—Что происходит?

— Мой адъютант твоего поймал, — прислушавшись к утробному марсианскому уханью, оскалился Александр.

— За что поймал?! — борода адмирала грозно встопорщилась.

— За сало.

— А-а-а, — вздохнул наместник по Дальнему Востоку, — Говорил я фон Брокенбоку, чтобы не трогал сало. Сам тощий, как прости меня, Господи, за грубое слово, немец, а всё к салу ручки тянет… Кстати, что это за значок? Кто вы вообще такой?

— Агент Его Императорского Величества по особенно особым поручениям! Прибыл в наместничество для решительных действий! В общем, привет от племянника!

— Он мне ничего не говорил, — засомневался грозный адмирал, нервно проводя пальцем по выдавленной на знаке цифре «тринадцать».

— И не скажет, — сочувственно сказал агент, по-хозяйски устраиваясь в массивном кресле, — Ибо мы всего лишь голос и руки Императора. И видят нас только один раз в жизни, в лучшем случае — перед отставкой.

— А в худшем? — побледнел хозяин кабинета,  рука его нервно дернулась куда-то под стол.

— В твоем случае, худшего не будет! Эй, куда полез?

— За лекарством, — рука решительно водрузила на стол бутылку шустовского коньяка.

— Это правильно. Но лечиться надо по рецепту! Та-ра-с!!

Дверь стремительно распахивается, и влетевший околоточный замирает по стойке «смирно».

— Организуй нам, голубчик, пару лимонов, и сахарную пудру. И не спрашивай, «где взять», а сделай быстро!

— Слушаюсь, вашбродь! — рявкает Тарас и стремительно исчезает из кабинета. Поднявшимся ветром сдувает старого адъютанта, попытавшегося проникнуть к своему начальству. Адмирал только сочувственно крякает, глядя, как быстро вращающийся немец исчезает в открытой форточке.

— Что хохлу счастье, то немцу смерть, — горестно вздыхает Алексеев, и, минутку помолчав, с любопытством интересуется: — А зачем лимон двум русским офицерам? Неужто бутылка коньяку особого этикету требует?

— Нет, конечно, — соглашается осветитель, — но когда принимаешь его в качестве лекарства, требуется соблюдать рецептуру.

О перемещении околоточного по дворцу  свидетельствуют звуки, к которым оба собеседника прислушиваются с интересом. Адмирал еще и комментировал особые успехи Запийсало:

— Машбюро, — после оглушительного, но в то же время поощрительного коллективного визга.

 — Караулка, — во время залпа матерных слов с отчетливо выраженным сухопутным акцентом.

— Вторая караулка, — мат художественно акцентированный, заковыристый и продолжительный.

Лязг кастрюль и шипение пара доложили о визите Запийсало в кухню, финальным аккордом зазвенели стекла в оранжерее. Через пару минут казак принёс на древнем японском щите два свежесорванных лимона и тарелку с сахарной пудрой.

— Ого! — удивился Алексеев, — А в музее ты когда успел побывать? Я ничего не слышал.

— Я на цыпочках, — краснеет Тарас.

— Цыпочки жаловаться не будут? — задумчиво интересуется Александр, принимая ценный груз, и оглядываясь в поисках ножа.

— На Запийсало ще никто не жаловался! — возмущенно отвечает добытчик, снова краснеет и смущённо, вполголоса, добавляет: — Два раза…

— Ладно, — смилостивился агент, — сядь в приёмной и никого не пускай. Адмирал лечится!

Коньяк был разлит по бокалам, и Александр показательно обвалял ломтик лимона в сахарной пудре. Адмирал внимательно проследил за действиями агента, повторил процедуру и нерешительно спросил:

— Тост?

— Фи-и, — поморщился Александр, — Это же не водка! Бум-с-с!

Демонстративно посасывая лимон, агент Его Императорского Величества внимательно следил за старым моряком, потягивающим янтарную жидкость. Наконец-то лимон скрылся в обрамленных бородой губах, и удивленный почитатель французской провинции протянул:

— Однако-о-о… Кто же изобретатель сего изумительного сочетания?

— Ваш царственный племянник! — разливая коньяк по бокалам, причём по-русски, до краев, ответил Александр.

— Ну, хоть одно доброе дело сделал,  — проворчал успокоившийся наместник, и, хлопнув залпом, вновь потянулся за лимоном, — И куда вы собираетесь меня отправить?  Колосник хоть к ногам привяжете? Или придётся телу моему скитаться по хладным волнам?

— Как вам не стыдно! — укоризненно покачал пальцем Александр, почувствовавший себя всемогущим. — Вас ждут согревательные процедуры лечебно-массажного назначения в уютном санатории. А потом возвращение в Санкт-Петербург-с-с-с… Разумеется, со щитом и с почётом.

Коньяк лился рекой, нет, Ниагарой, и скоро собеседники уже перешли на «ты», хотя, по здравому размышлению от брудершафта отказались. После полутора литров на брата, высокие договаривающие стороны обрели чувство собственного достоинства, и принялись беседовать о делах:

— Нет, — горячился Алексеев, — Ты мне скажи, чего еще этому суслику надо? Манзы* на цыпочках ходят, город строится, флот растёт. Как я Порт-Артур у китаёзов хапнул, а? Приятно вспомнить!

— Не трогай цыпочек! — возмущенно хлопнул ладонью по столу новый начальник. — Ишь, распустил, пусть братский, но совсем не русский народ! Уже женщин топчут как своих!

— Дык, — попытался вытряхнуть из пустой бутылки хоть каплю бородатый экс-наместник, — это я в переносном смысле.

— И в переносном, не смей! Женщина, это не только несколько десятков килограмм прекрасного тела, но еще и человек! Да!

— Это с каких-таких пор? — попытался скептически приподнять бровь старый ловелас.

— А вот женишься, тогда и узнаешь, — печально ответил Александр, с благодарностью принимая бутыль от верного околоточного.

— Это что? — удивленно спросил сухопутный моряк, наблюдая за льющейся в бокал белесой жидкостью.

— Счас узнаем, — теряя в процессе словоизвержения буквы, ответил агент, и, подавая пример, храбро залил напиток в горло.

— Сам погибай, но тост не пропускай, — высказал Истину наместник и поддержал порыв нового главнокомандующего сухопутными и морскими силами империи.

— Ух-х-х… — хором выразили глубокую благодарность великому русскому самогону оба командира и попытались закусить остатками сахарной пудры. Защитное вооружение самурая оказалось лучшей закуской, и вскоре бамбук тоже кончился. А в бутыли гордо плавал краснющий перчик.

— Эх, близок локоть, а не укусишь, — с горечью константировал Алексеев, и с интересом взглянул на визави, — Слушай, а ведь хохол это не только сало, но и вернейший добытчик. Пошли его за закуской!

— Нафига? Закуска градус крадёт! Я лучше его за «Смирновской» пошлю. Чтобы плавно перйти в состояние нирваны. Та-рас! Встань передо мной, как лист перед травой!

— Слуш, вашбродь!

— Достань-ка, братец нам литра два хлебного вина двадцать первого нумера, ну и мясцо какое-нибудь. А! И огурчиков, расстарайся, пожалуйста.

— Бу сделано! — старательно мигая двумя глазами сразу, в ответ на заговорщицкое подмигивание, отрапортовал поручик по адмирательству, получивший сей чин только что, от адмирала.

Через некоторое время, отмерянное верстовыми бутылками, господин адмирал мог только дружелюбно мычать, но еще поднимал стакан. Тем временем наглый потомок приватизировал печать, ключи от сейфов и подбивал наместника подписать закон об объявлении военного положения в наместничестве. Под окнами  рыл землю копытами дядюшка Хо, запряженный в шарабан с племянницами. Вернее, мостовую копытили лошадки. Дядюшка охранял дверцу кареты от многочисленных штатских и военных.  Но локомотив истории уже свернул на коварно переведенной стрелке и с рёвом устремился по новому пути. Куда? Конечно в будущее, какое бы оно не было.

***

Трофейный, не то японский, не то китайский шёлковый халат, расшитый синими и золотыми драконами, при ходьбе приятно щекочет свободные от опостылевших чулок бёдра.  Трофейные же домашние туфли на войлочной подошве бесшумно несут вперёд слегка располневшее, но всё ещё аппетитное, по-женски привлекательное тело.

— Всё-таки Анатоль, круглый ведь дурак, прости, Господи,  а тогда, в Тяньцзине, не растерялся, хоть и ранен был. Впрочем, может быть, именно боль от ран заставила его ленивый мозг соображать чуточку быстрее? Впрочем, хватательный рефлекс у него всегда был отменный – Вера Александровна тенью проскользнула в коридор и повела тонким аристократическим носом. Да, предчувствие, сдавившее в столь ранний час её любящее сердце, не обмануло – он, вне всякого сомнения, ОН!