– Что у вас то 10, то 11 километров? Кто виноват? – спрашивает Мишин.

Тише всех ведет себя министр.

Агаджанов продолжает:

– Есть выключение двигательной установки на ДОСе! «Гранит» докладывает о работе своего двигателя. Программа 81-го витка выполнена. На ДОСе двигатель работал 60 секунд. Я – 12-й. «Гранит», на 82-м витке ждем от вас самых ответственных докладов о работе «Иглы» и режиме автоматического сближения.

– Зачем столько лишних слов? – сердится Мишин.

– Так ведь он дает информацию для связи с экипажем, выполняет роль комментатора для Госкомиссии и отдает приказы по всему КИКу, – пытаюсь теперь уже я оправдать Агаджанова.

– 82-й виток, идет поиск.

– КИК работает всеми средствами. «Гранит» докладывает: подмаргивают сопла ДПО.

– Как это сопла «подмаргивают», что вы за чушь несете?

– Не отвлекайтесь, – говорю я Агаджанову, – потерпят!

– На НИП-16, есть прием системой «Сатурна». ДПО работают 20 секунд, 25 секунд, 30 секунд, 35 секунд, 40 секунд, 45 секунд…

– Почему сами не выключают? – чей-то истерический всхлип.

– Скорость на сближение 8 метров в секунду, устойчивый радиозахват…

– Видим в ВСК яркую точку. Дальность – 15 километров, скорость – 24.

– Прошу тишины в зале!

– А кто объяснит, что происходит, почему было 11 и вдруг дальность 15? Черток, Мнацаканян, Раушенбах, что вы сидите и ничего не делаете?

– За нас делает «Игла», – отвечает Мнацаканян.

– Если бы сидели в корабле, может быть, что-нибудь и делали, а сейчас надо слушать и не мешать, – это уже я сорвался.

– Сумасшедший дом, – тихо говорит Раушенбах, – только бы «Игла» не сошла с ума.

Не считаясь с нашей перепалкой, автоматический процесс сближения продолжался. Телеметристы, экипаж и НИПы вели по циркуляру доклады, которые обрушивались на жаждущих активных действий руководителей.

Человеку, не освоившему всю нашу аббревиатуру и внутренний жаргон, действительно казалось, что в передаче информации и управлении полетом «сплошной бардак» и распустившихся деятелей ГОГУ пора наказывать.

Однако в зале управления НИП-16 несмотря на 4 часа утра никто не дремал. Доклады из космоса, с НИПов и местные комментарии поступали в таком изобилии, что даже я не всегда успевал понять, где первоисточник информации.

Самой достоверной, конечно, была информация оперативно обрабатываемой телеметрии и доклады «Гранита» по «Заре». Они шли почти параллельно. Эстафета связи без провалов передавалась от НИПа к НИПу.

– Дальность 11, скорость 26 и 5.

Я не утерпел и сказал сидевшему рядом у микрофона Агаджанову:

– А полковник Воронов – молодец. Это только у нас в зале бардак, а связь в КИКе до самой Камчатки сегодня работает отлично.

– Да, нам с Борисом Анатольевичем повезло, – только и успел ответить Агаджанов.

Он был прав. Сотни невидимых и неведомых высоким руководителям офицеров и солдат КИКа на НИПах, узлах связи, радиостанциях спокойно и самоотверженно делали свое дело. Полковник Воронов руководил созданием, а затем и эксплуатацией всей структуры связи КИКа для всех космических программ. Он был заместителем начальника КИКа, но держался очень скромно и старался не попадать на глаза высоким гостям.

– Дальность 8, скорость 27 и 5; дальность 6, скорость 27; горят сопла ДПО; начали разворот корабля.

– Нельзя сближаться с такой скоростью, – заволновался Мишин. – Почему ничего не предпринимаете? Подскажите экипажу, что делать!

– Не надо ничего делать, сейчас будет торможение, – успокаивает Мишина Раушенбах.

– Разворот закончился; включилась СКД на торможение, работает двигатель, 5 секунд, 10 секунд, 13 секунд.

– Дальность 4, скорость 11; горят сопла ДПО, идет разворот.

– Дальность 3 и 5, скорость 10. Снова включили СКД. 10 секунд, 15 секунд, 20 секунд, 25 секунд, 30 секунд, 33 секунды – выключение; дальность 2 и 7, скорость 8.

– На фоне Земли наблюдаем цель, мелькают бортовые огни, дальность 2 и 5, скорость 8; цель наблюдаем в ВСК…

Ох, как тянется время! Не отпускает страх, что вдруг произойдет что-то непонятное. Уже 5 часов утра! Неужели вся эта бортовая автоматика лучше нас понимает, что и когда делать, и не ошибется? Нам, сидящим в зале на берегу моря, ничего не грозит. А что сейчас чувствуют они, «Граниты», несущиеся в космосе вокруг планеты на встречу с ДОСом?

В ответ на мой немой вопрос Николай Туровский передает записку Трегубу. Он читает и протягивает мне: «По телеметрии пульс у Шаталова и Елисеева за 100, у Рукавишникова 90!»

– Снова начали разворот; дальность 1600, скорость 8; работает двигатель 7 секунд; дальность 1200, скорость 4, снова разворот; дальность 950, скорость 2; снова работает двигатель – 5 секунд; разворот, мигают сопла ДПО.

– Видим объект; снова разворот, СКД работает 4 секунды; дальность 800, скорость 4.

– Я – «Гранит», цель наблюдаю хорошо и отчетливо. Это был последний доклад с корабля перед выходом из зоны связи. Башкин подходит к Раушенбаху и что-то шепчет.

– Башкин, Раушенбах, не секретничайте, а скажите нам, почему так туго идет сближение. Это ваша логика. По расчету, который мне дали, должны были дойти до касания еще в зоне связи, – говорит Мишин.

– Мы проверили запасы, – ответил Раушенбах. – На борту для сближения осталось запасов топлива всего на 13 метров в секунду для СКД и 20 килограммов для ДПО. Если они войдут сейчас в нашу зону, не состыковавшись, надо принимать решение об отмене. Рисковать запасами топлива на спуск нельзя.

Я успокаиваю министра:

– Они там все прекрасно понимают. С Елисеевым мы успели такую ситуацию обговорить. Он рисковать не будет. С Шаталовым, я уверен, они примут правильное решение.

Мучительно тянется 30-минутный перерыв зоны связи.

– Внимание! Начинаем сеанс 83-го витка, готовность 5 минут!

– «Гранит», я – 36-й. Даю счет: раз, два, три, четыре…

– Я – «Гранит», слышу вас хорошо! В 4 часа 47 минут выполнили ручное причаливание. Прошло касание и механический захват. Началось стягивание. Но на 9-й минуте режим ССВП остановился, стягивание до конца не выполнено. Стыковка не идет. Почему, мы не понимаем. Посмотрите телеметрию. Подскажите, что делать?

– Где стыковщики?

Появились Живоглотов, Бакунин и Сыромятников. Бледные, волнующиеся. Они никак не ожидали, что из всех предполагаемых возможных отказов появится такой, которого никто не ожидал, и при наземной отработке ничего похожего не бывало.

Заикаясь от волнения, Живоглотов объясняет притихшему залу:

– Штырь, то есть штанга «активного» стыковочного узла, была выдвинута перед стыковкой полностью. Весь ход для полного стягивания шариковым винтом – 390 миллиметров. Стягивание началось нормально по команде автоматики. Прошли 300 миллиметров и остановились. Стягивающий механизм работал и пытался тянуть, но зазор между плоскостями «активного» и «пассивного» агрегатов не уменьшался. Он составляет 90 миллиметров. Возможные причины, очень предварительно:

ошибка в установке центрирующих штырей на 180 градусов;

технологическая ошибка при согласовании осей, что маловероятно;

гидроразъемы уперлись друг в друга, правда, это не 90, а 50 миллиметров;

электроразъемы, если уперлись корпусами, дают всего 30 миллиметров;

узел уперся в дополнительные усиливающие кроншнейны, мы их называем балконами. Но это проверялось на заводе очень тщательно;

возможна грязь на винте. Правда, грязи нужно очень много, чтобы намертво остановить винт;

образование льда при выходе в космос. Но дождя при старте не было. И под давлением винта лед бы растаял; наконец, возможна поломка боковых рычагов. Была очень сильная боковая качка сразу после захвата.

– Почему качка? Где динамики? Раушенбах! Почему были колебания? – требует ответа Мишин.

Меня пронзила неприятная мысль. Я попросил Павла Поповича, который непосредственно вел связь с «Гранитом»:

– Запроси «Гранит», какие были колебания при стягивании?