* * *

Я поднялся к себе в комнату и быстро переоделся. Коляска уже стояла во дворе, и широкоплечий бородатый кучер восседал на высоком облучке. Лорд Палмерстон спустился через несколько минут, натягивая на ходу белые перчатки. На нем был узкий сюртук и черные панталоны, шелковый цилиндр и дорожные штиблеты, которые англичане называют почему-то оксфордскими. Я заметил торчащий из левого рукава тонкий хлыстик, которым совсем недавно он постукивал себя по голенищу сапога, и подумал о том, что странный это будет визит вежливости. Коляска тронулась, и мы выехали за ворота. До самой станции лорд Палмерстон отстраненно молчал, и я не нарушал его молчания. Только когда мы сели в вагон, он сообщил мне, что с вокзала мы заедем в цветочный магазин за Уильямсоном, а затем на том же кебе отправимся по адресу, который был указан в гостевой книге: Чарринг-кросс, дом 19. Это займет минут сорок, и Уильямсон как раз успеет повторить свой рассказ специально для меня. - Думаю, так будет лучше, - сказал лорд Палмерстон. - Я не слишком хороший рассказчик, судя по тому, что мне не удалось уговорить доктора поехать с нами. - Но вы многое опустили... - На это были свои причины. Я не опустил ни одного видимого звена в цепочке событий, которые заставили двух джентльменов пуститься на поиски приключений. Что же касается их скрытого смысла, то пусть о нем расскажет сам Уильямсон. Больше он не произнес ни слова до самого Лондона. Мы прибыли на вокзал Виктория с обычным опозданием на четверть часа. Нанимая кэб, лорд Палмерстон посулил кебмену двойную плату, если он не будет жалеть своей клячи. Окованные железом колеса застучали по булыжной мостовой, за окнами замелькали дома, и уже через пятнадцать минут лорд Палмерстон колотил хлыстиком по стенке кеба - два гулких удара и третий глухой: это кебмен, нахлестывавший лошадь, резко откинулся назад, натягивая вожжи. Мы ворвались в тихую улочку с таким грохотом, который и умирающего заставил бы подскочить к окну. Я не удивился поэтому, когда из дверей магазинчика на шум выбежал старичок и, увидав лорда, всплеснул руками: - Вы приехали! Слава Богу! - Садитесь живее, Уильямсон, если хотите успеть. - Вы нашли его! - радостно воскликнул старичок. - Я всегда верил в вас, сэр! Он исчез из виду, но в следующее мгновение противоположная дверца распахнулась, и старичок протиснулся внутрь. - Трогай! - крикнул лорд Палмерстон в окно. - Чарринг-кросс, 19! Кеб рванул с места, и старичок повалился на меня. Я усадил его рядом с собой, и он снова залепетал, обращаясь к лорду: - Как это великодушно с вашей стороны, сэр, что вы приняли судьбу несчастной женщины близко к сердцу. Я уверен, что с вашей помощью и с помощью вашего друга зло будет наказано и справедливость восторжествует. Лорд Палмерстон нетерпеливо отмахнулся. - Скажите, Уильямсон, вы ведь узнаете этого вашего посетителя? - Я узнаю его из тысячи! - Лучше вам не ошибиться. Вы же понимаете, что дело это весьма щекотливое. Собственно говоря, у нас нет никаких доказательств. И если мы ошибемся... - Никакой ошибки быть не может, сэр! - горячо возразил старичок. - ...если мы ошибемся, - повторил лорд Палмерстон настойчиво, повышая голос, - может разразиться грандиозный скандал. И я уже начинаю сомневаться в том, что все это не является лишь плодом воспаленной фантазии. Вы меня понимаете, Уильямсон? - Сэр... - только и смог пролепетать старичок. - У нас есть еще двадцать минут, чтобы поменять решение, - непреклонно продолжал лорд Палмерстон. - Убедите меня и господина Смирноу, что ваши подозрения имеют реальное основание, и мы, не колеблясь, выполним то, что велит нам долг. Но если ваши доводы не покажутся нам убедительными - мне и господину Смирноу, - то мы немедленно откажемся от этого предприятия и вернемся в Хантингтон. С минуту старичок молчал, словно собирая разбежавшиеся вдруг мысли, и на лице его было написано настоящее отчаяние. - Вы правы, сэр, - заговорил он наконец дрожащим голосом, - я не располагаю тем, что в Скотленд-Ярде называют вескими уликами. Все мои доказательства находятся здесь, - он постучал себя согнутым пальцем по лысому черепу. - Они основаны на знаниях, которые не относятся к точным наукам, и на сведениях, которые покажутся смехотворными людям с учеными степенями. Их я не сумел бы убедить... но вас, сэр!.. с вашим сердцем! И вас, господин Смирноу, - он стесненно поклонился в мою сторону. - Видите ли, все дело в цветах... Они разговаривают с вами, если вы умеете понимать их... Вот вы, господин Смирноу, какие цветы вы дарите барышне, которой хотите выразить свою привязанность? Красные тюльпаны... И желтые тюльпаны, если она выказала благосклонность другому... А ведь язык цветов неизмеримо богаче и разнообразнее! Вы можете составлять целые послания... Вы можете разговаривать, обмениваясь цветами, - и никто даже не догадается, что за этим кроется нечто большее! - Постойте, - ошеломленно проговорил я, - вы хотите сказать... - Заказы этой несчастной женщины не были простой причудой. Это были призывы о помощи, услышать которые мог только человек, знающий особый язык - язык цветов. Когда посетитель передал мне заказ своей жены, я почувствовал, как холодок пробежал у меня по спине. Олеандр - тамариск амариллис - можжевельник... "Опасность, будьте настороже!" "Преступление!" - "Ожидание" - "Защита"... "Мне грозит опасность. Готовится преступление. Ожидаю защиты!" - вот о чем кричали эти цветы. Осторожные расспросы позволили мне выяснить, что сам посетитель понятия не имел о заключенном в заказе его жены тайном послании. Это навело меня на мысль о том, что именно от него и скрывался истинный смысл этого заказа. И тогда, словно по наитию свыше, я предложил ему взять еще один букетик за счет магазина - анютины глазки и лен. - Что означало?.. - ..."Вы захватили мои мысли" и "Я чувствую себя обязанным". Невпопад, кончено, но ничего более путного в тот момент просто не пришло мне в голову. Я рассчитывал, что, если все это не плод моего больного воображения и в ее заказе действительно содержалось скрытое послание, то она обязательно даст мне об этом знать. И я не ошибся. На другой день посетитель пришел и от ее имени попросил, чтобы я купил себе полевые колокольчики и вику: "Благодарность" и "Ваше присутствие смягчает мои страдания". Она ответила мне! После чего он передал мне ее новый заказ: гвоздика садовая, шафран луговой, цветущая ветка дикой яблони, французские бархатцы, терн, скабиоза пурпурная и речная ива. "Увы моему бедному сердцу" - "Мои лучшие дни миновали" - "Дурная натура" - "Ревность" "Жестокость" - "Я потеряла все" - "Свобода". Это была целая повесть о несчастной любви, ревности и жестокости. И заканчивалась она страшными словами: "Я потеряла все, в том числе свободу." Он держит ее взаперти! Вот чем объясняется то, что она не могла передать обычную записку. Теперь я больше не сомневался в том, что этой женщине угрожает серьезная опасность. Я был в совершенной растерянности, я не знал, что предпринять. Единственное, что я смог придумать, это послать ей еще одно ответное послание: китайскую астру, ровно один цветок, и белую омелу: "Я подумаю об этом" и "Я преодолеваю трудности", что должно было означать: я обязательно придумаю, как преодолеть все трудности. И вот сегодня я получил последний заказ, повергший меня в ужас: мандрагора, ладанник, вьюнок малый и мать-и-мачеха. - "Ужас", "Я завтра умру", "Ночь" и "Правосудие должно свершиться". "Я испытываю ужас, потому что знаю, что умру завтра ночью. Правосудие должно свершиться!" Но главное - личное послание: розу, именно бледно-розовую, - мы называем эту окраску цветом стыдливого девичьего румянца. Роза такой окраски означает "Если вы меня любите, вы сами найдете выход из положения". И еще дамскую фиалку: "Бдительность, осторожность". Она прямо просила меня найти выход и предупреждала, чтобы я был осторожен! Что я должен был предпринять, джентльмены, получив такое послание? Я ответил корзинкой глициний и французских роз. "Я льну к тебе" и "Встреча при луне", - то есть: "Я приду. Ждите меня вечером, с появлением на небе луны", - и поспешил в Хантингтон. - И правильно поступили! - с жаром воскликнул я. Старичок посмотрел на меня с надеждой. - Означает ли это, господин Смирноу, - прерывающимся от волнения голосом сказал он, - что вы на моей стороне? - Без всяких сомнений! Без всяких сомнений! Вы можете рассчитывать на мою помощь. - В таком случае, - заключил лорд Палмерстон, нарушая свое долгое молчание, - я присоединяюсь к этим словам и прошу вас, господин Смирноу, и вас, Уильямсон, помочь мне предотвратить это ужасное преступление. Этого требует долг, этого требует справедливость, этого, наконец, требует милосердие. И, понимая, что более веских слов, чем эти, сказано быть не может, последние минуты нашего путешествия мы провели в молчании - тревожном и торжественном.