— Чем, в самом деле, ты занимаешься? — спросила Терри, — я стучала четыре раза. Только сегодня утром я услышала о несчастном случае с тобой. Почему ты не позвонила? Может, я смогла бы приехать ухаживать за тобой.

— Как мило, что ты предлагаешь помощь, но я уже здорова. В самом деле…

— А мне сказали, что это не так.

Терри вошла после Джеки и осмотрела комнату. На взгляд Джеки, улик пребывания другого человека не было, но комната неуловимо изменилась: меньше беспорядка и больше аккуратности.

— Что-то происходит, — сказала Терри, повернувшись и пристально вглядываясь в подругу. — Что происходит?

— Ничего, — ответила Джеки, но должна была прочистить горло в середине слова: даже на собственный слух прозвучал так, как будто она лжет.

— Мм… — протянула Терри, совершенно неудовлетворенная. Так что ты делала эту неделю?

Как будто обессилев (что было на самом деле), Терри прямо упала в большое низкое кресло. Ее муж на этой неделе потерял еще одну работу, и у них было сражение. «Работа — это же не связка ключей, — кричала она на него, — ты не мог ее потерять без причины. Что ты натворил?» Что потом случилось, лучше не вспоминать. Только несчастный случай с Джеки дал возможность Терри уехать из дома сегодня.

Но ей не хотелось говорить о своей жизни, она ни думать, ни говорить о ней не хотела. У Джеки захватывающая жизнь, у Джеки есть все, что может быть хорошего в жизни, все, что должен иметь человек.

Усаживаясь поудобнее, Терри засунула руку под подушку кресла и — как малышка Джек Хорнер — вытянула лакомство в виде мужского носка.

С носком в руке она выглядела озадаченной. Затем, увидев, как покраснела Джеки, и как Джеки вырвала носок у нее из руки, Терри рассмеялась.

— У тебя есть мужчина, — смеясь, констатировала она. — Так вот почему ты так долго не открывала дверь. Ну, признайся, кто же он?

Видимо, даже неудачное замужество не может излечить женщину от мечты о любовной связи. Хотя собственный муж оказался не так хорош, Терри продолжала свято верить, что где-нибудь именно ее ждет не дождется рыцарь и настоящая любовь.

При виде смущения Джеки Терри начала настаивать:

— Кто он? Не могу поверить — что-то происходит, а ты ничего мне не рассказываешь. Я не могу прислушиваться ко всем шептаниям в городе, так что ты облегчишь мое положение, если сама скажешь мне, кто он.

— Никто, — твердо ответила Джеки. — Хочешь чаю?

— Конечно, но информации я хочу больше.

То, что происходит в моей жизни, не касается Терри, огрызнулась мысленно Джеки. Но Терри здесь была ни причем, так что Джеки силилась не терять терпения, невзирая на множество неуклюжих, наводящих и смущающих вопросов, которые задавала Терри.

— Какого чая тебе заварить? — наконец, спросила Джеки, так вцепившись рукой в банку с чаем, что побелели костяшки пальцев.

— Тот, что ему завариваешь, — самодовольно сказала Терри, сделав Джеки гримасу.

— Ищете что-нибудь? — спросил Вильям у сына Терри. На первый взгляд, «мальчик», кажется, не делал никаких пакостей, только бродил около самолета, припаркованного в ангаре, но Вильям знал всех в Чендлере. Мужчины семьи Пелмен были никчемны, ленивы, тупы и враждебны. Вильям не доверял бы этому переростку даже в церкви.

— А ты что тут делаешь? — спросило большое дитя, сердито вздернув густые черные брови. Он был красив грубой красотой — толстогубый, с глубоко посаженными глазами, и полон того духа борьбы, который людям часто придают тупость и пренебрежение к другим. Хотел он этого или нет, но, казалось, он бросал вызов всякому, кто вступал с ним в контакт; всякому, кто мог намекнуть, что он не такой сообразительный, как все остальные.

Внезапно выражение его лица прояснилось: он обрадовался своей догадливости, точно обезьяна, когда она сообразит вдруг, как решить задачу, поставленную перед ней ученым.

— Да ты при ней, что ли?

— Простите? — с каменным лицом спросил Вильям. Он не был уверен, но, кажется, этому Пелмену было около восемнадцати и звали его Лэри.

— Здесь эта Джеки. А ты при ней, точно? — К ужасу Вильяма, Лэри подтолкнул его локтем, как будто они были лучшие друзья, парни с общими тайнами.

— Я на нее положил глаз, когда она только появилась. Мать сказала — хоть она вообще-то ничего не соображает — ну, что эта леди облетела весь мир, и я сразу сообразил, что она делает кое-какие штучки. Понял, о чем я? — Он подмигнул Вильяму. — Делает кое-какие штучки, о которых леди в Чендлере и слыхом не слыхивали. Так вот, сейчас Джеки в этом задрипанном городке, а я так и не слыхал, что бы она с кем-то была, понял, о чем я? Так я сообразил, что она прямо извелась по мужику. И думаю — вот и помогу ей успокоиться. Она старая лошадка, но я соображаю: она будет на седьмом небе от счастья, когда к ней в постель попадет настоящий мужик. Может, она томится по этому делу все это время, да еще после того, как занималась с этими любителями, парнями-иностранцами. Ясно, я понял, что ты тут первый, ладно, давай, делай, что хочешь. Нормально — ты Монтгомери, и… порядок. Слушай, а потом дашь мне отступного — я ее ведь первый заметил. Можешь работу дать мне и отцу, ну и… премия сейчас… и потом. Что скажешь?

— Ты не видела мои туфли?

Молча ужаснувшись, Джеки повернулась к кухонной двери и увидела стоящего там Вильяма, с выражением потерявшегося мальчика на лице. Только что она потратила тридцать минут, пытаясь заставить Терри поверить, что у нее нет никакого мужчины, уж точно никого из Чендлера, и вот оно — Вильям на пороге. И спрашивает о своих туфлях, ни больше ни меньше.

Она была готова убить его, но знала — чтобы она ни сказала, будет еще хуже. Через час после того, как Терри увидит Вильяма Монтгомери в ее доме, весь городок Чендлер будет жить сплетней, что старушка Джеки ухватилась за малыша Вильяма.

— Неужели это Вилли Монтгомери? — воскликнула Терри. — Я не видела тебя целую вечность. Что ты здесь делаешь?

«Что собирается Вильям сказать на это? Собирается сказать правду? Что он вертится все время около меня, точно так, как делал это в детстве?» — пронеслось в голове Джеки.

— Джеки и я собираемся вести вместе бизнес.

— Как мило! А как твои родители поживают?

Пока Вильям отвечал на эти вопросы, Джеки вглядывалась в него. Обычно Вильям был очень аккуратный, волосок к волоску, рубашка тоже всегда заправлена. Сейчас он был растрепан, а на его щеке было темное пятно, как будто or ушиба. Поглядев на его руки, она увидела, что костяшки пальцев на правой руке слегка кровоточат. Когда он увидел, куда направлен ее взгляд, он спрятал руку за спину и держал ее там, отвечая на вопросы Терри о его семье.

— Ну, и каковы твои успехи в школе? — продолжала спрашивать Терри.

Это дало Джеки долгую минуту передышки, потому что она поняла, что в голове Терри не укладывается, что Вильям может быть мужчиной, состоящим при Джеки, человеком, которого бы Терри допрашивала с удовольствием следователя времен испанской инквизиции.

Суть дела была в том, что Терри расспрашивала Вильяма таким тоном, каким взрослые говорят с детьми. Каждую минуту Джеки ждала, что услышит вопрос, моет ли Вильям уши.

— Так ты помогаешь Джеки? — удовлетворенно говорила Терри. — Как ты великодушен, притом, что и своя жизнь требует внимания. У такого красивого молодого человека, как ты, должно быть, сотни хорошеньких подружек.

— Есть несколько, — ответил Вильям, добродушно улыбаясь.

Эта улыбка вызвала в Джеки ярость. Это была улыбка мальчика, который убеждает пожилую женщину, что он старается вести себя наилучшим образом.

Снаружи клаксон затрубил беспрерывно: ужасный сын Терри домогался, чтобы мать уезжала, и немедленно.

— Если тебе понадобится любая помощь при уходе за Джеки, дай мне знать. — Терри говорила это, надевая шляпку, которую ей подал Вильям. — Ты всегда был джентльмен, правда ведь, Джеки. Ты вспомни, какой он был. Даже когда он был маленьким мальчиком, он был такой вежливый.