Мышка лежала, натянув одеяло на самый нос.

– Все в порядке? – спросила она обыденно.

И вопросом этим сделалась еще ближе и родней: значит, между ними нет стыда, ничего не нужно скрывать, стесняться – как не стесняются друг друга поневоле Борис с Глебом.

Страх у Бориса прошел совершенно: как получится, так и получится. Перед ним была ждущая женщина – но и мама, родная Белая Мышка, которая все поймет и не станет презирать его за то, что в первый раз может получиться не так уж здорово.

– Животом – хрипло сказал Глеб.

Скомандовал.

А какое право он имеет – командовать?!

– На спину, – ответил Борис.

Они видели ночью фильм по телеку, и там мужчина лежал на спине. Можно и так, значит.

Если бы лечь животом, Мышка оказалась бы со стороны Глеба – и значит, он надвинулся бы на нее первым. А если на спине, выберет она. Кого она выберет?

– Животом давай! – повторил Глеб.

– Не ссорьтесь, мальчики, не ссорьтесь. Все будет хорошо. Ложитесь на спинки, очень хорошо.

У них-то, раскормленных, «спинки»!

Маму они слушаются, и Глеб больше не спорил. Дружно спиной вперед близнецы вползли на тахту. И Мышка оказалась со стороны Бориса.

Он потянулся к ней, в первый раз робко погладил такую белую, такую нежную кожу. Мышка выпрямилась, стоя на коленях. И руки, и щупальца приподнялись к ней навстречу. А ее ласкающие ладони спускались от головы, от шеи – ниже... ниже...

Глеб попытался приподняться правым боком вслед за своей рукой, но большего он сделать не мог, прикованный к Борькиной туше.

А Борис – Борис еще был не совсем готов, и Мышка это увидела, ощутила. Она поцеловала Бориса и, стоя на коленях, перешагнула к Глебу.

Вот она – столько лет запретная зона! И наконец Глеб оказался в ней законно. Зона ждала его, устроена для него... Все чувства сосредоточились в одной точке, как в боеголовке стартующей ракеты.

Дерганья Глеба напрягали и Бориса. Теперь и он был готов, совершенно готов.

Глебу казалось, он несется в каком-то неведомом пространстве, ускоряется – и головка взорвалась мягким сладким взрывом.

Нетерпение Бориса стремительно возрастало, пьяная от наслаждения кровь брата туманила голову, и Борис тоже взорвал свой заряд – из солидарности.

Но взрыв произошел далеко от цели.

Глеб лежал в блаженном изнеможении. Вместе с наслаждением он испытал и полное моральное удовлетворение: ну вот он и настоящий мужчина.

А Борису сделалось стыдно. Чем они занимаются! То есть – с кем!.. И к тому же – без толку. Не донес. А Глеб – Глеб все сделал по-настоящему, по-мужски...

Мышка гладила Глеба.

– Вот и хорошо, вот и умница... А ты, Боренька?

Ее рука протянулась – и нащупала последствия катастрофы.

– Не вытерпел. Конечно, куда ж вытерпеть, когда рядом такое. Ну ничего, ты тоже молодец. В следующий раз ты – первый.

Борис почти утешился. Успокоился. С кем они занимались? Да с Мышкой же, с Белой Мышкой. И больше никого здесь нет. Мышка вся своя, стыдиться ее не нужно...

– Спите теперь, мальчики, – Мышка поцеловала обоих особенными мягкими губами. – Спите...

И исчезла.

Привычные слова просились на язык.

«Во дает, – чуть не сказал Глеб. – Дала!»

И не сказал.

«Лучше, чем с девчонками в школе, – чуть не сказал Борис. – Те сами не умеют, а Мышка научит».

И тоже не сказал.

Не нужно было говорить.

Нужно было оставаться в новом незнакомом мире, в котором не говорят простых слов. Как во сне...

Наутро они завтракали как обычно. И никто не напоминал о том, что случилось ночью. Ни она, ни они.

Глеб усмехался про себя, но виду не показывал. Он чувствовал себя хозяином дома, повелителем. Еще вчера он был мальчиком, который должен слушаться маму. А сегодня он мужчина – и пусть женщина знает свое место.

А Борис думал, что если бы кто-то посмотрел сейчас на их семью со стороны, то никогда бы не догадался, что за столом сидит не мать со своими близнецами, а любовница с любовниками. А может быть, и про многих других – не догадываются? Живет себе одинокая мать с сыном, или отец с дочерью, или брат с сестрой – и кто знает, чем они занимаются по ночам?.. То есть с ними за столом не мама, с ними их Белая Мышка, но ведь и в других странных семьях найдется Кошечка или Курочка.

Потом Мышка ушла в свою комнату и уселась за машинку, а Борис с Глебом старались учить уроки, но у них не очень получалось. Они ведь стали совсем другими, случилось то, о чем они мечтали как о недостижимом счастье, предаваясь жалким детским наслаждениям – случилось, вопреки их уродству! И после этого учить уроки, как вчера или позавчера? Мир изменился, а уроки остались?

День рассеял чары. Братья больше не пребывали в незнакомом мире – не во сне, но как бы за гранью яви и сна. Они сидели в своей надоевшей зеленой комнате, и слова просились наружу.

– А интересно бы сюда какую-нибудь отличницу! – предположил Глеб. – Урок анатомии и физиологии провести.

– Или училку молодую. Светлану Иванну лучше всего, – храбрясь подхватил Борис.

– Светочку-Котлеточку.

Светлана Ивановна как раз и преподавала анатомию и физиологию.

– Интересно, она ученикам своим дает? – уже уверенно продолжил дискуссию Борис.

– Отличникам.

– Или наоборот: объясняет на опыте тем, кто плохо понимает.

– Тогда все скажут, что плохо понимают.

– А мы бы ей сами урок анатомии устроили! – догадался Борис. – Такой анатомии она больше нигде не увидит!

Да-да, они не только инвалиды, не только жалкие уроды. Они – чудо света. Так что еще и непонятно, стыдиться ли им своего устройства, или гордиться небывалым строением? По настроению. До сих пор они чаще стыдились. Но, может быть, зря? Заурядных одинарных людей миллиарды, и кому они интересны? А они – двойные – единственные! А уж учительнице анатомии интересно бы вдвойне посмотреть на них – раздетых, чтобы разглядеть все их анатомические секреты.

Посмотреть. И испытать на себе.

Стыдиться им себя – или гордиться собой?

Оказывается, все зависит от точки зрения.

В воображении Бориса возникла сцена приема где-нибудь в Голливуде: они с Глебом в специально сшитом двойном смокинге (мама такой, пожалуй, не сошьет) идут мимо дам в стотысячных туалетах, мимо мужчин в смокингах же; у всех в руках хрустальные бокалы с шампанским, все поздравляют их, единственных и неповторимых сиамских близнецов, а внизу ждет новенькая машина от Дженерал моторс – «Кадиллак», например...

Интересно, что за рулем всегда будет Борис, потому что руль в машинах слева. Правда, в Японии выпускают машины с правым рулем, но Голливуд в Америке, и Дженерал моторс в Америке, а в Америке на машинах руль слева. Глеб будет завидовать, но ничего не поделаешь...

И тут Борис вспомнил, что одной рукой машину не поведешь, а жалким щупальцем ни руль крутить не получится, ни переключать передачи.

А Глеб в это время придумал, что именно в них должна влюбиться какая-нибудь кинозвезда. И не какая-нибудь, а самая-самая – кто сейчас вместо Софи Лорен? Влюбится, потому что обычные мужья ей надоели, а вот такого – двойного – нет ни у кого. Еще и найдутся другие многие звезды и звездочки, которые попытаются их отбить, так что самой первой и самой догадливой придется держаться за них всеми ручками. А они еще подумают, оставаться ли с ней...

Мышка заглянула к ним перед обедом.

– Ну что, мальчики, котлеты есть будете? Я фарш купила. Знаете, сколько теперь фарш стоит? Самый изумительный взяла, парной. Нельзя же мужчинам без мяса!

Мышка торжественно и многозначительно подкладывала им котлеты, они жадно ели и думали, что вчерашняя ночь повторится снова.

По радио запел хор на слова Пушкина: «Восстань, боязливый!» Дальнейших слов было не разобрать, но самые первые – самые интересные. Но к близнецам заклинание Пушкина уже не относилось. В первую ночь – пожалуй, в первую ночь заклинание бы пригодилось, особенно Борису, но теперь он уже это преодолел.