Это - как пристрастие к крепким напиткам или вообще всякое пристрастие. Опасность не в употреблении, а в злоупотреблении. Умение видеть различие между ними, точное ощущение границы вкуса и приличия являются следствием одним из следствий - хорошего, простого и здорового воспитания. Прекрасный пол во всех своих сословиях обладает естественной склонностью к нарядам - и я не собираюсь выступать против этой (беру на себя смелость сказать) приятной, полезной и здоровой черты характера. Щеголихи из общества, которые внушают Вам - так же, как и всем разумным людям, - отвращение, попросту не получили подлинного воспитания. Если вам не нравится Гэдсхилл, я его сожгу тем более что он застрахован...

60

МИСС ЭМИЛИ ДЖОЛЛИ

Грейвсенд, Кент,

10 апреля 1857 г.

Сударыня,

Я на несколько дней уехал из Лондона, и Ваше письмо было переслано мне сюда.

Могу с полной искренностью заверить Вас, что Ваше уныние и разочарование в собственных силах, на которые Вы жалуетесь, не имеют пи малейшего основания.

Во-первых, о "Мистере Арле". Я часто слышу похвалы этой книге и считаю, что она обладает немалыми достоинствами. Если бы я сказал Вам, что не замечаю в ней никаких следов неопытности, это было бы неправдой. Не лишним было бы и некоторое оживление действия; однако меня удивляет, что она приводит Вас в такое отчаяние, - уверяю Вас, на мой взгляд (если не забывать, конечно, что это Ваша первая книга), она была принята очень хорошо.

Насколько я помню (здесь я не могу навести точные справки), только две Ваши вещи не подошли для "Домашнего чтения". Первая, если не ошибаюсь, называлась "Ручей". Мне кажется, ее погубила путаница между предварительным следствием и судебным разбирательством. Насколько помню, их формы и процедуры, которые ни в коем случае не следует смешивать, были настолько переплетены между собой, что я оказался не в силах навести в них порядок. И вторая - повесть о том, как жена пишет роман втайне от мужа, а он узнает об этом, когда роман уже написан. По моему мнению, такое происшествие слишком незначительно и не заслуживает столь длинного описания. Однако обе эти неудачи никак нельзя считать роковыми.

Когда я говорил с мистером Уилсом о последней вещи, он сказал мне, что у Вас было намерение предложить для "Домашнего чтения" более длинную повесть. Если Вы ее пришлете, уверяю Вас, что с удовольствием прочту ее сам и, если это окажется возможным, буду искренне рад напечатать ее.

Лучший совет, какой я могу Вам дать, - это внимательней вглядываться в окружающую жизнь и стремиться к истинному и благородному в ней. Чтобы ободрить Вас, могу прибавить лишь одно: на мой взгляд, у Вас нет решительно никаких причин для уныния.

Искренне Ваш.

61

ГРАФУ КАРЛАЙЛУ*

Грейвсенд, Кент,

среда, 15 апреля 1857 г.

Дорогой лорд Карлайл,

Я уже несколько дней работаю на берегу реки, и в конце прошлой недели сюда приехала N с Вашим рекомендательным письмом. Меня не было, но так как N специально приехала с этим письмом из Лондона, миссис Диккенс вскрыла его и приняла ее. Эта дама не могла точно объяснить, что ей от меня нужно. Но она сказала, что слышала в Стэффорд-хаусе, будто у меня есть театр, в котором она могла бы выступать с чтением. Последнее было сказано с большой робостью и скромностью и после долгих колебаний.

Но дело в том, что мой маленький театр переворачивает мой дом вверх дном, его установка стоит пятьдесят фунтов и он разобран всего два месяца назад - стало быть, об этом не может быть и речи. Все это миссис Диккенс объяснила К, добавив также, что я ничего не могу сделать для ее чтений, кроме того что они сами могут сделать для себя. Она, по-видимому, согласилась с этим и, собственно говоря, видимо, еще раньше сознавала, насколько я бессилен в подобном деле.

Она рассказала, что больна чахоткой и страдает легочными кровотечениями: казалось бы, при таком условии публичные чтения - это последнее, чем следует заниматься бедняжке.

Говоря между нами, я считаю, что вся эта затея - ошибка, и думал так с самого начала. Она, к несчастью, очень смахивает на попытку разжалобить: что-то вроде дяди Тома и "разве я не человек и не брат?". Ну, пусть так, но это еще не значит, что ты можешь выступать с публичными чтениями и требовать от меня внимания к ним. Город и так зачитан со всех белых клеток шашечницы; его уже сильно замучили со всех черных - то с помощью банджо, то с помощью Эксетер-холла; * и у меня сложилось впечатление, что такого рода оружием его не возьмешь. Я сам, например, кротчайший из людей и питаю глубокое отвращение ко всяческому рабству, но из этого еще не следует, будто мне хочется, чтобы дядя Том (или тетушка Томасина) читали мне "Короля Лира". И я убежден, что так же думают многие тысячи других.

Я так долго надоедаю Вам всем этим, ибо мне, естественно, хочется, чтобы Вы поняли, что, будь в моих силах как-нибудь помочь этой бедной даме или хотя бы дать ей полезный совет, я не преминул бы это сделать. Но помочь ей я не могу, так же как не могу дать ей никакой надежды. Боюсь, что ее затея ни к чему не приведет.

Во время Вашего отсутствия я внимательно следил за Вами по газетам и так радовался тому, что Вы пользуетесь там всеобщей любовью, словно речь шла обо мне самом или о ком-нибудь из моих близких. Но я тут же должен признаться, что предпочел бы видеть Вас здесь - слишком мало у нас хороших государственных деятелей. Я не питаю ни малейшей склонности к демагогам, но остаюсь заядлым радикалом и считаю, что политические знамения нашего времени почти так же плохи, как общественный дух, допускающий их существование. Во всех же остальных отношениях я так здоров, бодр и счастлив, как только может мне пожелать Ваше доброе сердце. Считайте, что мой политический пессимизм моя единственная болезнь.

Остаюсь, дорогой лорд Карлайл, Вашим

вернейшим и глубоко обязанным.

62

МИСС ЭМИЛИ ДЖОЛЛИ

Тэвисток-хаус,

утро субботы, 30 мая 1857 г.

Сударыня,

Вчера вечером я с величайшим вниманием прочел Нашу повесть. Не могу выразить, с какой неохотой я пишу Вам, так как мнение мое о ней неблагоприятно, хотя я вижу, сколько чувства и сил Вы вложили в ее создание.