтем по животу Омилова: тому показалось, будто его пронзили раскаленным железным прутом. И тут боль вдруг исчезла. Омилов ощущал только вкус крови во рту от прокушенной губы - наверное, он пытался остановить зарождавшийся в нем вопль. Ничто в его жизни не подготовило его к должарианской технологии боли.
Эводх помолчал немного, глядя на него сверху вниз.
- Ваша культура считает, что страх перед смертью сильнее всего. Мы, должарианцы, знаем, что это не так. Страшнее всего боязнь не умереть, продолжать жить даже тогда, когда тело, в котором ты с удобствами жил столько лет, разрушено и не подлежит восстановлению.
Он взял с тумбы маленький металлический цилиндрик, из нижней плоскости которого торчала игла, и покатал между пальцами. В движениях его не было ни капли показухи - скорее, непроизвольные жесты мастера своего дела, и это страшило гораздо больше, чем открытая угроза.
- Вот тут и начинается настоящее искусство. Жаль, что как объект его ты не сможешь оценить его завершения.
Гудение умовыжималки усилилось, и Омилов разом утратил контроль над своим телом. Он сохранил способность чувствовать, по пошевелиться уже не мог. Все опять заполнил кислый запах, и он понял, что это не выдержал его желудок. Стыд, злость и ужас захлестнули его. Эводх поднес цилиндр к его лицу.
- Мы начнем со стимуляции тройничного нерва. После у тебя будет возможность говорить - если ты, конечно, захочешь.
Страх Омилова достиг своего предела, когда он осознал свою полную беспомощность. Даже при желании ему уже не остановить пытку, предав своих. Он успел еще вознести короткую молитву Несущему Свет, а потом игла вонзилась ему в щеку, и невыносимая боль, равной которой он никогда еще не испытывал, затмила все остальное.