Один однородный мотив проходит через всѣ приведенныя версіи, вышедшія с двух противоположных сторон: вмѣшательство Исп. Ком. так или иначе помѣшало поѣздкѣ Родзянко. Шляпников от себя еще добавил, что послѣ инцидента с Родзянко Исп. Ком. рѣшил изолировать Царя и его семью, и группѣ членов Исп. Ком. было поручено произвести соотвѣтствующій арест. Несуразица утвержденія мемуариста слишком очевидна: он явно спутал и постановленія Исп. Ком. 3-го марта и даже 6-го, о которых рѣчь впереди, и которыя были приняты уже в иной совсѣм обстановкѣ, отнес на первое марта. У мемуаристов лѣваго сектора иниціатором возбужденія вопроса о разрѣшеніи Родзянко выступают желѣзнодорожные рабочіе: их революціонная послѣдовательность, бдительность и предусмотрительность клали де препоны закулисным компромиссным интригам буржуазіи. В февральскіе дни превносится нѣчто из обстановки позднѣйшаго октябрьскаго большевицкаго переворота, когда "Викжель" играл рѣшающую роль в вопросах продвиженія поѣздов. Подобное утвержденіе рѣшительно противорѣчит воспоминаміям тогдашних вершителей желѣзнодорожной политики — члена Гос. Думы Бубликова, назначеннаго Вр. Ком. комиссаром в мин. путей сообщ. и его помощника инженера Ломоносова. В их руках была вся иниціатива.

В исторію продвиженія императорскаго поѣзда, вышедшаго из Ставки по направленно к Царскому Селу в момент полученія свѣдѣній о начавшихся безпорядках в столицѣ, надо внести существенный корректив по сравненію с трафаретным изображеніем, присущим революціонной исторіографіи. Царскій поѣзд в дѣйствительности без видимых затрудненій повернул с Николаевской линіи и через ст. Дно прибыл в Псков. Ниже придется вернуться к "послѣднему рейсу" Императора. Сейчас исторія этих перипетій может интересовать нас только со стороны технических условій поѣздки Родзянко. Получив сообщеніе о том, что импораторскій поѣзд подошел около 4 ч. утра 1 марта к ст. М. Вишера на Николаевской ж. д., Бубликов запросил инструкцій от Врем. Комитета. Пока там обсуждали, что дѣлать, поѣзд повернул обратно на Бологое, куда прибыл в 9 час. утра. Из Думы послѣдовало распоряженіе: "задержать поѣзд в Бологом, передать Императору телеграмму предсѣдателя Думы и назначить для этого послѣдняго экстренный поѣзд до ст. Бологое[52]. Однако, поѣзд под литерой А, не дожидаясь "назначенія" из центра, тотчас же направился по Виндавской дорогѣ через Дно в сторону Пскова. Тогда начальствующіе в желѣзнодорожном центрѣ рѣшили искусственным путем задержать поѣзд и лишить Императора возможности "пробраться в армію". Для исторіи сохранился документ в видѣ телеграммы Бубликова нач. движенія Виндавской дороги от 11 час. утра перваго марта, в которой предписывалось загородить товарными поѣздами какой-либо перегон "возможно восточнѣе ст. Дно и сдѣлать физически невозможным движеніе каких бы то ни было поѣздов в направленіи от Бологое в Дно". "За неисполненіе или недостаточно срочное исполненіе настоящаго предписанія, — заключала телеграмма, — будете отвѣчать, как, за измѣну перед отечеством"[53]. Из этого плана ничего не вышло, и поѣзд под литерой А без осложненій продолжал свое продвиженіе.

Между тѣм на Николаевском вокзалѣ в Петербургѣ стоял готовый экстренный поѣзд и в присутствіи самого Ломоносова ждал пріѣзда Родзянко. Из Думы систематически отвѣчали: Родзянко выѣдет через 1/2 часа. Время шло. Тогда, по разсказу Ломоносова, было рѣшено перехватить Императорскій поѣзд на ст. Дно, куда Родзянко должен был выѣхать по Виндавской дорогѣ. Родзянко послал "вторую телеграмму" Царю. Может быть, эта "вторая телеграмма" была в дѣйствительности единственной. — только она одна среди офиціальных документов до сих пор опубликована. Вот ея текст: "Станція Дно. Его Императорскому Величеству. Сейчас экстренным поѣздом выѣзжаю на ст. Дно для доклада Вам, Государь, о положеніи дѣл и необходимых мѣрах для спасенія Россіи. Убѣдительно прошу дождаться моего пріѣзда, ибо дорога каждая минута". Ломоносов передает записку, полученную по телефону: "Литерный поѣзд прибыл на Дно. Государь Император прогуливаются по платформѣ и ожидают прибытія предсѣдателя Думы". В отвѣт на очередный звонок в Думу Ломоносов получает непосредственное от Родзянко распоряженіе: "Прикажите доложить Его Величеству, что чрезвычайныя обстоятельства не позволяют мнѣ оставить столицу. Императорскій поѣзд назначьте, и пусть он идет со всѣми формальностями, присвоенными императорским поѣздам". Вмѣстѣ с тѣм якобы тут же Родзянко сообщил, что должен быть готов поѣзд на Псков, так как туда поѣдут "члены Думы с порученіем особой важности".

Воспоминанія Ломоносова вообще требуют поправок и, как увидим ниже, мѣстами очень существенных. Послѣдняго разговора с Родзянко в такой формѣ, как он изложен мемуаристом, не могло быть в это время. Фактически Царь, не дождавшись Родзянко на ст. Дно. приказал дворц. коменданту Воейкову телеграфировать предсѣдателю Думы о том, чтобы тот пріѣхал в Псков. Отвѣт Родзянко, о котором упоминает Ломоносов, и был направлен в 8 час. 41 м. веч. в Псков: "чрезвычайныя обстоятельства не позволяют мнѣ выѣхать, о чем доношу Вашему Величеству". Одно не может вызвать сомнѣній в воспоминаніях Ломоносова: экстренный поѣзд ждал Родзянко, и эта поѣздка никакого активнаго противодѣйствія со стороны желѣзнодорожных рабочих не встрѣчала[54]. Бубликов, с своей стороны, разсказывая о "колебаніях" Родзянко, говорит, что он "держал для него под паром три экстренных поѣзда на каждой из прилегающих к Петербургу дорог". Почему же все-таки Родзянко не поѣхал? Совершенно очевидно, что обстановка, в которой происходило обсужденіе поѣздки Родзянко в Псков, не могла помѣшать ему выѣхать из Петербурга для переговоров с Царем, так как версія Суханова о затяжкѣ со снаряженіем экстреннаго поѣзда должна быть отвергнута. Не могло быть у Родзянко и внутренняго отталкиванія, ибо он болѣе чѣм кто-либо, готов был выступить (и выступил в эти дни) парламентером между верховной властью и возставшим народом. В напечатанных воспоминаніях Родзянко довольно глухо говорит, что по "суммѣ разных причин" он не имѣл возможности "ни на один миг оставить столицу". В разговорѣ с ген. Рузским ночью с 1-го на 2-е (около 3 час.) на просьбу послѣдняго сообщить для "личнаго" его свѣдѣнія "истинныя причины" отмѣны поѣздки в Псков[55], Родзянко подробнѣе и с нѣкоторой большей, но очень все же недостаточной отчетливостью пояснил: "С откровенностью скажу, причины моего непріѣзда двѣ: во-первых, эшелоны, вызванные в Петроград, взбунтовались, вылѣзли в Лугѣ из вагонов, объявили себя присоединившимися к Гос. Думѣ и рѣшили отнимать оружіе и никого не пропускать, даже литерные поѣзда. Мною немедленно приняты были мѣры, чтобы путь для проѣзда Его Вел. был свободен, не знаю, удастся ли это; вторая причина — полученныя мною свѣдѣнія, что мой отъѣзд может повлечь за собой нежелательныя послѣдствія и невозможность остановить разбушевавшіяея народныя страсти без личнаго присутствія, так как до сих пор вѣрят только мнѣ и исполняют только мои приказанія". Событія в Лугѣ, невѣрныя свѣдѣнія о которых дошли до Петербурга, сами по себѣ не могли помѣшать поѣздкѣ Родзянко. Поэтому приходится толковать слова Родзянко скорѣе всего так: он хотѣл сказать, что при измѣнившихся условіях отпадала возможность его мирнаго посредничества; это слѣдует, как увидим дальше, из всей конъюнктуры разговора. Под "нежелательными послѣдствіями" можно, конечно, подразумѣвать противодѣйствіе Совѣта, но в дѣйствительности область этих "нежелательных послѣдствій" надо значительно расширить. Сопоставил: двойной текст Милюкова — историка и мемуариста. В качествѣ историка он ограничился лишь расплывчатой оговоркой, что "отъѣзд из Петрограда предсѣдателя Думы в то время, как только что сформировалась новая революггіонная власть, признан был небезопасным". На первый взгляд здѣсь нѣт двусмысленности, и замѣчаніе историка совпадает с заключеніем предсѣдателя Думы в приведенном разговорѣ с ген. Рузским. Но, как мемуарист, впослѣдствіи Милюков пояснил, что поѣздка Родзянко считалась нежелательной, ибо боялись его авторитарности: "Мих. Вл. уже чувствовал себя в роли диктатора русской революціи", — боялись, что Родзянко окажется в "сговорѣ с вождями арміи". Другими словами, часть Думскаго Комитета, склонявшаяся уже к болѣе радикальному рѣшенію конфликта с верховной властью, выдвигала против поѣздки Родзянко приблизительно тѣ самые аргументы, которые, по словам Суханова, он высказывал в Исп. Ком.