«Больше никто не выжил? Только ты?» — спросил сбитый с толку Гилтас.
Она стиснула в руке дольку апельсина. Между ее пальцев заструился сок. «Это был не мой выбор!»
Прежде, чем она смогла пояснить это странное утверждение, вернулся Планчет. Она наполнила чашу и отошла от мужа, погрузившись в мрачное молчание. Чувствуя напряжение в комнате, Планчет не стал задерживаться.
Гилтас подошел и стал позади жены, близко, но не прикасаясь к ней. Он практически ощущал гнев, исходящий от нее, словно жар от кхурского солнца.
«Я очень рад видеть тебя, любовь моя», — тихо произнес он.
«Гил, я не счастлива находиться здесь! Я должна была пасть вместе со своими воинами!»
На последнем слове ее голос прервался, и он готов был поддержать ее. Но она не сделала ни движения в его сторону, не повернулась, только залпом осушила чашку.
Он спросил, что случилось, и все же она долгое время молчала. Наконец, резко тряхнув головой, она сказала: «Я не хочу говорить об этом. Все в прошлом. Мы должны почтить наших мертвых, продолжив кампанию. Быколюди заплатят!»
Она так крепко стиснула чашку, что костяшки пальцев побелели. Гилтас оставил попытки утешить ее и, нахмурившись, вернулся в кресло. Почему-то было немного легче сказать то, что он должен был, сидя на королевском троне. Слегка повысив голос, он запретил своей жене возвращаться на юг. От плана захвата Сильванести, объявил Гилтас, решено отказаться.
Она с диким взглядом обернулась. «Ты прекращаешь борьбу? Почему?»
Голос Гилтаса был ровным. «Снова и снова это пустая трата жизней, битва с минотаврами. У меня для тебя есть более важная задача».
«Что может быть важнее, чем одолеть наших врагов?»
«Поиск дома для нашего народа».
Ее смех был резким и пренебрежительным. Это был старый спор, все чаще случавшийся в эти дни. Кериансерай, ее воины и многие дворяне Сильванести из изгнанников хотели отбить потерянные земли у оккупантов. Гилтас считал это бессмысленной мечтой. Единственной надеждой его народа было обрести новую родину, свободную от минотавров, бандитов, гоблинов и жадных людей.
Он встал и кивком пригласил ее последовать за собой. На одной стороне широкой круглой комнаты стоял ряд сундуков и шкафов, содержащих спасенные ими из Квалиноста официальные документы. Он отпер обитый металлом сундук и вытащил длинный свернутый в рулон пергамент.
«Один из моих писцов отыскал это на Большом Сууке. Он заплатил за него восемь стальных монет».
Высокая цена. Развернутый, пергамент оказался картой, изображением Кхура от пляжей залива Балифор до горной гряды, протянувшейся от Керна на севере до Блода на юге. Разочарование Кериан было сильным. Ее муж обладал бесчисленными планами и картами. Его писцы каждый день навещали сууки, тратя драгоценную сталь и спрашивая карты. Вначале она была впечатлена его успехами, думая, что он искал информацию, которая должна была помочь им вернуть родные земли. Но спустя несколько месяцев, когда не обнаружилось ничего полезного, она потеряла интерес.
Расправив обеими руками скрученный пергамент, Гилтас оживленно рассказал ей, что нашедший его писарь сбил цену с пятнадцати стальных монет. Такая торговля была нормой для кхурских сууков; следовали громкие споры, энергичное покачивание головами и жестикуляция, покупатель пару-тройку раз притворялся, что уходит, прежде чем, наконец, цена согласовывалась и сделка заключалась.
«Это не совсем обычная карта», — заверил он ее. — «Ей почти две сотни лет».
Она внимательнее присмотрелась к пергаменту. Деталировка и в самом деле была изумительной, с помеченными пересохшими руслами рек и оазисами. В правом нижнем углу, где картограф обычно подписывает свою работу, был изображен странный символ, стилизованная птица с поникшими крыльями, начертанная черными чернилами.
Кериан наклонилась, изучая карту, и когда она сделала это, Гилтас почувствовал едва сдерживаемую силу, исходившую от нее, словно жар тела или запах ее пота. Они так часто были в разлуке, что он стал забывать, как ее присутствие потрясало его. Кериансерай была самой волнующей женщиной, которую он когда-либо знал.
Их глаза встретились, и Гилтас снова увидел великолепного очаровательного воина, которым она была до того, как поражение, изгнание и лишения иссушили ее лицо, ожесточили взгляд и поселили горечь в глазах. Несмотря на их споры, он по-прежнему любил ее. Он сожалел о нараставшем отчуждении. Все прошедшие годы они постоянно ссорились — из-за политики, стратегии, из-за чего угодно.
Так как затянулось его молчаливое внимание, Кериан открыла рот, чтобы заговорить, но ее речь была прервана. Как раз в этот момент вернулся Планчет осведомиться, не нужно ли им чего-нибудь еще.
Гилтас махнул камердинеру войти, и велел придержать правый край свитка. Освободившейся рукой Гилтас ткнул в точку в северных пределах Кхура, в место, где Халкистские Горы расщеплялись, окружая долину в форме лошадиной подковы. Хотя на карте ее все же было не различить, Гилтас улыбнулся, когда его палец коснулся этой точки.
«Это Долина Голубых Песков», — сказал он шепотом, словно опасаясь, что его подслушают. — «Называемая кхурскими кочевниками „Дыхание Богов“».
Удивление Планчета было безмолвным. В отличие от Львицы.
«Я слышала, как ты говорил об этом месте. Я считала, это лишь легенда! Откуда взялась эта карта?»
«Полагаю, из храмового архива. Когда Кхури-Хан был разграблен, многие библиотеки были разорены, а их содержимое всплыло на сууках». — Он снова постучал по этой точке. — «Я убежден, что долина существует, и это — ее истинное местоположение».
Долина Голубых Песков была известна мягким целебным климатом, совершенно отличным от остального Кхура. О ней упоминалось в анналах библиотек Квалиноста под названием Инас-Вакенти, Долина Молчания. Защищенной горами, о ней говорили, что это одно из немногих мест в мире, неизменных со времен Первого Катаклизма. Эльфийские хроники также упоминали о нем, как о месте, где когда-то жили боги. Ученые спорили о том, что это значит. Некоторые воспринимали это буквально. Другие утверждали, что это метафора.
Жители Кхура также разделились во мнениях. В Кхури-Хане Долину Голубых Песков считали ничем иным, как мифом, странным местом, где известные им естественные условия — жара, палящее солнце, вечная засуха — переворачивались вверх дном. Горожане использовали ее в качестве места действия нелепых сказок на ночь для своих детей. В этой долине, согласно сказкам, облака вместо неба цеплялись к земле. Камни росли как деревья. Животные разговаривали как люди. С другой стороны, Кхурские кочевники не сомневались в существовании долины. Никто никогда не бывал там, но они страстно верили древним сказаниям.
Больше года Гилтас тайно собирал информацию о Инас-Вакенти. Он верил, что она сможет стать будущим домом для эльфийской нации.
Кериан спросила: «Почему ты решил, что долина здесь?»
«Я собрал шесть других карт этого района — кхурских, неракских, даже несколько старых соламнийских карт из библиотек Квалиноста. Ни на одной из них нет этой особенной конфигурации гор в виде подковы лошади. Мне кажется, я знаю, почему».
Он сделал паузу, пока Планчет наливал им обоим еще нектара. Кериан, несмотря на свой скептицизм, была захвачена его горячей убежденностью. Она отмахнулась от предложения выпить и поторопила мужа продолжать.
«Остальные карты всего лишь копии с копий с копий», — сказал Гилтас. — «Эта карта — исходная. Рисовавший ее, знал об Инас-Вакенти, потому что побывал там сам!»
Он не мог дать правдоподобных пояснений, почему последующие копировщики пропустили эту долину, сказав лишь: «Все в Кхури-Хане несерьезно говорят об этом месте. Даже городские жрецы относятся к нему, как к легенде — все как один. Я не знаю, проклято или благословенно это место, но я собираюсь выяснить это».
Внезапно Кериансерай поняла, что происходит. «Ты хочешь, чтобы я отправилась туда», — сказала она. Он кивнул, улыбка вернулась на его лицо. Следующие слова Кериан снова прогнали ее. «Гил», — сказала она, — «эта долина — всего лишь романтическая сказка. Даже если она существует, это не наша родина, и никогда не станет ей».