– Его тело реагирует на лекарства. Я имею в виду метаболики, коагулянты, анальгетики и стимуляторы. Но система лазарета не может пробудить его.

Конечно, не может. Лазарет «Трубы» создавался и программировался специально для него. Киберсистема знала все о внутренностях Энгуса. Как только его положили на стол, программа запустила в действие особые диагностические ресурсы. Они могли починить не только его тело, но и технические модули. Хирургический стол устранил повреждения, нанесенные мозгу сгоревшими электродами, но для починки снаряжения требовались правильные коды.

– Что с электрокардиограммой? – спросил Вектор.

Он просто не понимал, что тратит время зря.

– Никаких показателей, – кратко ответила Мика.

– Ты хочешь сказать, что его мозг мертв? Дэйвис! Это был он. Энгус не мог ошибиться.

В минуты опасности напряженный голос сына звучал как его собственный. Итак, их трое – Мика, Вектор и Дэйвис. Значит, он видел три фигуры, а не две. Где же Морн? Неужели умерла? Или потерялась в гравитационной болезни?

Энгус опять ушел во внутреннее пространство головы. Ему уже не хотелось возвращаться назад. Боль Морн пугала и ранила его. Он не желал знать, что с ней случилось. Энгус боялся, что потеря окажется невыносимо огромной. Но если он не вернется во внешний мир, стазис защитит его. Словно черная дыра, машинная логика имплантов ничего не принимала и не отдавала.

– Нет, мозг невредим, – ответила Мика. – Я имела в виду, что система лазарета не получает ответных сигналов. Наверное, его зонные импланты заглушили активность нервной системы. Или замаскировали ее. Судя по показаниям компьютеров, его мозг наполнен «белыми» шумами. Возможно, он сейчас кричит нам что-то – говорит, что делать. Но мы его не слышим.

– Энгус, проснись! – хрипло сказал Дэйвис.

Удар, который мог быть пощечиной, повернул голову Энгуса в сторону.

– Проснись, черт бы тебя побрал! Ты нам нужен!

– Прекрати! – закричала Мика. – Он нас не слышит. Скорее всего, он теперь вообще ничего не чувствует.

Она глубоко ошибалась.

– А мы можем отключить этот «белый» шум? – бесстрастно спросил Вектор. – Допустим, направить в его мозг какую-то помеху? Так чтобы система могла получить ответные сигналы. Как ты думаешь, прямая стимуляция сердца разбудит его?

Мика фыркнула.

– Мы можем убить его. Нам не известно, как мозг Энгуса связан с чипами и снаряжением. Он киборг и во многом зависит от программного ядра. Что, если зонные импланты поддерживают его жизненные функции?

Она снова ошибалась. «Белый» шум в его голове создавал решетку тюрьмы. Электроды, присоединенные к компьютерным чипам, держали его сильнее и надежнее, чем наручники и бетонные стены. Хотя, с другой стороны, она была права: предложение Вектора не дало бы результата. Связь между зонными имплантами и мозгом оказалась слишком прочной, чтобы оборвать ее таким простым методом.

Мика, Вектор и Дэйвис могли бы спасти его, приказав системе лазарета удалить электроды из мозга. Или перерезать соединения, ведущие к чипам. Превратить его обратно в человека. Опять эта чертова хирургия! Но вряд ли у них что-нибудь получится. Без необходимых кодов доступа хирургический стол не подчинится команде по выемке и демонтажу его кибернетического оснащения. А на борту «Трубы» – и, возможно, в нескольких сотнях парсеков от крейсера – никто не знал таких кодов. И даже если по какому-то чуду хирургический стол подчинится…

Все его новые возможности будут утеряны. Усиленные рефлексы, лазеры, электромагнитное видение, заглушающие поля, базы данных, поддержка компьютера – все это исчезнет. Зонные импланты больше не будут фокусировать его внимание, защищать от боли, давать силу, сон или стазис, когда они ему потребуются. Он обретет свободу, настоящую и полную, но ценой того, что делало ее привлекательной.

И чем он тогда будет заниматься? Как выйдет из этой переделки? Без поддержки программного ядра он не сможет управлять кораблем. То есть ему снова придется отдаться на милость тех, кто имел более крепкие мышцы и умные мозги. В принципе, он так и жил до встречи с Морн – до пленения Уорденом Диосом. Грабил и мучил слабых, избегал и боялся сильных. Из-за собственных недостатков ненавидел каждого – и слабого, и сильного. Был привязан к перекладинам детской кроватки…

Да уж, веселая картинка. Смех, похожий на хохот вурдалака, эхом заколесил по черепу. Абсо-дья-во-лютно замечательная жизнь.

«Не делайте этого, – закричал он темным смазанным фигурам, хотя и знал, что звуки не могут пересечь огромного и бесконечного безмолвия. – Даже не пытайтесь. Найдите другие ответы».

Если бы он снова засмеялся, то начал бы плакать.

«Не превращайте меня в того, кем я был раньше. Пожалуйста!»

Морн тоже не хотела расставаться с зонным имплантом. Она зависела от искусственной стимуляции, которая вместе с пыткой удовольствия давала ей силу. Потоки электронов, управлявшие телом, наделяли ее новыми возможностями.

– Нет! – сказал Дэйвис. – Энгус в сознании. Просто он скован зонными имплантами.

Две фигуры развернулись, словно посмотрели на третью.

– Он находится в стазисе, – поспешно объяснил им Дэйвис. – Энгус предупреждал нас с Морн об этом перед тем, как мы начали редактировать его программное ядро. Он сказал, что некоторые команды имеют такой приоритет, что зонные импланты подчиняются им автоматически. Он сказал, что при изъятии чипа вся система прекращает действовать. Вот почему перед началом коррекции мы подключили его к программному ядру корабля. То, что Энгус сделал в космосе – или то, что случилось с ним – могло убить его. Программное ядро подключило защитные команды и отправило Термопайла в стазис.

«Прекрасно, – язвительно подумал Энгус. – Ты умнее, чем выглядишь. Но как ты решишь эту проблему? Скажи мне, черт возьми, как вы справитесь с ней?»

– Если ты прав… Если команды имеют такой приоритет…

Голос Мики угас.

– Если они имеют такой приоритет, – закончил за нее Вектор, – мы не в силах отменить их приказы. Я всегда был посредственным инженером. Я использую эти системы, но не понимаю, как они работают.

Очевидно, он ссылался на оборудование лазарета.

– Мне не хватает мозгов. Заранее прошу прощения.

Так! Снимает с себя ответственность.

– Что ты смотришь на меня? – проворчала Мика. – Я не разбираюсь в программах Я даже не знала, что его ядро можно редактировать.

Только амнионы могли переделывать чипы. Амнионы и Энгус. Но его состояние не позволяло ему предлагать свою помощь.

– Черт! – произнес сквозь зубы Дэйвис. – Скоро Морн придет в себя. Что мы ей скажем? Лично я не могу говорить ей об этом. Особенно после того, что она пережила… Он был единственным, кто мог починить двигатели.

Починить двигатели?

– Мы еще не знаем, насколько серьезна поломка, – уныло заметила Мика. – У нас не было времени на детальный осмотр.

Починить?

– Ну и что? – сердито возразил ей Дэйвис. – Даже если вы с Вектором запустите их в действие, мы все равно останемся беспомощными. Только Энгус знал коды корабля. Только он разбирался в ситуации.

Мы не понимаем, что происходит. Нас окружают одни вопросы. На кого он работал? Почему они отдали его Нику, а затем разрешили нам забрать его обратно? Почему мы в бегах?

Энгус выдохнул несуществующее проклятие. «Что же случилось с двигателями?»

– Копы у нас на хвосте, – продолжил Дэйвис. – Вы знаете это. Мы транслируем позывные, в которых называем себя кораблем полиции Концерна. Я не могу отключить их. Если погоня продолжится, нас поймают. И когда это случится, они разделаются с нами. Возможно, мы не умрем, но уже не сможем действовать по собственной воле. На чьей стороне этот крейсер? Кому Ник передал коды Энгуса? Тем, кто хочет уничтожить нашу формулу антимутагена? Тем, кто отдал Саккорсо мою мать? Или той стороне, которая позволила нам освободить Энгуса? Я хочу знать, что происходит.

Его голос поднялся до юношеского фальцета.