Он и так и сяк крутил в руках лопату. Крошечная лопатка, почти детская игрушка. Чтобы этим смехотворным инструментом выкопать достаточно глубокую яму, ему бы потребовались долгие часы, может, десять или двенадцать! И произойди столь невероятное, он уж наверняка сегодня утром чувствовал бы себя совершенно разбитым…

Он действительно чувствовал себя разбитым, но не знал, было ли это состояние вызвано его попойкой или физической работой, проделанной ночью.

А если он не закапывал Роберту? Он мог просто отнести ее тело в лес и бросить где придется! У него появилась мысль пойти поискать следы, но он чувствовал, что не в силах сделать это. А если в стороне от тропинки он наткнется на труп девушки…

Жуткая мысль. На этот раз он чувствовал, что его рассудок пошатнулся. В течение пяти дней он попеременно оказывался то под холодным, то под горячим душем. Сначала, убежденный в том, что ничего не делал, он затем снова сомневался в себе. После того как свидетели дали показания против него, он стал считать себя убийцей. Этой ночью к нему вновь вернулась уверенность в том, что он не имеет отношения к этим преступлениям. А теперь?

Теперь он боялся самого себя, боялся тайных инстинктов, скрытых в глубине его существа…

Чтобы ухватиться за что-то ощутимое, более реальное, он поставил перед собой походную шахматную доску и стал изучать начатую с Робертой партию. У него ушло много времени на то, чтобы вспомнить последние ходы. Не сразу удалось разобраться в белых конях. Тот, который справа, это конь короля или ферзя? Для хода в игре это не имело никакого значения, но он заставил свой ум работать и через несколько минут вновь обрел спокойствие.

Подлинная ценность двух шахматных фигур определяется их положением на доске. Тем не менее, два коня являются абсолютно равноценными фигурами. Но один все же — ферзевый конь, а другой — королевский. В ходе их перемещений по доске тот конь, который был на белой клетке, затем мог оказаться на черной и наоборот. При этом их ценность не меняется. Королевский конь, ферзевый конь.

А полиция в этот момент разыскивала другого коня, всадником которого был убийца. И полиция считала, что его зовут Жильбер Витри. Казалось, она ни на минуту не допускала мысли, что убийцей может быть совсем другой, абсолютно похожий на первого, но который являлся настоящим убийцей. Вот так вот!

Жильбер, играя за двоих, поставил шах черному королю. Представлялось три возможности решения этой ситуации: закрыть короля другой фигурой, отвести короля на другое поле, съесть нападающую фигуру. Из этих трех вариантов только один, разумеется, являлся лучшим. Какой?

Чтобы найти убийцу, существовало тоже несколько путей, но полиция, замороченная свидетельскими показаниями, обвиняющими Жильбера, видела для себя лишь один путь. Но, однако, нужно было, чтобы существовал какой-то другой!

Впервые с момента появления фоторобота Жильбер смог размышлять объективно, как будто он решал особенно сложную шахматную задачу.

Существовала определенная уверенность в том, что Жильбер, после того как выпил, устроился на террасе ром-бара. Там его увидел художник в компании жертвы. После этого владелец ярмарочных аттракционов опознал жертву на площади Инвалидов в компании мужчины, которым мог быть и Жильбер. Но в этом нельзя было быть абсолютно уверенным! А может быть, Жильбер, уйдя из ром-бара вместе с девчонкой, оставил ее на бульваре Сен-Жермен и вернулся к себе? — Это было возможно, но это следовало доказать. Согласно заявлению полиции, убийство произошло между часом и двумя ночи в Медоне. Если бы только кто-нибудь мог видеть Жильбера, возвращавшегося домой в это время!

Дениза же, жертва, не была уж очень пугливой. Если она уселась пить за один столик с совершенно незнакомым ей человеком, каким был для нее Жильбер, то она прекрасно могла десятью минутами позже последовать и за другим таким же незнакомцем в Медон!

И вот этого человека, этого всадника следовало разыскать. Но найти мужчину, подцепившего девчонку среди ночи на бульваре Сен-Жермен в теплую и ясную, погоду, все равно что иголку в стоге сена!

Если только среди близких знакомых этой девчонки… Какая-то сила подталкивала теперь Жильбера к действию, та самая, которая раньше заставляла бездействовать в течение недели. Ему нужно было вернуться в Париж, самому расспросить свидетелей, провести свое расследование. Это было единственное и последнее средство доказать свою невиновность.

Не раздумывая более, в каком-то невероятном порыве он быстро сложил свое снаряжение, запихал его в рюкзак, надел куртку, надел рюкзак на спину и вышел на дорогу, ведущую в город. Он прыгнет в первый же поезд, идущий в Париж, свяжется с Монтини, и еще посмотрим, чем закончится эта история!

— Я поступаю как круглый дурак, — говорил он себе по пути. — Чем же я занимался всю эту неделю? Правда, в том положении, в котором я сейчас нахожусь, чуть раньше или чуть позже… Мне повезло, что я ушел пока от преследования полицейских. Теперь с такой бородой меня не узнать…

Было еще кое-что, в чем он не мог себе признаться. Исчезновение Роберты. Он смутно боялся того, что убил ее, а его уход был на деле не что иное, как побег. Возможно, это было бегство от химер, но всю свою жизнь он только и делал, что бегал от теней. Это было бегство в одиночество, когда общение с людьми начинало его слишком тяготить. Бегство в работу, всякий раз когда возникали какие-то проблемы. Бегство от ответственности, когда он отказывался жениться. Бегство в алкоголь от реальностей жизни. А теперь безумное бегство от самого себя.

Он дошел до Рамбуйе. Эта ходьба не утомила его. Он дышал полной грудью, поскольку почти совсем не курил за время своего пребывания в лесу. Его мускулы окрепли. Он чувствовал себя в такой физической форме, в какой до этого никогда раньше не был. Его разум казался ему ясным.

Он вошел в здание вокзала, посмотрел расписание уходящих поездов. Поезд в Париж будет через полчаса. У него достаточно времени, чтобы купить газеты. Он подошел к газетному киоску, выбрал себе газеты и протянул их продавщице, чтобы та подсчитала их стоимость.

— Четыре газеты по двадцать пять, — сказала старушка, — это будет… На помощь! Это убийца! Садист! Это он!

Она издавала пронзительные крики, закрываясь газетами. Жильбер оглянулся. Служащие вокзала осторожно направлялись к нему. Закричала другая женщина и бросилась бежать, свалив какой-то чемодан. Жильберу хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Он не мог себе позволить быть схваченным сейчас и таким вот образом. Он находился рядом с выходом. Судорожно дернув плечами, он забросил рюкзак на спину. Бежать и быстро. Эти типы его линчуют, это видно по их суровым глазам. Он побежал и очутился на площади, залитой солнцем. Разгоряченные носильщики уже заканчивали свой спор. Два таксиста, стоявшие в тени платана, колебались. При появлении Жильбера все замерли.

У Жильбера больше не было выбора. Через пару секунд все набросятся на него. Из помещения вокзала были слышны вопли продавщицы газет:

— Держите его! Это тот самый садист! Держите его! Жильбер рванулся вперед, увернулся от одного из носильщиков, бросившихся к нему, открыл дверцу одного из такси, умоляя небеса, чтобы ключ зажигания оказался на месте.

— Мое такси, — взвыл его хозяин.

Из— за садиста он даже не шелохнулся, а когда стали угонять его машину…

Не захлопнув даже дверцу, Жильбер включил сцепление и надавил на педаль акселератора. Машина устремилась к группе людей, которая раздвинулась, словно расколотая пополам. Люди попадали, как кегли. На полной скорости Жильбер повернул на первую улицу налево, затем сразу свернул направо. Позади него беспрерывно сигналило другое такси.

Жильбер проскочил на красный свет, затем еще раз, чуть-чуть не налетев на небольшой грузовик. Глядя в зеркало, он определил, что его преследователи отстали. Он захлопнул дверцу.

Лишь одна мысль крутилась у него в голове: «Как она меня узнала?».

Еще два раза он резко повернул и увидел, что уже приближается к выезду из городка. По шоссе он не проедет и двух километров. Жандармерия наверняка выставила заслоны. Ну а если еще нет, то телефон уже должен работать в полную силу. Ему следует избавиться от такси и найти другое средство передвижения. «Машина — лучший пособник преступника».