Едва мы завели Вики обратно в дом, как она тут же пришла в себя и захотела рассказать, что произошло. Она вела себя пугающе уверенно, заинтересованно, почти весело, как будто какая-то защитная дверь ее разума захлопнулась перед реальностью всего случившегося.

В какой— то момент она даже сказала: «Все-таки это могли быть случайные звуки и образы, соединившиеся с каким-то сильным гипнотическим воздействием. Так, однажды ночью я видела ночного грабителя, стоявшего у стены за моей кроватью. Я видела его в темноте так четко, что могла описать даже подрезанные усики и опущенное веко… а потом наступивший рассвет превратил его в темное пальто и желтый шарф, которые моя соседка по комнате накинула на плечики и повесила на гвоздь у моей постели». Потом Вики рассказала мам, что, просматривая книги, услышала вдруг звуки падения гравия. Некоторые из камушков, казалось, тихо стучали по задней стене дома, и тогда она через кухню вышла во двор, чтобы посмотреть, что происходит.

Ощупывая перед собой дорогу, она прошла несколько шагов от «фольксвагена» к центру площадки и, взглянув на склон, тут же увидела, как по нему движется невероятно высокий тонкий призрак, который она описала как гигантского паука-сенокосца высотой с десять деревьев. «Вы ведь знаете сенокосцев? Совершенно безобидных, жалостливо хрупких паучков, похожих на маленький коричневый шарик с восемью согнутыми ножками-ниточками?»

Несмотря на темноту, она видела его совершенно отчетливо благодаря тому, что «он был черным и излучал черное мерцание». Только однажды он полностью исчез в лучах фар машины, проезжавшей поворот горной дороги над склоном (думаю, что свет фар и был тем самым слабым свечением, которое я заметил с «палубы»). Но когда свет фар исчез, гигантский черный мерцающий паук появился снова.

Она была поражена, испытывала огромное любопытство и не почувствовала испуга до тех пор, пока это существо быстро не приблизилось к ней и не начало сдвигать свои черные мерцающие «ноги», до тех пор, пока она не поняла, что очутилась в узкой клетке, образованной этими «ногами».

А затем, когда она обнаружила, что эти «ноги» вовсе не такие уж тонкие и иллюзорные, как ей представлялось, когда она почувствовала их колючие прикосновения к своим рукам, телу, лицу, она внезапно закричала и начала бороться.

— Пауки сведут меня с ума, — закончила она. — У меня было такое чувство, что меня всосет в черный мозг, ждущий меня наверху. Не знаю почему, но тогда я подумала, что это черный мозг.

Франц какое-то время молчал, а затем начал медленно говорить, останавливаясь время от времени.

— Я не думаю, что был достаточно внимателен и предупредителен, пригласив вас сюда. Совсем наоборот. Кстати, даже если бы я тогда и не верил в то, что… Как бы там ни было, я чувствую свою вину. Послушайте, вы могли бы взять «фольксваген» прямо сейчас… Или я мог бы вас отвезти и…

— Мне кажется, я понимаю, к чему вы клоните, мистер Кинцман, и по какой причине, — рассмеявшись, сказала Вики и встала. — Но лично мне достаточно волнений одной ночи, и нет ни малейшего желания в дополнение к этим впечатлениям наблюдать за привидениями в свете фар нашей машины в течение двух ближайших часов. — Она зевнула. — Я отправляюсь баиньки в шикарную комнату, которую вы любезно мне предоставили. Причем — сию же минуту. Спокойной ночи, Франц, Глен.

Не говоря больше ни слова, она направилась в спальню и закрыла за собой дверь. Франц тихо сказал:

— Я полагаю, вы понимаете, что я говорил это серьезно, Глен? Возможно, это самый лучший вариант.

Я ответил:

— У Вики сейчас действует какая-то внутренняя защита. Для того, чтобы заставить ее сейчас покинуть Рим-Хауз, нам пришлось бы разрушить эту защиту, а это было бы несправедливо.

Франц сказал:

— Может, лучше уж несправедливость, чем то, что может случиться здесь этой ночью.

Я возразил:

— До сих пор Рим-Хауз служил нам хорошей защитой. Он не впускал сюда Это.

Он сказал:

— Но он впускал сюда шаги, которые слышала Вики. Я, вспомнив свое видение Космоса, ответил:

— Но Франц, если мы столкнулись с тем самым воздействием, о котором думаем, то мне кажется достаточно глупым воображать, что расстояние в несколько миль или несколько ярких огней защитят нас от его власти лучше, чем стены дома.

Он пожал плечами:

— Этого мы не знаем. Вы видели, что произошло, Глен? Я, например, держал фонарик, но ничего не заметил.

— Все, как описала Вики, — заверил я его и рассказал свою историю. — Если все это и было гипнозом, то достаточно причудливой его вариацией.

Я прикрыл глаза и зевнул. Внезапно я почувствовал себя очень вяло — по-видимому, наступила реакция. Я закончил:

— Когда это происходило, и позже, когда мы слушали рассказ Вики, мне иногда казалось, что я хочу вернуться в привычный, хорошо знакомый мне мир с привычной водородной бомбой, висящей над моей головой, и со всеми его прочими прелестями.

— А вы не были в то же время зачарованы? — настойчиво спросил Франц. — Не захотелось ли вам узнать больше? Не пришло ли вам в голову, что вы видите что-то исключительно странное и вам представился шанс понять Вселенную, по крайней мере, познакомиться с ее неведомыми властителями?

— Не знаю, — сказал я устало, — в общем-то, да.

— Но как Это выглядело в действительности? Что это за существо, если так можно выразиться'

— Я не уверен, что вы подобрали правильное слово. — Мне было сложно сосредоточиться, чтобы отвечать на его вопросы. — Это не животное. Это даже не разум в нашем с вами понимании. Скорее всего это похоже на те признаки, которые мы видели на вершине и на скале каньона. — Я пытался придать стройность своим уставшим мыслям. — Это что-то на полдороге между реальностью и символом. Если то, что я сказал, вообще что-нибудь означает.

— Но не были ли вы зачарованы? — повторил Франц.

— Не знаю, — ответил я, с усилием поднимаясь на ноги. — Послушайте, Франц, я слишком устал, чтобы продолжать размышлять. Сейчас мне очень трудно говорить обо всем этом Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Глен, — ответил он, когда я уже направлялся в спальню. И все.

Когда я уже почти разделся, мне пришло в голову, что внезапная сонливость могла быть защитной реакцией моего разума на необходимость справиться с чем-то неизвестным, но даже эта мысль не вывела меня из оцепенения.

Я одел пижаму и погасил свет. А затем дверь в спальню Вики отворилась — в светлой ночной рубашке она стояла на пороге.

Перед тем как ложиться спать, я думал зайти посмотреть, как там дела, но затем решил, что если она уже уснула, это будет для нее лучше всего, и любая попытка заглянуть к ней может разрушить ее внутреннюю защиту.

Но сейчас, глядя на выражение ее лица, освещенное горевшей в комнате лампой, я понял, что защиты больше не существует.

В то же самое мгновение мое собственное чувство защищенности — мнимая сонливость — исчезло.

Вики закрыла за собой дверь, мы подошли друг к другу и, обнявшись, тихо стояли так некоторое время. Потом мы легли на постель под окном, через которое виднелись звезды.

Вики и я были любовниками, но сейчас в наших объятиях не было ни тени страсти. Мы были просто двумя людьми, не столько перепуганными, сколько пребывающими в состоянии благоговейного страха, ищущими успокоения и поддержки друг в друге.