— Сахару просит, — восхищается Лапин, — ну не умница, сластена? Ты, Олечка, небось не догадаешься высунуть язык, когда сахару захочешь.

— Куда уж мне! Господи боже мой, семнадцать минут осталось! Опоздаете… А вас ждут в Москве… Вы же сами рассказывали…

Лапин прощается с конем, нежно его гладит, что-то шепчет. Потом резко поворачивается и, бормоча под нос: «Нужен мне этот отпуск» и «Пристали как банные листья», — прыгает на своего коня и стремительно уносится со двора.

— Расстроился, — говорит старик, прислушиваясь к стуку копыт.

— Двенадцать минут осталось! — охает девушка. — Столько лет он не отдыхал. А его друзья детства ждут, он ведь рассказывал… Сколько раз уславливались вместе отпуск провести. А теперь он на самолет опоздает.

3

Москва.

Аудитория университета.

Просторный зал, залитый солнечным светом. Полукруглым амфитеатром подымаются скамьи к потолку. Юноши и девушки внимательно слушают профессора Чижова.

— И под конец мне хочется сказать вам вот что… — Чижов хмурится, его подвижное лицо становится сосредоточенным. — Тем из вас, кто собирается стать нейрохирургом, то есть человеком, проникающим в мозг, самый сложный орган живого существа, в центр нервной деятельности, до́лжно помнить: осторожность и еще раз осторожность! Вам доведется проникать за твердую оболочку мозга, и путеводителем будут ваши пальцы, пальцы хирурга. Прикосновение их должно быть легче лепестка, падающего в безветренный день, чуткость бо́льшая, чем чуткость пальцев скрипача-виртуоза… — Взглянув на часы, профессор улыбнулся. — Однако мы заболтались, я и вас и себя задержал. Мы расстаемся на несколько месяцев. До свиданья, товарищи, желаю вам доброго отдыха!‥

Чижов неторопливо спускается с кафедры и идет к дверям.

Любимого профессора окружают студенты, и вся группа выходит в коридор. В коридоре — торжественная тишина, паркетный блеск, лестница, двумя маршами устремляющаяся вниз. Чижов в сопровождении студентов приближается к лестнице, серьезно о чем-то с ними беседуя.

И вдруг снизу раздается веселый возглас:

— Чижик! Эй!

Чижов широко открывает глаза, перегибается через перила.

— Саша! Кошачий барин! Ах ты, черт побери!

И остолбеневшие студенты видят, как их уважаемый профессор кубарем скатывается с лестницы, обнимает, тискает и тычет кулаком в бок невысокого человека с разбойничьей кудрявой бородой и лауреатским значком на лацкане скромного пиджака.

4

Архитектурное управление.

В приемную руководителя одного из отделений гражданского строительства — академика Василия Васильевича Нестратова — входят Чижов и Лапин. В комнате находятся человек двадцать с альбомами и рулонами чертежей в руках. По их лицам видно, что долгое ожидание приема здесь обычное дело. Кто-то из «новичков» негодует и возмущается, но большинство с унылым и скучающим видом слоняются по приемной.

Возле референта стоит тоненькая темноглазая девушка с планшетом через плечо и говорит взволнованно и торопливо:

— Товарищ референт, вы поймите, седьмой день сюда хожу. Через день командировка кончается, а я не могу добиться товарища Нестратова…

У референта измученное и надменное лицо.

— Дорогой товарищ, я каждый раз спрашиваю, что у вас за дело к Василию Васильевичу, и вы регулярно отказываетесь отвечать!

— А если мне поручено с ним лично поговорить? Лично! Неужели нельзя?

— Я не говорю «нельзя», каждый трудящийся может быть принят Василием Васильевичем, но… согласитесь, что ж это получится, если к Василию Васильевичу Нестратову пойдет всякий кому не лень. Ну, зайдите денька через четыре…

Лапин переглядывается с Чижовым.

— Не могу я! — для убедительности девушка прижимает обе руки к груди. Я ведь из Тугурбая, вы поймите… издалека, с Камы… Мы строим город животноводов… Ну хорошо, я вам скажу, если нельзя иначе… Но даже странно… Мне комсомольская организация поручила лично… У нас есть предложение: заменить силикатный кирпич, который нужно везти за четыреста километров на наше строительство, первоклассным розовым туфом. У нас его сколько угодно! Но начальство наше уперлось! Раз подписано, говорит, значит подписано. А проект вами подписан, Нестратовым! Так легче же проект изменить, чем баржами силикат таскать…

У референта перекашивается лицо.

— Послушайте, товарищ… девушка, — он старается говорить спокойно, — вы, очевидно, не совсем понимаете, где находитесь. В нашем ведении десятки проектных мастерских. И если Василий Васильевич Нестратов начнет принимать и выслушивать всех представителей комсомольских организаций, у которых рождаются свои, так сказать, архитектурные идеи, то…

— Будет совсем не дурно, — сумрачно вставляет Лапин.

Референт быстро оборачивается, чтобы осадить непрошеного советчика, но в хмуром взгляде Лапина и безмятежной улыбке Чижова есть что-то, заставляющее референта сдержаться.

— Вы из горкома, товарищи? — спрашивает он, перестав обращать внимание на девушку, которая затаив дыхание смотрит на нежданных заступников.

— Отнюдь! — Чижов смешливо морщит нос. — Мы не из горкома и мы не комиссия!

— И не ревизия, — добавляет Лапин.

— В таком случае по какому делу, товарищи? — высокомерно осведомляется референт.

— Представьте себе, у нас тоже личное дело к товарищу Нестратову, говорит Чижов, — и, предупреждаю, вы нам его заменить не сможете!

— Лучше не скажешь, — усмехнулся Лапин.

— В таком случае, товарищи, ничем помочь не могу, — произносит референт ледяным тоном. — Василия Васильевича нет, и не знаю, когда он будет.

Он делает паузу, давая понять, что пора оставить его в покое. Чем сдержаннее говорит референт, тем вежливее становится Чижов. Интонации у него такие благостные, что кто-то рядом радостно хихикает. Референт, видимо, не пользуется популярностью.

— Поразительно! — говорит Чижов. — Неужели так-таки и не знаете?

— Не знаю!!!

— Может быть, приблизительно?

— Приблизительно он на одном из объектов.

— Приблизительно на каком именно?

— Это и мы бы дорого дали, чтобы выяснить, — басит кто-то из-за спины Лапина.

Референт поднимает глаза к потолку.

— Возможно, на одной из высотных строек. А быть может, на выставке… Или на площадке университета… Также он может быть на набережной у семьдесят второго объекта и в Лефортово.

— Есть такая детская игра, — хмурится Лапин, — тепло, теплее, горячо, еще горячее…

— Большое спасибо! — любезно кланяется Чижов. — На сегодняшний день нам этих адресов хватит. Мы еще увидимся!

Лапин спохватывается:

— А где же девушка эта? Из Тугурбая? Захватить бы ее…

Лапин и Чижов оглядываются, но девушки из Тугурбая уже нет в приемной.

* * *

На углу улицы, на стоянке такси, стоят два машины — «Победа» и «Зис».

Когда к стоянке торопливо подходят Чижов и Лапин, «Победа» разворачивается и отъезжает. Мелькает в открытом окне кабины взволнованное лицо девушки из Тугурбая.

— Поедем, граждане? — равнодушно, без надежды в голосе обращается пожилой шофер «Зиса» к Лапину и Чижову.

— Непременно поедем! — весело кивает Лапин, подталкивает Чижова и, отворив дверцу, садится в машину. Несколько мгновений длится молчание. Мчится по шумным московским улицам открытый «Зис».

— Приезжие будете? — спрашивает наконец шофер.

— Заметно? — улыбается Лапин.

— Само собой, — пряча усмешку, говорит шофер. — Да разве ж москвича в «Зис» затащишь? Москвич «Победу» предпочитает!

— Почему?

— Экономическая политика… — туманно отвечает шофер. Машина пересекает площадь Свердлова. Мелькают мимо Большой театр, здание гостиницы «Москва», зеленые купы Александровского сада, университет.

— Обратите, граждане, внимание, — говорит шофер, — проезжаем старое здание университета. Приезжие, конечно, больше новым зданием интересуются на Ленинских горах. Но, между прочим, Герцен, Огарев, а также Лермонтов Михаил Юрьевич учились именно здесь.