Из Лагеря мы вышли рано утром, когда солнце еще не показалось, но уже ощутимо светлело. Ранним утром даже Болото было красиво, воздух был холоден и свеж. Едва мы миновали утонувший дом, нам повезло: Остроглазая Саша заметила мелькнувшие в сухой траве янтарные крылья. Побросав рюкзаки, мы бросились ловить проворных насекомых. Болотная саранча была размером с мужскую ладонь, съедобна и даже весьма вкусна: в ее брюшке накапливался сахарный сироп, и если ее немного подсушить над горячими углями, саранча была похожа на домашнее печенье, в которое переложили сахара.

Нам удалось поймать около двадцати штук. Маленькая удача подняла настроение, ребята оживились и начали болтать и перебрасываться шутками, не забывая, впрочем, поглядывать по сторонам. Похоже, весна приближалась семимильными шагами: туман уже не так застилал небо, иногда в просвет виднелось пронзительно-синее небо, и даже вечно желтый травяной покров приобрел слабый зеленоватый оттенок.

Арбалеты мы доверили Мишке и Игорю. Игорь был не особенно меткий стрелок, но наловчился быстрее всех перезаряжать его. Мишка время от времени вскидывал арбалет к плечу и вслух восхищался им, Толик любезничал с Сашей (явно что-то у них намечалось), а мы с Игорем продолжили начатый в Лагере спор.

На туманном горизонте выросли развалины города Чернореченска, болотная тропа сменилась растрескавшимся асфальтом. До катастрофы была такая мода — каждый клочок земли закатывать в асфальт. Город мы миновали, почти не задерживаясь, разве что по старой привычке постояли на древнем мосту через реку, наблюдая за прекрасными и смертельно опасными речными жителями. Выйдя из города, мы решили устроить привал.

Прошло три часа с того времени, как мы вышли из Лагеря. Солнце еще не поднялось высоко, но утренняя зябкость уже проходила. Мы с Толиком наломали сухих веток ивы, и Саша, поворчав (что, дров нормальных в мире не осталось?) повесила над огнем котелок с водой.

Потом мы пили обжигающий, крепкий до черноты чай и хрустели поджаренной саранчой.

— Пожалуй, не так уж и плохо здесь, если б домой хоть раз в месяц отпускали… — произнес Игорь.

— Ага… — ответила Саша. — Мать наверное с ума там сходит. Ей хоть сказали, где я?

Послышался странный глухой звук, все вздрогнули. Это смеялся Толик; никогда прежде я не слышал от него такого смеха.

— Да, родителей извещают. Но ты не волнуйся, Саша, твоя мама с ума не сходит. Я думаю, она тебя забыла.

Ребята молчали, недоуменно косясь на Толика. Подобной грубости от него не ждали.

— Что смотрите? Хоть одному в нашем Лагере родители написали? Даже Женьке отец не писал, а ведь он помощник мэра, по-любому мог бы! А хотите знать, в чем причина? Не надо думать о своих родителях плохо, думаю, они вас любили. Причина в том, что они — нормальные, и то, что законно, боли у них не вызывает.

Толик поднялся и вскинул рюкзак на плечо.

— Пошли, что ли…

Саша тоже подняла рюкзак и, подумав, уверенно сказала:

— Моя мама меня не забыла.

Дальнейший путь проходил в насупленном молчании, пока Саша не заметила волчат.

Не знаю, кому пришло в голову назвать этих созданий волчатами, скорее они походили на помесь мыши с крокодилом, но название прижилось. Это были самые безобидные твари Болота.

Один из волчат подбежал к нам на своих кривых ножках, задрал голову и, приоткрыв беззубый рот, уставился на меня, выпучив щенячьи глазки, в невероятном изумлении. Я протянул ему руку. Волчонок обнюхал ее и, убедившись, что я не плод его воображения, поковылял к своим сородичам. Мы остановились, чтобы понаблюдать за волчатами.

Казалось невероятным, что такое беззащитное существо может выжить на Болоте, но загадка решалось просто. Все тело волчат было нашпиговано иглами, и если кто-то пытался сделать волчонку больно, тот напрягался, острые иглы протыкали тонкую шкурку, и мягкий пушистый зверек превращался в усеянный иглами шар. К тому же, мясо его было совершенно несъедобно.

Около четырех часов сквозь дымку вечного тумана мы увидели серые башни Ист-Каменска. Некогда это был большой город, способный потягаться красотой с тогдашней столицей. Естественно, после всех катаклизмов он представлял собой руины. Все здания старой постройки давно обрушились, остались лишь построенные незадолго до катастрофы металлопластиковые монстры. Их время не брало.

— Так, народ. Первым делом нужно сделать базу. Оружие наизготовку.

Мы с Толиком зажгли запальники огнеметов, Мишка с Игорем взвели арбалеты. Построившись четырехконечной звездой (Толик впереди, я сзади, Мишка с Игорем по бокам, Саша в центре) мы шагали по центральной улице, нервно вздрагивая от каждого шороха. Через несколько кварталов Толик показал на совершенно целый, разве что слегка обросший мхом трехэтажный дом:

— Может, здесь?

Дверь в единственный подъезд была заперта, замок, по-видимому, намертво приржавел. Игорь аккуратно выдавил в замочную скважину немного термитной пасты из тюбика, вставил фитиль и зажег от запальника огнемета. Термит вспыхнул ослепительно белым огнем, потекли ручейки плавящегося металла, потом дверь заскрипела и приоткрылась. В подъезде возилась и хлюпала неизвестная слизистая тварь; опасной она не выглядела, однако Толик на всякий случай легонько пшикнул огнеметом в ее сторону. Тварь взвизгнула и прыгнула в открытую дверь подвала, через некоторое время опасливо высунув оттуда белесый глаз на длинном стебельке.

— Брось, она безобидная. — хлопнул Толика по плечу Игорь. — На верхний этаж пойдем?

— Ага… Чем дальше от подвала, тем лучше.

На площадке третьего этажа одна из дверей была гостеприимно приоткрыта. Это была довольно просторная четырехкомнатная квартира, и похоже, люди здесь жили небедные. Стоило нам зайти, в дыру на месте вентиляционной решетки с писком кинулись какие-то мелкие черные гады, но больше никого в квартире не было.

Мишка сбросил рюкзак и довольно плюхнулся в ветхое кожаное кресло, но тут же с воплем подскочил: в его зад вонзилась ржавая пружина. Морщась и держась за ягодицу, Мишка опасливо попинал такой же ветхий диван, и, не обнаружив угрозы, уселся на него. Мы последовали его примеру; немного отдохнув, мы начали укреплять наше временное убежище. Для начала мы заткнули дыру в вентиляции; Замок на двери был еще вполне пригодный, но сама хлипкая дверь доверия не внушала, поэтому мы поставили в прихожей холодильник, чтобы ночью ее подпереть. Затем, как советовал дядька Петро, мы закрыли крышку унитаза и привязали веревкой, чтобы какая-нибудь тварь не пробралась ночью по высохшим трубам.