– Прошу прощения, – брезгливо отстраняясь, произнес Клямин.

Мужчина повернул лицо, напоминающее жареный баклажан…

– Ба! – воскликнул Клямин. – Смотритель пляжа, синьор Макеев. По какому поводу банкет?

Макеев пожевал щербатым ртом. При этом верхняя губа перекрывала нижнюю и даже часть подбородка.

– Никакой не банкет. Пообедать плисол. – Макеев шепелявил по причине отсутствия шеренги передних зубов.

– Примите глубокое соболезнование. – Клямин сложил губы трубочкой и погнал пену от края кружки.

Вобла оказалась не сухой и не жирной. В самый раз. И еще радость сердца – икра. Икру Клямин любил. Он прижал языком горьковатый комочек к нёбу, пососал, наслаждаясь острым запахом, и хлебнул пива.

С противоположной стороны стола перед ними возникли три моряка с какого-то иностранного судна. Восьмиугольные плоские береты венчали красные помпоны. Водрузив на стол кружки, они принялись за воблу.

– Вобля, вобля, – улыбались они, показывая отличные молодые зубы и поглядывая на Клямина и Макеева.

Клямин дружески кивнул.

– Вобля-бля, – поддержал теплую обстановку Макеев. – Бисквит-пилозное… Небось и бабу хотят. – Макеев оглянулся.

Кое-кто из посетителей глядел от скуки в его сторону. Макеев потупился. Он явно что-то задумал… «Жвачку клянчить будет», – подумал Клямин и толкнул пляжного сторожа:

– Слышь, Макеев… Серафим при тебе сегодня на пляж явился?

– Селафим Куплияныч? – почтительно подхватил Макеев. – Пли мне явился. И тот, толстый, с овощной базы дилектол…

– А кто третий?

– Белявый? Не знаю его… Слыхал только, что ланьше он адвокатом служил. Потом за какой-то плокол списали… Пли Селафиме колмится…

Клямин знал, что и Макеев «при Серафиме кормится». Не жирно, правда. Так, по мелочам. Фарцовки много на пляже ошивается, особенно в то время, когда зарубежных туристов к морю вывозят, на солнышко погреться. Вот Макеев через этих фарцовщиков и выполнял кое-какие поручения Серафима. Клямин знал об этом. Даже к нему как-то пытались подъехать. Клямина на пляже не отличишь, к примеру, от подданного ее величества королевы Великобритании: фирменные шорты, надувной матрац с экзотическими цветами, оранжевый зонт, тапки особой фактуры… Фарцовщики пытались навязать ему чайный сервиз ручной работы, деревянный. Иностранцы за такой сервиз серьезные деньги платят. Потом Клямин видел тех торгашей в закутке у Макеева… Сервиз проходил по номенклатуре предметов, которые пользовались особым вниманием Серафима. Клямин и сам не раз возил такие наборы в закавказские республики, где деревянный чайный сервиз весьма высоко ценился…

Пиво сегодня было с кислинкой и не очень холодное. От такого особенно разыгрывается аппетит. И Клямин подумал: не заказать ли ему еще бифштекс? Одной воблой сыт не будешь. И дома все было подметено, даже овощные консервы «Завтрак туриста» из холодильника вытряхнули. Сколько времени дрянь эта пролежала в холодильнике, но и она сгодилась. Шустрая компания собралась вчера у Клямина. А главное, экспромтом – никого он не приглашал, решил прибрать квартиру. Раз в месяц он устраивал у себя субботник. Мыл, чистил, пылесосил. В разгар уборки явились две пары – приятели с девочками. И ему девочку привели. Предусмотрительно. До глубокой ночи шла веселая возня. Назавтра, проснувшись, Клямин пытался вспомнить внешность своей неожиданной подруги, да не мог. Раздосадованный, он выбросил в мусоропровод старый билетик в кино, на котором помадой был выведен номер ее телефона…

– Тот белявый в больсом автолитете у Селафима. А это, сам понимаес, заслузить надо.

Макеев взял левой рукой стакан и спрятал под стол, правой рукой вытащил из кармана плоскую флягу. Он по-манипулировал ею с выражением великого усердия на маленьком баклажанном лице, потом осторожно поднял стакан, разгоняя крепкий спиртовой дух, долил его пивом, сыпанул туда еще перца, все смешал и, жалобно скривившись, медленно выпил.

– Специалист, – насмешливо промолвил Клямин.

– Дело пливысное, – переждав, сказал Макеев и бросил взгляд на иностранных морячков. – Главное, стобы позво-носник огнем садануло.

– А ты толченое стекло пробовал? – поинтересовался Клямин.

– Не, – серьезно ответил Макеев. – У меня боя не бывает… Я тебе вот сто сказу. Тот белявый и на Селафима голос поднимает. Сам слысал. Он Селафиму какое-то указание давал да как заклисит на него. А Селафим помалкивал…

Клямин не сразу вспомнил, кого имел в виду смотритель пляжа. Макеев продолжал шепелявить и в то же время шарил по карманам, что-то разыскивая. Наконец извлек белый кусок картона.

– На каком языке они лопочут? – Макеев повел глазами в сторону морячков, чьи легкомысленные помпоны резко выделяли их среди толпы посетителей бара.

– Вроде на английском.

– Подходит. – Разметав по столу подол пиджака, смотритель пляжа наклонился вперед и протянул морячкам картон.

Молодые люди недоуменно посмотрели на синего старика, перевели взгляд на картон. Прочли. Рассмеялись. Вновь посмотрели на старика. Макеев сжал кулак, оттопырив вверх корявый большой палец, и зацокал. Молодые люди принялись поддевать друг друга локтями и громко хохотать. Старик пугливо оглянулся. Веселье моряков могло привлечь внимание посетителей бара, что Макееву было ни к чему.

– Не сомневайтесь, – тихо шепелявил Макеев. – Девоски выссий класс. И идти недалеко, две тламвайные остановки. Там, на бумазке, все написано. Танцы-сманцы всякие. Ох и танцуют они. По-васему.

Молодые люди долдонили что-то свое, оттопырив карманы брюк.

– Денег у них нет, – подсказал Клямин. – Что ты пристал к ребятам!

Но перебитый нос старого пляжного коршуна чуял поживу. Макеев взглядом осадил Клямина: не твое дело, сам знаю…

– Один! Один доллал. С каздого, – не отступал Макеев, жестом поясняя, что требуется не такая уж большая сумма.

На лицах молодых людей появилось удивленное выражение.

– Да, да. Один доллал, – закивал Макеев, тыкая пальцем в каждого из трех парней.

– Продешевил, дед, – усмехнулся Клямин. – Мальчики выражают недоверие…

– По кулсу белу, – важно ответил Макеев. – Пликазали пливести палтнелов. Танцевать зелают дамочки. А там сами лазбелутся. Не впелвой.

Молодые люди продолжали сговариваться между собой…

Клямин прикончил первую кружку, придвинул вторую. Пена осела, оставив на поверхности кружевные разводья.

– Дерьмо же ты, дед, – выдавил Клямин. – Пьянь гундосая.

Макеев передернул тощими плечами и ответил спокойно, без злости:

– Ты сто, лутсе?

Он отстранил кружку, сунул стакан в карман и, кивнув морячкам, двинулся к выходу. Молодые люди, похлопывая друг друга по спине, потянулись следом.

И Клямину пора отправляться. Не станет он брать бифштекс, расхотелось. Допьет вторую кружку и отправится. От бара до таксопарка минуты три неспешной езды. План он сегодня, как обычно, сложил с прицепом – и без подсчета ясно. Одна ездка за город дала половину выручки. И себя не обидел. С вознаграждением, полученным от отца Андрея, чуть ли не месячную зарплату выколотил…

Зыбкий свет блуждал по залу. Он раздражал Клямина. Раньше, когда Клямин появлялся в баре, Лера выключала светильник – знак особой заботы. Хозяин, Яков Сперанский, особо гордился световыми эффектами, но, к счастью, он являлся в бар к закрытию, чтобы лично контролировать довольно сложный ход финансовых отчислений за день: проще говоря – кому сколько.

И сейчас, неожиданно для Клямина, вдруг погасла часть скрытых в стене светильников, перекладывая основную нагрузку на центральную люстру в виде виноградной кисти…

Клямин обернулся и увидел Леру. Она и раньше оставляла на своем рабочем месте помощницу, когда приходил Клямин.

Ее светлые глаза глядели остро и деловито. Именно этот деловой взгляд удручал Клямина. Он сам был человеком дела, и его окружали люди далеко не праздные. И еще Лера – не много ли?!

Остановившись рядом, Лера положила локти на стол и склонила голову с впалыми бледными щеками. Тонкий, аккуратный овал лица и высокие скулы дополняли сходство с лисьей мордочкой…