- Хе-хе, - ехидно повторил он. - А вот и мы.

Алеша растерялся и испугался.

Леший продолжал:

- Говорил же я, что от судьбы никуда не спрячешься, юноша. Зря это ты сразу не пошел со мной. Все равно ведь вышло по-моему, разве нет?

Алеша задохнулся от негодования. Он сразу позабыл все свои страхи.

- Так это ты... ты заставил меня сбиться с пути? - проговорил он, сжимая кулаки и надвигаясь на лешего.

- Эй, эй, поосторожней, - предупредил старик, отступая.

- А ну немедленно верни мне мою кобылу и выведи меня на дорогу! сказал Алеша, продолжая наступать. Отчаяние придало ему храбрости.

Старик леший противно засмеялся.

- А вот это никак. Здесь я уже бессилен. Кобылка-то твоя уже того... фьють! - Он неопределенно изобразил корявыми пальцами и снова захихикал.

- Что ты с ней сделал? - побагровел Алеша. - Куда ты ее дел?

- А вон она, - сказал вдруг леший тонким веселым и словно бы слегка удивленным голосом, показывая куда-то наверх.

Алеша невольно поднял голову и увидел высоко в бледно-голубом, выцветшем от жары небе темное пятнышко. Оно быстро приближалось. Сначала оно было не больше точки, затем превратилось в сапог, затем сразу в копенку сена, и вот - тяжелое лошадиное мертвое тело с глухим стуком ударилось о землю, подскочило, перевернулось неловко и застыло перед ним искореженной грудой мяса с судорожно вытянутыми вперед жесткими мослами ног. Ни жив ни мертв, с захолонувшим сердцем, Алеша стоял возле трупа своего верного бессловесного друга, глядя на него расширенными от ужаса глазами. Он не мог поверить в случившееся, он и вообразить не мог ничего подобного. Это было совершенно нелепо, невозможно, бессмысленно... Горячая струйка сбежала по его лицу, Алеша провел по щеке пальцами, они стали черными от крови. Алеша потрясенно повернулся к лешему, протягивая ему испачканную кровью ладонь.

Старик хихикнул в последний раз и замолчал, глядя на Алешины пальцы недоуменно и боязливо.

- Зачем?.. Зачем? - выдавил из себя Алеша.

Леший перевел взгляд на его дрожащие побледневшие губы, потом снова на пальцы, пожал плечами.

- Не знаю, - признался он честно.

Алеша только безнадежно махнул рукой, повернулся, пошел от него - сам не зная куда, гуда глаза глядят.

- Эй, постой, - окликнул его леший и заковылял за ним. - Я, правда, не знаю, зачем я это сделал. Просто подумалось: закину я кобылу на небо или не закину? Закинул вот, - в его голосе опять на мгновение проскочило самодовольство, но тут же уныло сникло.

Алеша не ответил, продолжал идти, не разбирая дороги. Он знал, что у лесных жителей нечеловеческие обычаи, но что они способны на такое... безо всякой причины... просто ради развлечения погубить животину! Нет, это не укладывалось у него в голове.

- Послушай, - снова начал Скрипун после недолгого молчания. - Ты заблудишься. Попадешь к лешакам, а они глупые и злые. Потом беды не оберешься. Пойдем со мной, а? Так лучше будет, и тебе и мне.

Алеша не ответил, упрямо шагая вперед и стараясь зацеплять ногами побольше травы, которая с треском рвалась от каждого его шага. Леший неожиданно замолчал. У Алеши от этого кожа на затылке съежилась: что он там еще замышляет? Его так и потянуло оглянуться, но он пересилил себя. Он продолжал идти вперед, без определенного направления, без каких-либо мыслей о направлении. И вдруг перед глазами у него поплыло. Березы впереди заколебались, словно перед ними заструилось марево, большой ярко освещенный кусок леса неожиданно пропал куда-то, а на его место встал совсем другой, теневой; солнце, мягко покачиваясь, выплыло из-за его левой руки и встало прямо перед ним, низко над деревьями. В воздухе опять запахло колдовством. Алеша снова упрямо повернул на восток, в противоположную сторону от заходящего солнца, и снова часть леса перед ним заколебалась, размазалась и заместилась другой.

Вот оно что! Не шитьем, так катаньем они хотят заставить меня свернуть к своим лешачьим селениям! Так нет же, назло им он пойдет своей дорогой и не свернет с намеченного пути! Но солнце уже зашло нижним краем за верхушки деревьев, а конца этой игре не было видно. Алеша менял направления, сворачивал то в одну, то в другую сторону, переходил с быстрого шага на бег - но все напрасно: солнце неизменно оказывалось у него на пути, и, куда бы он ни шел, он все дальше продвигался на запад. Споткнувшись о высунувшийся из земли корень, он упал на колени и в изнеможении ткнулся разгоряченным лицом в прохладную траву.

С кем, с кем он вздумал тягаться? С лесными жителями, наделенными волшебным даром! Он легко победил бы их в книжной премудрости у себя в монастыре, но здесь, в лесу? Каждый деревенский житель с детства знает, что надо делать, когда тебя водит леший. Есть множество проверенных способов сбить его самого с толку: поменять обувку с правой ноги на левую, вывернуть одежду наизнанку - да мало ли что еще. Однако Алеша, выросший в монастыре, не знал этого; он осенял себя крестным знамением, громко читал молитвы - старик леший только усмехался и продолжал свое преследование. Христова молитва хороша для изгнания бесов, но языческое волшебство особое - и подход к нему нужен особый.

Обернувшись к лешему, Алеша выкрикнул, чуть не плача:

- Что ты хочешь от меня? Чего ты ко мне привязался?

Тот проговорил скороговоркой:

- Пойдем со мной! Пойдем со мной!

Но Алеша только упрямо помотал головой. Он-то знал, что это такое связаться с лешими! Слишком хорошо было известно, какие бесчинства они творят с заплутавшими в лесу путниками. Одному бедняге они выкололи глаза и бросили на произвол судьбы в лесных болотах... А тот несчастный, что совсем недалеко отошел от человеческого жилья, чтобы справить нужду под кустиком? Лешие хитростью заманили его в глубь леса, а потом схватили и, привязав лыком к верхушкам двух молоденьких гибких сосенок, пригнутых к земле, позволили им распрямиться...

В отчаянии Алеша принялся швырять в лешего чем ни попадя: сухими сучьями, еловыми шишками, пучками травы, как будто отгонял бродячую собаку или волка. И леший сдался, уступил ему - оттолкнулся левой ногой от земли, закрутился волчком на одном месте и пропал. Вытерев рукавом слезы, Алеша поднялся на ноги и побрел дальше. Странная травяная волна, какая бывает на лугах в ветреный день, покатилась перед ним, привораживая взгляд, заставляя следовать за собой... Сначала она показалась Алеше забавной, но постепенно завладела всем его вниманием, он впал в какое-то душевное оцепенение и шел за ней как привязанный. Он опять сбился с пути, но даже не заметил этого. Вскоре впереди показался прогал... Алеша радостно вскрикнул и выбежал на лесную поляну...

Он и не подозревал, что леший опять обманул его, хитростью заманил в свое селение. Селенье это было почти неприметно для стороннего глаза. Сами лешие все лето проводят на открытом воздухе, лишь изредка забираясь в широкие древесные дупла. С началом осенних дождей они уходят в свои осенние жилища, под землю, где и прячутся, пережидая зиму, до следующей весны. Говорят, будто осенью лешие сходят с ума, становятся особенно буйными и необузданными. Они бегают по лесу, срывая с деревьев пожухлую листву, надрывно хохочут и громким свистом вторят завываниям ветра. В это время им лучше не попадаться!

Сейчас все мужчины ушли на войну с лешаками, в селенье остался только старик Скрипун с двумя своими сыновьями, тупыми дуболомами, которые целыми днями пропадали невесть где, бестолково перегоняя с места на место озлобленные волчьи стаи. Скрипуну приходилось одному присматривать за лисунками. Лисунки вместе со своими детьми ютились в тесных, плохо устроенных землянках, в которые они забивались на ночь; днем же они с утра до вечера бродили по лесу в поисках ягод, грибов, съедобных кореньев. Не брезгали они и древесной корой и даже звериным пометом. Хотя лисунки и были попервоначалу обыкновенными деревенскими бабами, жизнь с лешими изменяла их неузнаваемо. Плоть их тяжелела, становилась жирной, водянистой, свисала толстыми складками по всему телу. Все выпуклые части, прельщающие нас в женщинах, несоразмерно увеличивались: груди становились необъятными, соски набухали и растрескивались; задницы делались дряблыми и сдобными, как булки; они всегда были на сносях, хотя разрождались обыкновенно мертвыми сморщенными комочками, мало похожими на человеческих детей. Постепенно они забывали людские обычаи, становились похотливыми, неопрятными и неряшливыми. Они напрочь не признавали одежд - и разгуливали по лесу голышом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: