Тогда он попытался сказать ей это глазами. Наверное, ему удалось, потому что Анна улыбнулась ему. Она что-то говорила, но из-за шума в голове он не разобрал ни слова. Потом почувствовал ее руку на своей щеке, а потом все вокруг померкло.
Глава ВОСЬМАЯ
Когда Мигель очнулся, он почувствовал острую боль во всем теле и сильный запах дезинфекционных препаратов.
С огромным трудом ему удалось поднять тяжелые веки. В комнате царил полумрак, но, когда глаза привыкли, он понял, что находится в больничной палате.
Ему была поставлена капельница, а на прикроватной тумбочке стоял монитор, на котором отмечалось биение его сердца.
Он захотел приподняться, но из-за невыносимой боли застонал и опустился на подушки.
Анна, сидевшая в кресле в дальнем конце комнаты, услышала его стон и поспешила к нему.
— Мигель! Наконец-то ты очнулся. — Она включила бра над его головой.
Мигель посмотрел на нее и понял, что ему хочется видеть только ее лицо. Он попытался сказать что-то, но во рту пересохло так, что поначалу не удавалось выговорить ни слова. Наконец он с трудом произнес:
— Что со мной?
Голос его был хриплый, но Анне показалось, что приятней звука она не слышала никогда в жизни.
— У тебя перелом нескольких ребер. Одно из них повредило легкое. Но доктор говорит, что все будет в порядке.
Анна не стала рассказывать, в каком состоянии его привезли в больницу. У них еще будет много времени поговорить об этом. А сейчас его нельзя волновать.
Мигель силился вспомнить, что же произошло. В памяти смутно всплывали картины трагедии: вот жеребец готовится к атаке, малыш Гарлен плачет где-то в загоне… Анна вцепилась в лассо…
— Как малыш Гарлен?
— С ним все в порядке, благодаря тебе.
От ее ответа он почувствовал облегчение.
— А когда я смогу выйти отсюда?
— Доктор говорит, что через несколько дней. Если процесс выздоровления пойдет нормально.
— Но я не могу провести здесь несколько дней, — сказал он с некоторым раздражением. — У меня полно работы.
— Единственная работа для тебя сейчас — это чтобы срослись твои ребра, — ответила Анна. — А о ранчо не беспокойся, о нем есть кому позаботиться.
Он нахмурился.
— Надеюсь, ты не возьмешь всю заботу на себя?
Она покачала головой и улыбнулась.
— Только часть. Дядя Гарлен поможет мне. Кстати, вся их семья собралась здесь. Они будут рады услышать, что ты пришел в себя.
— Все здесь? Но зачем?
Анну поразило, насколько одинок Мигель. У нее от жалости к нему заныло сердце.
— Потому что они все очень переживают за тебя. А Эмили и Купер хотят поблагодарить тебя за спасение их ребенка.
— Я не…
— Не скромничай, Мигель. Если бы ты не заслонил собой маленького Гарлена, то страшно подумать, что могло бы произойти. Один удар копытом мог бы убить ребенка!
Она промолчала о том, что такой удар чуть не убил его самого.
— Я сделал только то, что сделал бы для собственного ребенка.
«Собственного ребенка». Анна ни на минуту не забывала о сыне Мигеля. Этот двенадцатилетний парень даже не подозревает, какой храбрый у него отец и что он лежит сейчас в больнице с серьезными переломами. От этих печальных мыслей у нее сдавило горло. Сдерживая слезы, она быстро отвернулась, чтобы Мигель ничего не заметил.
— Я знаю. Ты сделал бы это для любого ребенка, — тихо сказала она. — Как ты думаешь, почему вдруг жеребец повел себя так агрессивно? Он живет на ранчо много лет. Конечно, с ним всегда приходилось быть осторожным, но никогда еще он не впадал в такую ярость.
— Иногда трудно бывает понять, что вдруг случается с животными. Большинство жеребцов могут повести себя непредсказуемо. Что случилось с этим, я даже не представляю. Возможно, его испугал плач ребенка.
Анна покачала головой и вздрогнула при ужасном воспоминании.
— Какова бы ни была причина, жеребца продадут на аукционе в пятницу.
Мигель с удивлением посмотрел на нее.
— По чьему разрешению?
— Моей матери. Ей сообщили о произошедшем. Она говорит, что не может допустить даже вероятности повторения этого.
— Жеребец дает такое замечательное потомство… Подумать не могу о том, что его продадут!
— А я не могу подумать о том, что он мог бы сделать с тобой.
Ее слова заставили Мигеля еще раз внимательно посмотреть на нее. Теперь он заметил бледность лица, круги под глазами. Интересно, сколько времени она провела у его постели и что думают по этому поводу ее родственники.
— Он мог убить тебя, Анна! Как вспомню, как он тащил тебя по земле, а ты не выпускала из рук лассо, у меня внутри все цепенеет от ужаса.
— Он мог затоптать тебя или нас обоих.
Она протянула руку и убрала с его лба влажную черную прядь волос. И тут Мигель заметил, что руки ее перебинтованы. Он схватил одну руку и поднес к своим глазам.
— Господи, что творится под этими бинтами, я даже не хочу представить, — угрюмо проговорил он. — Твои руки… как ты теперь будешь играть?
Она прижала палец к его губам.
— С руками все будет в порядке.
А если не будет в порядке, обвинит ли она его в этом? — думал он. Нет. Анна никогда не может обвинить его в подобных вещах. Он начал понимать, что она вовсе не такая эгоистка, какой ему представлялась. Она рисковала собственной жизнью, чтобы спасти его. Этого он не мог понять.
— Если ты из-за меня не сможешь играть, я себе этого не прощу, — взволнованно сказал он, пытаясь сдержать набегавшие слезы.
— Ты слишком много разговариваешь. Тебе надо отдыхать. Пойду скажу медсестре, что ты пришел в себя. Возможно, тебе надо дать болеутоляющее.
Мигель подумал, что Анна нужна ему гораздо больше, чем какое-то лекарство. Она способна облегчить боль его сердца, которая доставляла ему больше всего беспокойства. Однако он понимал, что, привыкнув к ее присутствию, не сможет в дальнейшем жить без нее.
Анна поднялась, но он поймал ее забинтованные руки в свои.
— Правда, что здесь твои родственники? — спросил он.
Его сомнения повергли ее в такую печаль, что слезы непроизвольно покатились по щекам.
— Да, они здесь. Роуз и Гарлен. Рой и Джастин. Эмили и Купер. Эмили очень беспокоится о твоем здоровье. Она считает себя виноватой в том, что малыш остался без присмотра.
Мигель покачал головой.
— Трудно найти лучшую мать, чем Эмили. Дети могут улизнуть в мгновение ока.
— А ты знаешь, что они с Купером ждут еще ребенка?
— Это хорошо, — сказал он. — Так и должно быть.
Так должно быть и с нами, подумала Анна, но ничего не сказала вслух. Мигелю нужно как следует поправиться, прежде чем она попробует убедить его, что он тоже имеет право на счастье.
К концу недели Мигель настолько окреп, что врачи сочли возможным выписать его из больницы. Но он все еще не мог полностью обслуживать себя. Хло и Виатт решили прервать свой отпуск и вернулись домой. Но Анна сказала об этом Мигелю, только когда они подъехали к ранчо.
— Твои родители вернулись из Южной Америки? Когда? Зачем так беспокоились? Они же были в отпуске!
— Они приехали вчера поздно вечером. Но я так и не поняла, отпуск это был или медовый месяц.
— Что ты хочешь этим сказать?
Анна взглянула на него. Она была рада видеть его снова в джинсах и ковбойских ботинках, а не в больничной пижаме. И хотя под его просторной рубахой скрывалась туго перебинтованная грудь, а лицо было бледным и изможденным, она знала, что он поправляется. Весь тот ужас, который она пережила при мысли, что он может умереть, ей никогда не удастся забыть.
— Я начинаю думать, что мои родители уехали только лишь для того, чтобы дать мне почувствовать ответственность, — сказала она.
— Но что ты получила в результате, кроме искалеченных рук? Они, наверное, сошли с ума, а я и того больше. Зачем я только разрешил тебе переступить порог конюшни?
Анна решила не раздражаться на его высказывания. Она понимала, что таким образом он выражает свою заботу о ней.