Василий попытался выбраться из кабины. Однако ноги не повиновались. И Голубева охватило коварное чувство безысходности.

Через мгновения усилием воли лейтенант заставил себя бороться за жизнь - свою и машины, действовать, чего бы это ни стоило. Превозмогая резкую боль в ногах, он двинул вперед педаль, отжал и тут же взял на себя ручку. Повторил все это энергичнее. Затем - еще и еще раз. На действия уходили секунды, доли секунд, но Голубев не замечал бега времени: оно будто остановилось. Наконец - о, радость! - истребитель, словно усмиренный конь, вновь стал повиноваться хозяину. Постепенно самолет перешел в горизонтальный полет. До земли оставались считанные метры.

В поле зрения летчика попадали поросшие мелким кустарником бугорки, овражки. Машина кренилась из стороны в сторону. "Быстрее сажать на фюзеляж! - решил Голубев, - только бы попалась ровная полянка..."

Но полянки не было. А самолет терял мизерный запас высоты. Подтягивая ручку на себя, Голубев ощутил вначале толчок, затем жесткий удар, услышал треск и - потерял сознание.

Очнулся Василий не сразу. Открыв глаза, увидел сидящую напротив девушку в белом халате. Два окна маленькой комнаты были плотно занавешены черной бумагой. Горела керосиновая лампа. Рядом с его кроватью стояли еще две, пустые, аккуратно заправленные.

Тупо ныло все тело. Голубев попытался изменить позу, повернуться на бок. Но как только шевельнулся, острая боль пронзила ноги и шею, ударила в затылок. Он вновь едва не потерял сознание, коротко, прерывисто застонал. Девушка, услышав стон, тут же подошла к раненому.

- Кто вы? - спросил лейтенант.

- Оля я, медсестра.

Шум в голове и общая слабость путали мысли. Но память летчика все же восстанавливала эпизоды последнего воздушного боя: ранение, падение на подбитой машине... Неожиданно подумалось: "А все ли в порядке у Князева?"

- Кто меня спас, Оля? - тихо спросил Голубев.

- Наши солдаты. Они нашли вас в разбитом самолете, - ответила медсестра. - Как вы себя чувствуете?

Болело все. Но Василий указал глазами только на ноги, которые доставляли наибольшее беспокойство:

- Что с ними?

- Ничего страшного, - ответила девушка. - У вас легкие раны. - И, сделав небольшую паузу, добавила: - Их промыли, забинтовали, теперь поправляйтесь. Утром вас увезут в Ленинград, в госпиталь.

Лейтенант встрепенулся: лечение может затянуться надолго, и он не скоро сумеет попасть в эскадрилью, к боевым товарищам, которые наверняка его ждут.

- Я хочу в свою часть, она недалеко, там меня вылечат, - сказал Василий, прикидывая, что его самолет упал где-то в тридцати - сорока километрах от аэродрома.

- Это невозможно. У вас осколки в ногах, - возразила Оля.

Князев слонялся по аэродрому без дела: то на стоянку заглянет, то в мастерскую к ремонтникам, то в медпункт - на перевязку; да и каким делом мог он заниматься: руки были забинтованы.

Летчик пошел в штабной домик, к командиру эскадрильи. Майор Денисов, назначенный недавно вместо капитана Лучихина, сидел за небольшим столом, заваленным бумагами. Он вскинул большую бритую голову и, увидев лейтенанта, спросил:

- С чем пожаловали?

- Прошу вашего разрешения навестить в госпитале лейтенанта Голубева, - скороговоркой выпалил Князев заранее приготовленную фразу.

Денисов откинулся на спинку стула, затем поднялся, вышел из-за стола и приблизился к лейтенанту.

- Поезжайте, - сказал он. Потом добавил, переходя на неофициальный тон, положив руку на плечо Князева: - Сделаем, Дмитрий, вот как. В Ленинград эвакуирована жена Василия. Может быть, она еще ничего и не знает. Так ты ее там обязательно разыщи и сходи к Голубеву вместе с ней. Конечно, аккуратненько подготовь к встрече с мужем. Надеюсь, понял?

- Понял, Алексей Александрович, - радостно ответил Князев. - Все устрою лучшим образом.

- Вот и хорошо, счастливого пути, - улыбнулся майор,

...Военный госпиталь размещался на оживленной улице города. Ничем не выделяющееся пятиэтажное здание плотно прилегало к таким же соседним домам, темные решетчатые ворота под аркой перекрывали свободный доступ во двор. В центре покрытого асфальтом двора был разбит скверик, обнесенный низким резным штакетником с двумя узкими входами.

Днем в скверике прогуливались выздоравливающие, и Голубев любил наблюдать за ними из своей палаты. Но в утренний час гуляющих не было. Василий, просматривая журнал, ожидал ежедневного обхода врача. Сосед по койке справа, высокий и плотный пехотинец, получивший осколочное ранение в грудь, уже готовился к выписке. Сосед слева, худой и высокий кавалерист, лежал с тяжелой контузией. Говорил он мало: каждое слово вызывало у него сильный затяжной кашель. Самым мрачным и малоразговорчивым в палате был ее старожил, молодой и чернявый танкист: ему ампутировали левую ногу. Четвертую койку занимал веселый сержант саперного батальона, шутник и балагур, больше всех задававший Голубеву вопросы об авиации.

Раны на ногах заживали быстро. Через неделю летчик уже ходил на костылях, а потом - с тростью. Он все настойчивее просил медиков скорее выписать его. И сейчас, листая страницу за страницей, лейтенант обдумывал, как вести об этом разговор с врачом.

В палату вошла медсестра, за нею двое в накинутых белых халатах.

- Товарищ Голубев, к вам гости, - сказала улыбающаяся сестра и тут же вышла.

Василий оторвался от журнала и даже вздрогнул от неожиданности: у двери стояли жена и Князев. Пока Василий выпутывался из одеяла, искал ногами тапочки, Саша бросилась к нему и, не обращая внимания на посторонних, стала целовать щеки, нос, губы, все лицо мужа.

- Родной мой, а я и не знала, что ты здесь, - взволнованно заговорила она. - Это Дима нашел меня, все рассказал и привел сюда.

Князев шагнул к Голубеву, друзья обнялись.

- Давно собирался к тебе приехать, но далеко, да и они вот мешали, - сказал Дмитрий, показывая забинтованные руки.

- Выходит, и тебе здорово досталось, - посочувствовал Голубев. - Теперь-то я понимаю, почему ты мне показывал руки, спускаясь на парашюте. Пройдемте-ка в вестибюль.

- А ты уже ходишь? - насторожилась жена.

- Мы с ней, - Василий, улыбнувшись, подбросил и ловко поймал трость, - даже во дворе иногда гуляем.

Присели в дальнем углу.

- Раны-то опасные? - повернулся Голубев к Дмитрию.

- Ерунда, затягиваются. Скоро летать буду, - усмехнулся Князев.

Находясь в госпитале, Василий передумал о многом. Как теперь жена, эвакуировалась ли? Как воюют боевые друзья? И вот самый дорогой человек и преданный друг сидят рядом с ним, а он с нескрываемым волнением, жадным интересом узнает новости.

- Как устроилась, родная моя?

- Писала тебе обо всем в часть, да письмо тебя уже не застало. Его вернул мне Дима. Сейчас все расскажу.

Минуло чуть больше месяца, как они расстались. Срок невелик, а событий произошло много. В Ленинграде Александра вместе с другими женами военнослужащих разместилась в пустующей школе. Работает санинструктором в отряде местной противовоздушной обороны, как и все, получает продовольственный паек.

- Живу не хуже других, - уверяла она мужа, но, глядя на исхудалые руки, осунувшееся лицо и потускневшие глаза, он понял, что ей очень и очень трудно.

- Ничего, Сашенька, - ласково произнес Василий, - скоро все станет на свои места.

- И я надеюсь, что так и будет, - отозвалась жена.

- А что нового в эскадрилье? - повернулся Голубев к Князеву.

- Командир у нас другой.

- Кто же?

- Герой Испании и Карельского перешейка майор Денисов Алексей Александрович.

- Куда же перевели капитана Лучихина?

- В запасной полк.

Поговорили еще о делах фронтовых. Затем Князев решительно встал:

- Ну, пора и честь знать. О тебе, Василий, не спрашиваю, лечащий врач все рассказал. Да и сам вижу - молодец! Ребята ждут твоего скорейшего возвращения.