Молодой доктор слегка задумался, формулируя ответ старшему коллеге.

            — Понимаете, мистер Уиллоу, он рассказывает весьма забавные вещи. Вчера, например, поведал мне о том, как будучи подростком, оказался с группой друзей в дикой тайге. Так описывал своё выживание и создание цивилизации среди диких самоедов, заслушаться можно. Ни слова правды, но какой полёт фантазии!

            Врач в волнении встаёт и начинает ходить по кабинету.

            — Он совершено, абсолютно игнорирует объективную реальность, она для него всего лишь досадная помеха, мешающая наслаждаться выдуманными мирами.

            Старший врач скептически улыбается:

— Как вы всё-таки молоды, коллега. Таких пациентов у нас в каждой палате — половина.

Молодой нервной рукой потирает подбородок. Старший любуется аристократической формой его кисти.

— Мне кажется, что это совершенно новый тип. В некотором виде, даже новая форма британских учёных. До сих пор наши учёные мужи внимательно исследовали заинтересовавшие их явления, после чего анализировали, находили закономерности и совершали свои открытия. Но мир меняется, и появляется новый, так сказать, облегчённый вид. Они станут сначала придумывать открытия, да что там придумывать, просто выдавать за них общеизвестные факты, после чего станут требовать международного призвания и материальных благ, просто раздувая шумиху в прессе.

Бродсэйлера российские коллеги передали нам после того, как он устроил выходки в редакциях нескольких газет, отказавшихся печатать статьи о его замечательных изобретениях. А ведь у нас обязательно напечатали бы — редакторы бульварных листков падки на сенсации, пусть даже дутые.

— М-да, коллега, мрачненькую вы описываете перспективу. Впрочем, предлагаю сходить пообедать, лично мне это поднимает настроение.

У зарешеченного окна своей палаты гениальный изобретатель лопаты с моторчиком замер, с тихой улыбкой вглядываясь в пролетающие облака. Он изобретал способ сбивать два дирижабля одним снарядом, запускаемым из тройной самозарядной рогатки с обратной взаимосвязью древесных волокон.

***

            Душевно так посидели, давно такого вечера не случалось – все свои, и юноша этот замечательный, с шилом в заду, попробуй такого в начале  двадцать первого века откопай! Их и сейчас-то не сильно много, хотя есть, есть, чего уж там. А наш, да, уже наш, с потрохами, баронёнок из лучших, отборный, на всю голову отморожен. Только вот обучать его некогда, и с тормозами у него так себе, запросто может зарваться. Пойдёт в разнос, сам угробится и дело завалит.

            — А знаете что, дру́ги и подруга, составлю-ка я молодому человеку компанию. Ибо основы буддистской философии мы ему за вечер в голову не затолкнём, обычаи кочевников — тоже.

            — Мне бы кто эти основы объяснил, — буркнул Александр, которому Николая отпускать никак не хотелось.

            — Ничего, справитесь вдвоём, Макаров вам в помощь.

            Именитый флотоводец прибыл в Артур вчера и с энтузиазмом принялся создавать себе отряд кораблей, в настоящее время по большей части лежащих на дне неглубокой бухты.

            — Смотри, весь зад о седло отобьёшь, Лэндровера у меня для тебя нет, не запасся, сам за конскими хвостами по полуострову таскаюсь.

            Николай улыбнулся:

            — Ничего, мне, ты знаешь, не впервой. Подберём пару меринов со спокойным ходом, авось не весь сотрусь.

            Он поворачивается к фон Унгерну:

            Что, Николай, возьмёте тёзку с собой? На славу не претендую, а помочь хочется.

            Барон, от открытых ему перспектив и без того не мог усидеть на стуле, а тут вскочил, приложил руку к сердцу:

            — Николай Михайлович, да я… Да мы…

            — Да согласен он, согласен, — вмешалась Леся, — вы лучше подумайте, что вам в дорогу собрать. Пирогами на первое время я вас обеспечу, а вот миномётов не дам — нет их у меня, а жалко.

            — Этот вопрос завтра обсудим, — на корню пресёк обсуждение Александр, — пока давайте просто посидим, поболтаем, когда ещё следующий раз так соберёмся.

            Он выразительно покосился на старшего Николая и потянулся за бутылкой.

            — Только никаких девок! — улыбнулся советник по невыясненным вопросам и погрозил Лесе пальцем, — а то снова напьёшься, вызовешь, заставишь «Рябинушку» исполнять.

            — Перековываю, — мечтательно произнесла комендантша, опершись щекой о точёную руку.

            — Кстати, о твоих подопечных, — Николай внимательнее пригляделся к тёзке, — с ними молодому человеку будет куда интереснее, чем болтовню нетрезвых стариков слушать. Организуй, а?

            Леся очередной раз оглядела барона.

            — А пожалуй что ты и прав.

Она повернулась к входной двери:

— Любаша, солнышко, поди сюда!

Повинуясь несложному этому заклинанию, в дверном проёме материализовалась правая рука госпожи комендантши, практически полностью этот проём заполнив.

— Душенька, а отвези молодого человека в Князевку, пусть девушки о нём позаботятся. Как следует позаботятся, — выделила она интонацией.

Красный, как помидор, юноша предпринял робкую попытку остаться.

— Ничего-ничего, езжайте барон, потом будет что вспомнить долгими степными переходами.

            Когда смущённый юноша удалился в компании своей проводницы, Леся кивнула:

            —  Заодно и потренируются. У князюшки-то без ума и фантазии работали. Огонька не было!

***

            Степь. Непривычному глазу не за что зацепиться в этом однообразном просторе. Потомок лесных жителей по привычке ищет характерные предметы на расстоянии максимум сотни метров, и теряется уже после получаса неспешной езды. Как ни странно, ориентироваться на этой однообразной поверхности проще морякам – они обучены держать место по очертаниям мелькнувших на горизонте деталей рельефа, по створам. Барону проще – помогает учёба в морском корпусе, а Николаю остаётся довериться показывающим дорогу проводникам, давая отдых глазам, рассматривать тянущийся по травам караван.

Посмотреть, собственно, есть на что. Сотня бурят, два десятка казаков-забайкальцев, добрая сотня лохматых бурых верблюдов, навьюченных подарками местным жителям. Подарки эти по большей части состоят из японских винтовок «Арисака» и патронных ящиков. Перед верблюдами раскачиваются и подпрыгивают на кочках влекомые флегматичными лошадками крытые фургоны, пыхтит на ходу кизячным дымком полевая кухня.  Инопланетными творениями кажутся невесть зачем захваченные старшим Николаем лакированные коляски. Мало того, что запрягают их лучшими лошадьми, так ещё и следят пуще глаза.  В подарок какому-то нойону тянут? Так нойону они нужны, как собаке зонтик. Или как там правильно? Как зайцу пятая нога? Щуке стоп-сигнал? Опять всё перепутал, склероз, однако.

Идут не то чтобы очень ходко — верблюды, мать их верблюжью, как гиря на ноге. Компенсируют за счёт привалов — у каждого всадника по два заводных коня, движутся от рассвета до заката, почти не останавливаясь для приёма пищи. Заводные кони на ходу жуют зерно из торб, траву щиплют ночами, пока всадники дремлют под войлочными накидками, подёргиваясь от боли в натруженных за день мышцах.

Время от времени открываются в очередном распадке несколько юрт. Обычно одна большая, несколько маленьких, закопчённых.  Подлетают к каравану лихие наездники на небольших головастых и лохматых лошадках. Улыбаются белозубо, хитро щурят и без того неширокие глаза. Машут шапками, выкрикивают приветствия.

Караван не останавливается — проводники обмениваются с аборигенами новостями, уточняют, что и где творится окрест, и вот уже стада, отары и круглые крыши скрываются за очередным увалом. Парят в выцветшем небе орлы, посвистывают суслики, с шорохом ложится под конские копыта трава.

Путь кажется бесконечным, монотонным, как пение бурятского акына, соловья степей. Славно поёт — то дребезжит, то вдруг заревёт, будто несварение у него не в желудке случилось, а непосредственно в глотке. Бурятам нравится,  подбадривают.