Еще до того как я допишу это письмо, какой-нибудь нечистый дух, очевидно, уже известит Вас о том, что мистер Симпсон отравился. Фредерик Чепмен вчера вечером сообщил мне, что он сделал это "в доме своего отца". Некий угрюмый и чумазый субъект, которого Джонсон представил мне нынче в лавке в качестве "того самого молодого человека, что всегда находится в Уайтфрайерс", в половине двенадцатого сегодняшнего утра выражал готовность присягнуть в том, что это "приключилось с ними через бутылку с содовой водой. Сами мистер Симпсон ему очень даже хорошо известны, и приключилось это с ними там в прошлое воскресенье". Не знаю, которое из этих двух утверждений соответствует истине - быть может, ни одно и ни другое, - но то, что этот несчастный мертв, несомненно. И когда я только что, возвращаясь из Хэверсток-хилла, проезжал мимо его дома, он поразил меня своим угрюмым и неприветливым видом; все занавески на его окнах опущены, и он стоял в ряду бесчувственных соседей, пыльный, душный, оцепеневший в своей невыплаканной печали. Газеты молчат. Мне кажется, что на них было оказано немалое давление, прежде чем они согласились не поднимать шума вокруг этой печальной истории. Голдсуорт утверждает (голос у него при этом скрипучий, а количество волос на голове намного превышает тот минимум, с которым он мог бы справиться), что его, то есть покойника, "толкнуло на это не что иное, как замужество мисс...". Возникал ли среди его пьяных видений смутный облик этой малопривлекательной особы с оловянными глазами, известно одному только богу. Фредерик Чепмен, судя по всему, считает, что Симпсон поступил весьма неучтиво, "зная о предстоящей женитьбе брата" и не отложив своего самоубийства до завтрашнего дня. Вот и все, что мне известно об этой кошмарной истории.

Сегодня утром, по дороге с вокзала, я повстречал толпу любопытных, возвращавшихся после казни Уолтуортского убийцы. Виселица - единственное место, откуда может хлынуть подобный поток негодяев. Я без всяких преувеличений считаю, что один только их вид способен довести человека до дурноты.

В Тэвисток-хаусе сегодня идет уборка, после чего он поступит в распоряжение нового владельца. Должен сказать, что этот последний ведет себя во всех отношениях безупречно и что я не могу припомнить другого случая, когда я вел бы денежные дела со столь разумным, приятным и сговорчивым человеком.

В настоящее время я весь изукрашен одной из своих нелепейших, не поддающихся никакому описанию простуд. Если бы Вам пришлось внезапно перенестись с Мыса Горн на Веллингтон-стрит, то, обнаружив здесь некое жалкое существо, скрюченное, со слезящимися глазами, шмыгающее распухшим и красным носом, Вы едва ли узнали бы в нем некогда веселого и блистательного и проч. и проч.

Все остальное здесь вполне благополучно. Отчеты о делах Вам посылает Голдсуорт. Сегодня заходил Уилки, он на неделю едет в Глочестершир. В редакции не повернуться от старых гардин и чехлов, привезенных из Тэвисток-хауса; вечером сюда зайдет Джорджина, чтобы разобрать их и большую часть подвергнуть изгнанию. Мэри в восторге от красот Дункельда, но чувствует себя неважно. Адмирал* (Сиднем) завтра отправляется сдавать экзамен. Если он сдаст его без отличия, то я уже ни в кого больше не буду верить, и тогда берегитесь, как бы и Вам не утратить свое доброе имя. Вот, право же, и все мои новости, если не считать того, что я разленился и что Уилки будет здесь обедать в следующий вторник для того, чтобы потолковать со мной о рождественском номере.

Передайте мой сердечный привет миссис Уилс и спросите ее, одобряет ли она ношение шляп, на что она, разумеется, ответит утвердительно.

Вчера на лужайке в Гэдсхилле я сжег все письма и бумаги, скопившиеся у меня за двадцать лет. От них повалил густой дым, словно от того джина, что вылез из ларчика на морском берегу; и поскольку я начал это занятие при чудесной погоде, а заканчивал под проливным дождем, у меня возникло подозрение, что моя корреспонденция омрачила лик небесный.

Преданный Вам.

Засвидетельствуйте мое почтение мистеру и миссис Новелли. Только что послал за "Глобусом" *. Никаких известий.

110

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Гэдсхилл,

6 октября 1860 г.

...То обстоятельство, что я пожертвовал "Большими надеждами", отразится только на мне *. Положение "Круглого года" во всех отношениях достаточно прочно, чтобы ему угрожала большая опасность. Падение нашего тиража невелико, но мы уже достаточно увязли, публикуя повесть, лишенную всякой жизненности, и нет никакой надежды, что сокращение подписки приостановится; напротив, оно скорее увеличится. Если бы я взялся написать повесть на двадцать выпусков, я бы лишил себя возможности в течение добрых двух лет писать что-нибудь для "Круглого года", а это было бы чрезвычайно опасно. С другой стороны, начиная печатать ее в журнале сейчас, я явлюсь именно в тот момент, когда я больше всего нужен, и, если за мною последуют Рид * и Уилки, наш курс весьма прекрасным и обнадеживающим образом определится на два-три года...

111

ЧАРЛЬЗУ ЛЕВЕРУ

Редакция журнала "Круглый год",

суббота, 6 октября 1860 г.

Дорогой Левер,

Должен сделать Вам одно деловое сообщение, которое, боюсь, едва ли будет для Вас приятным. Лучшее, что я могу сказать с самого начала, это следующее: оно неприятно мне лишь потому, что вынуждает меня писать это письмо. Других неудобств или сожалений оно мне не доставляет.

Публикация "Поездки на один день" быстро и неуклонно приводит к падению спроса на наш журнал. Я не могу положительно утверждать, что для читателей и для публикации в журнале Ваша повесть слишком бесстрастна и логически последовательна, но она не захватывает. Вследствие этого тираж падает, а подписчики жалуются. Три или четыре недели подряд я ожидал, не появится ли какой-нибудь признак одобрения. Самого малейшего признака было бы достаточно. Но все отзывы имеют прямо противоположный смысл, и поэтому я вынужден был задуматься над тем, что делать, и написать Вам.

Сделать можно только одно. Я начал книгу, которую хотел издать двадцатью выпусками. Я должен оставить этот план, отказаться от прибыли (поверьте, что это весьма серьезное соображение) и приспособить свою повесть для "Круглого года". Она должна появиться на страницах журнала как можно скорее, и, следовательно, публикация ее должна начаться в номере от 1 декабря. Таким образом, пока Ваша повесть не будет окончена, мы должны будем печататься вместе.