Что будет, если его отстранят от следствия? ФБР пошлет другого агента, который должен будет преуспеть там, где он потерпел неудачу. От этой мысли у него свело внутренности. Но профессиональные соображения были тут ни при чем; его реакция объяснялась обычной ревностью. Неужели другой мужчина, другой агент, человек, которого он наверняка знает, будет прикасаться к Гейл так же, как он сам, целовать ее и получать такой же пылкий ответ? Ему захотелось придушить Филдинга собственными руками.

Пытаясь отвлечься от опасных мыслей, он повернулся к кровати, уставился на ящик и начал тщательно осматривать его содержимое. Его одолевали угрызения совести.

Гейл — объект наблюдения, приятель, уговаривал себя Эндрю. Он тяжело вздохнул и продолжил осмотр. Ничего необычного в ящике не было. Ничем не примечательные вещи, которые лежат в тумбочке каждой женщины. Впрочем, украшений маловато. Дафф по собственному опыту знал, что большинство американок питает смешную, но простительную страсть к побрякушкам — как к драгоценностям, так и к бижутерии.

Эндрю снял ящик с кровати и уже собирался вставить его в гнездо, как вдруг заметил, что под коробкой с носовыми платками что-то лежит.

Он слегка нахмурился, снова поставил ящик на кровать, осторожно вынул коробочку и отставил ее в сторону. Присмотревшись, Дафф увидел четыре карманных календарика, скрепленных зеленой аптечной резинкой. Именно в таких календариках его приемная мать отмечала все важные даты — от визитов к зубному врачу до посещений местного клуба бриджа.

Эндрю снял с календариков резинку. Первый из них относился к тому году, когда Нортон ударился в бега. Он исчез в октябре. Тридцать один день. Никаких пометок. Дафф быстро осмотрел даты ноября и готов был перейти к декабрю, как вдруг увидел рядом с двадцать первым числом еле заметную красную галочку. Стало быть, первый контакт Кристофера Нортона с его сестрой состоялся двадцать первого ноября. Эндрю знал об этом из донесения агента. Тогда беглец оставил след в линиях связи.

Совпадения не было. Он готов был поставить на кон свой значок сотрудника ФБР.

Эндрю получил первое реальное свидетельство того, что Нортон поддерживал связь с сестрой. А три оставшихся календаря подтверждают, что Крис находился в контакте с Гейл все это время.

Дафф посмотрел на часы. Гейл пробыла в клинике час. Он может заниматься поисками как минимум еще час. Эндрю сел на кровать и начал просматривать календарики, мысленно составляя донесение Филдингу.

Контакты осуществлялись каждые шесть — десять недель. Второй день после двенадцати недель был отмечен смеющейся рожицей. Форма отметок менялась: встречались и маленькие прямоугольники, и еле заметные галочки. Иногда под названием месяца были написаны буквы латинского алфавита.

Прежде чем поднести к глазам последний календарик, Дафф посмотрел на часы и понял, что прошло уже полчаса. Судя по красной галочке, брат вступал в контакт с Гейл двенадцать дней назад. Дафф начал считать в уме. Именно в этот день он познакомился с Гейл и вмонтировал жучок в ее телефонный аппарат.

Невозможно… Если бы Нортон попытался дозвониться Гейл, он, Эндрю, знал бы об этом. Жучок начал работать в десять утра, но в квартире было тихо. Видимо, галочкой отмечался какой-то другой вид контакта.

Он вернулся к предыдущему календарю. Точки и прямоугольники, с интервалами от шести до двенадцати недель. Но ничто не указывало на смысл этих значков.

Дафф стал рассматривать самый старый календарь, на котором стояла галочка.

Галочка, совпавшая с днем, когда преступник оставил след.

Он перешел к следующим двум календарям. В донесениях говорилось о следе и о чем-то еще… Почта! О боже, он совсем забыл про почту. Несколько недель агенты торчали в почтовом отделении и проверяли все, что было адресовано Гейл Нортон. Когда временно вышедший из строя мозг заработал нормально, Дафф вспомнил, что в отчете упоминалась какая-то пустая открытка. Дату Эндрю забыл, но это было легко проверить.

Внезапно на него сошло озарение и ему стало ясно значение формы значков. Галочкой отмечались телефонные звонки, прямоугольником — контакты по почте.

Если это верно, то двенадцать дней назад Кристофер Нортон звонил сестре по телефону. Это означало, что следующий контакт состоится недель через шесть — двенадцать. Эндрю мог пропустить звонок только в том случае, если разговор состоялся не в квартире Гейл. Но сотового телефона у нее нет. Куда она ходила в тот день? Только в клинику.

С этим нужно что-то делать. Он не имеет права пропустить второй звонок.

Удостоверившись, что календари лежат в том же порядке, что и прежде, Дафф стянул их резинкой, положил под коробку с бумажными носовыми платками, а затем осторожно поднял ящик, собираясь вставить его в гнездо тумбочки.

Он так и не понял, что прозвучало раньше: то ли скрежет ключей в замке, то ли грохот, с которым ящик стукнулся о тумбочку. Удар был таким сильным, что кружка с чаем опрокинулась. Важно было одно — содержимое ящика высыпалось на дощатый пол за долю секунды до того, как в спальню вошла Гейл.

— Что вы делаете?

Холодный тон Гейл нисколько не удивил Эндрю. Так же, как не удивил его ледяной взгляд, который она бросила на него с другого конца спальни. Если в личную жизнь человека то и дело вторгаются агенты ФБР, он волей-неволей теряет доверие к окружающим. Это и ежу понятно.

Странно, что она оставила его в квартире одного, а сама ушла в клинику. Это не в стиле Гейл. Впрочем, она прежде всего врач, а потому заботится о благе пациентов больше, чем о собственных удобствах. А он, ублюдок, злоупотребил ее доверием и все испортил!

Да, Эндрю делал свое дело, но это соображение не мешало ему чувствовать угрызения совести. Впервые за годы работы в ФБР он усомнился в том, что любит свою профессию.

Эндрю попытался улыбнуться, хотя ему было не до смеха.

— Маленький несчастный случай, — сказал он, подняв коробку с бумажными платками. Потом вынул несколько и начал вытирать ими тумбочку, стараясь, чтобы чай не пролился на пол и не запачкал стеганое одеяло персикового цвета.

— Вижу, — слегка оттаяв, ответила Гейл.

— Я… э-э… опрокинул кружку и стал искать, чем бы вытереть лужу. Но ящик оказался чуть короче, чем я думал, — солгал он, подбирая рассыпавшиеся по полу вещи. — Испугался, что мне попадет за испачканные простыни.

Он полез под кровать за закатившейся туда бутылочкой поливитаминов. Послышался вздох, а затем стук каблуков по полу. Эндрю выпрямился и почувствовал облегчение. Дрожь, в которую его поверг преждевременный приход Гейл, почти прошла.

— Мне ужасно стыдно, — проговорил он, впервые за все утро сказав чистую правду. Ему правда было стыдно. Стыдно, что он вынужден выуживать у нее информацию. Что она залезла к нему в душу и не выходит у него из головы.

— У вас снова закружилась голова? — спросила Гейл, взяв у него бутылочку и бросив ее на кровать. Потом она ловко вытерла остатки чая и вставила ящик в гнездо, не дав Эндрю возможности положить туда рассыпавшиеся вещи.

Он провел пальцем по стянутым резинкой календарикам, секунду взвешивая свои шансы, а потом вздохнул.

— Нет. Просто я неуклюжий. — Эндрю протянул ей календарики.

В мгновение ока Гейл все вернула на свои места, потом поставила кружку на тарелку и повернулась лицом к Эндрю.

— Вы приняли душ, — сказала Гейл, смерив его одобрительным взглядом.

У Эндрю тут же свело пах от желания. Недовольный этим, он решил придать беседе другое направление.

— Я подумал, что это поможет мне избавиться от головной боли, — проворчал он. В этом утверждении была доля истины. Горячая вода сняла напряжение в мышцах, а головная боль уменьшилась и стала относительно терпимой.

Ее тонкие черные брови сошлись на переносице.

— Вы уверены, что приступы головокружения больше не повторялись?

— Абсолютно уверен.

— А боль? — спросила она, направившись к двери.