Дорога шла в гору, и поэтому лошади шли шагом.

Вантюр воспользовался этим случаем и проворно выпрыгнул из кареты.

— Почтари будут уверены, что я сплю, — подумал он, — и приедут на станцию, не заметив, что карета пуста.

Он поворотил назад, подошел к садовой изгороди, окружающей домик Мурильо, и лег на землю за дровами. Когда ушел Педро, Вантюр прошептал:

— Отлично! Старик остался один, и письмо будет у меня.

Он пробрался в сад, где в полуоткрытые окна увидел, что Деревянная Нога спит уже крепким сном.

Вантюр, несмотря на свою толщину, весьма проворно влез в окно почтовой конторы.

Он вынул из кармана пару пистолетов, положил их на стол подле кожаной сумки и затем, взяв в зубы кинжал, осторожно затворил ставни, чтобы в комнате сделалось совершенно темно.

Из соседней комнаты слышалось сильное храпение Мурильо.

Вантюр затворил дверь в нее и, вынув из кармана восковую свечу, зажег ее и взялся за кожаную сумку.

— Если я унесу всю сумку, — подумал он, — то за мной, пожалуй, погонятся жандармы и альгвасилы, если я распорю ее, то тоже не избегну погони. Остается третий выход — найти ключ от сумки, но для этого мне, пожалуй, придется разбудить старика, а он, по всей вероятности, не отдаст его добровольно.

Недолго думая, он вошел в соседнюю комнату. Мурильо спал одетый. Вантюр приблизился к нему со свечой и пистолетами в руках и кинжалом в зубах. Увидя на шее солдата узкий ремень, он проговорил:

— Черт возьми! На этой тесемке, верно, есть ключ от сумки или от стола.

Говоря это, Вантюр поставил свечу на стол и, взяв в одну руку кинжал, другую протянул к тесемке.

— Советую тебе, дедушка, не просыпаться, — прошептал он.

Вантюр осторожно обрезал тесемку, на конце которой действительно привязан был ключ.

Он взял его, на цыпочках ушел в другую комнату и отпер стол, где лежала связка ключей. Одним из них он отпер сумку и, запустив туда руку, вытащил толстый холстяной мешок с надписью по-испански: «Двадцать тысяч франков золотом и билетами от сеньора Эстебона к гг. Брэн и Ко, негоциантам Байонны».

— Честное слово, — прошептал Вантюр с сильным биением сердца, — как ни желал я пощадить этого добряка, но случай этот осуждает его на смерть!

Вантюр вынул из сумки все письма, между которыми нашел письмо Баккара к герцогу де Салландрера, которое и положил в карман вместе с двадцатью тысячами франков золотом и билетами.

Затем он привел в порядок письма, запер сумку, положил ключи обратно в ящик и, связав разрезанную ременную тесемку, начал размышлять.

Спустя две минуты он снова отворил дверь в соседнюю комнату, подошел к кровати и довольно сильно толкнул спящего старика.

Мурильо вскочил и вскрикнул при виде Вантюра, державшего в одной руке свечку, а в другой кинжал.

— Тише! — сказал Вантюр по-испански, — если вы закричите, я пущу вам пулю в лоб.

— Что вам от меня нужно? — спросил Мурильо твердым голосом, узнав мнимого маркиза де Кок-Герона.

— Я захватил у вас письмо для герцога де Салландрера: оно мне необходимо.

— Кража, — вскричал Мурильо, — похищение письма!

— Тс…— сказал Вантюр, подняв дуло пистолета. — Я снял у вас с шеи тесемку вот с этим ключом…

— Вы обокрали меня!

— Вы не ошиблись: меня прельстил мешок с двадцатью тысячами франков, а для того, чтобы от меня не потребовали их обратно, я принужден закрыть вам навсегда рот.

Мурильо в испуге хотел спрыгнуть с постели, но железная рука Вантюра схватила его за горло.

— Будь благоразумен, старик, и не делай глупостей. Если ты вынудишь меня убить тебя, то твоего приемыша Педро посадят в острог, обвинят в твоей смерти и спровадят на гарроту. Если же ты позволишь надеть на тебя вот ту веревку, тогда тебя сочтут самоубийцей, а Педро, наверное, сделают почтовым смотрителем.

После этого Вантюр взял толстую веревку, на которой висела винтовка, сделал из нее петлю, которую накинул на шею Мурильо.

Спустя три минуты на постели лежал уже посиневший труп старого инвалида.

Вантюр взял его своими мощными руками, повесил на крюк и опрокинул под ним стол для того, чтобы подумали, будто повесившийся оттолкнул его ногой.

Затем убийца спрятал в карман пистолеты и кинжал, надел плащ и вышел из почтовой конторы через окно, унося с собой письмо и двадцать тысяч франков.

Было около четырех часов. Спустя два часа Вантюр перешел через границу. Через три дня он приехал в Париж.

По странному стечению обстоятельств в ту же самую ночь, хотя и на расстоянии двухсот лье, совершилась драма, последствия которой имеют огромное влияние на события, излагаемые читателям.

Со времени открытия железной дороги из Парижа в Лион прекратилась почти езда по большой дороге в Мелун, идущей через страшный Сенарский лес.

Однажды вечером, около десяти часов, небольшая тележка, запряженная одной неуклюжей лошадью, которою правил мужчина в блузе, проехала по единственной улице Льесена и остановилась у постоялого двора.

При стуке подъехавшей тележки дверь постоялого двора отворилась, и в ней появилась женщина с фонарем в руке.

— Можно здесь переночевать? — спросил мужчина в блузе, сильно хлопнув бичом.

— Можно, почтеннейший, пожалуйста, — отвечала толстая женщина.

— Есть ли у вас конюшня и сарай?

— Как же, есть.

— А корм для лошади?

— Сколько угодно. Тоанет! — крикнула женщина. — Ступай, отвори сарай!

Ворота сарая отворились, мужчина въехал туда и проворно спрыгнул на землю.

— Вычисти, милочка, мою лошадку, —сказал он, взяв за подбородок хорошенькую кухарочку, которая поспешно распрягала лошадь.

— Будьте спокойны, — отвечала кухарка, лукаво улыбаясь, — я умею обращаться с лошадьми: у нас их целых три.

— Значит, вы держите почту?

— Как же, держим, — отвечал трактирщик, прибежавший в сарай. — Но теперь дело это идет весьма плохо.

Трактирщик был мужчина лет шестидесяти, но еще бодрый и с румянцем на лице, выражающем доброту и веселость. Проезжий был молодой человек с рыжей бородой.

Пока управлялись с лошадью, он пошел с трактирщиком в дом и сел у камина.

— Позвольте спросить — откуда вы едете?

— Из Мелуна.

— А куда?

— В Париж.

— Вы останетесь у нас ночевать?

— Гм… право, еще не знаю. Это зависит, в каком расположении я буду после ужина. А давно вы держите почту? — спросил проезжий после короткого молчания.

— Это ремесло переходит в нашей семье от отца к сыну — лет сто уже.

— И теперь, вы говорите, оно невыгодное дело?

— Да. С тех пор, как устроили эти проклятые железные дороги, круглый год иногда не проедет и одного почтового экипажа.

— А курьеры?

— Весьма редко. Две недели тому назад проехал один в Россию и сказал, что проедет обратно в конце этого месяца. Я дал ему до Мелуна самую лучшую лошадь.

— Сколько у вас лошадей?

— Три.

— Хорошие?

— Лошади хорошие, только сегодня они сильно измучены: две только недавно воротились из Мелуна, а третья сейчас только от сохи. Если курьер этот проедет сегодня, то ему, пожалуй, придется отправляться далее пешочком.

— Почтеннейший, — сказала вошедшая в эту минуту женщина, — не угодно ли поужинать с нами?

— С удовольствием, тетка, — отвечал приезжий.

— Так милости просим.

Он сел между хозяином и хозяйкой, ел за двоих, пил за троих и затем, закурив трубочку, сел опять к камину.

— Хозяин, — проговорил он, — я ночую у вас. Разбудите меня на рассвете.

В это время послышался на улице лошадиный топот.

— Недостает только, чтобы это был курьер, — проговорил трактирщик, — черт бы его побрал!

— Эй, почта! — послышалось на улице. Кухарка побежала отворять.

— Это он, — сказал раздосадованный трактирщик.

— Скорее седлайте мне лошадь! — крикнул курьер.

— У меня нет лошадей, почтенный.

— Как «нет»?!

— Есть, да измучены.

— Но мне необходимо приехать в Париж сегодня ночью.