Естественно, подняться с ней наверх была не самая трудная задача, гораздо труднее было убедить ее уже в спальне.

Но, как он заявил тогда, вкус ее кожи – это самый большой деликатес, который ему доводилось пробовать в своей жизни.

Она встряхнула головой, возвращаясь к реальности.

– Чистосердечно признаю, это была моя ошибка.

– Конечно, твоя, – усмехнулась Абби.

– Но ведь каждый может ошибиться…

– Ошибиться… – Усмешка застыла у нее на губах.

Кажется, она совершила их предостаточно, и вот результат. Кати она совсем не нужна, как будто между ними пробежала черная кошка.

– Что случилось? – взволнованно спросил Сэм, ему больно было видеть, как дорогое ему лицо исказила боль.

– Я просто подумала, что некоторые ошибки нельзя ни забыть, ни простить, – будничным тоном сказала Абби и отвернулась, чтобы он не мог заглянуть ей в глаза и увидеть страх, забившийся в их глубине.

Почему его должно заботить, если Кати отвернется от нее? Какая ему-то выгода? И вообще она полная дура: позволила ему увидеть, что она думает, чувствует. А самая большая ее глупость – снова впустить его в свою жизнь.

– Абби, если ты снова возвращаешься к тому, что было между нами, то я знаю…

– Между нами? – удивилась Абби. Встряхнув головой, она сказала: – Нет… я говорю о Кати, как много я допустила ошибок.

Она ничем не могла помочь. Он знал все ее чувства. Почему же это случилось именно с ней, после того как она навсегда отказалась от проявления своих чувств на людях и разрешала себе только изредка поплакать в подушку. Сейчас же слезы сами наворачивались на глаза, и не было никаких сил их сдержать.

– Ошибки, которые ты допустила по отношению к Кати? – Сэм был поражен, что такие мысли вообще посещают ее. Да ничего такого она не сделала, чтобы так себя казнить. – Ты прекрасная мать. Пошли в гостиную, я принесу нам чего-нибудь выпить, и мы поговорим.

– Что толку от всех разговоров? – безнадежно заметила Абби, но все же направилась в гостиную.

Открыла дверь. Это была небольшая уютная комната с большим окном, выходящим в сад.

Наступили сумерки, поэтому Абби включила свет. Он ярко залил комнату, такой быстрый переход от тьмы к свету неприятно резанул глаза. Ей стало холодно, и она включила газовый камин.

Комната была отделана габардином кремового оттенка, этот мягкий цвет делал ее просторней, светлее, уютнее, тем более что и стоявшая там мебель была выдержана в том же стиле. Абби закончила отделку этой комнаты к восемнадцатилетию Кати. И день рождения, и законченную работу они отмечали в этой комнате, и Кати радовалась, что ее идея наконец-то была воплощена в жизнь.

– Моя самая замечательная идея, воплощенная в жизнь, – это ты, – заметила тогда Абби. – Самая дорогая и самая лучшая из лучших.

И как тяжело понимать, что что-то изменилось уже навсегда.

Кати ее стыдится, решила Абби. Она села в уголок дивана, скинула туфли и поджала под себя ноги. Она всегда так поступала, когда считала себя заброшенной и никому не нужной. Наверняка Кати больше бы понравилось иметь такую мать, как, например, мать Стюарта. Мать, чье имя не будет единственным в свадебном приглашении. Мать, которая на самом деле является хранителем очага, вокруг которой постоянно собирается семья, а в фотоальбоме есть свадебные фотографии от первой до серебряной годовщины включительно. У нее есть муж, а у детей – отец. О такой матери мечтает Кати. Тихий всхлип, сорвавшийся с ее губ, очень громко разнесся по пустой комнате. Его-то и услышал Сэм. Он аккуратно поставил на столик две чашки дымящегося кофе и внимательно посмотрел на нее.

– Абби, неужели ты действительно веришь, что Кати предпочла бы иметь такую мать, как Анна? – успокаивающе спросил он и сел рядом, взял ее руки в свои, такие теплые. А у нее не было сил сопротивляться.

– А почему бы и нет? – Она удивилась в который раз, что ее мысли для него как открытая книга, при этом сделала слабую попытку освободить свои руки, ускользнуть от его влияния.

– Не думаешь же ты, что ребенок может хотеть другую мать? – настаивал он, и что-то в его голосе заставило ее забыть о своих руках.

Она пристально смотрела ему в глаза, ища в них насмешку и не находя.

– После всего того, что ты сделала, ты так думаешь?

– Сделала? – спросила Абби.

Слезы покатились у нее из глаз, она хотела закрыть лицо руками, но он не давал.

– Пусти, Сэм, – просила она, давая волю слезам.

– О Боже, помоги мне, – пробормотал Сэм.

И прежде, чем она успела его остановить, он посадил ее к себе на колени и поцелуями осушил ее слезы. Это его ошибка, из-за него получился весь этот кошмар, который мучит ее столько лет. И даже несмотря на то, что она сейчас сидит у него на коленях, все равно она осталась загадочной и непонятой до конца.

Ее руки свободны, если она оттолкнет его, он поймет ее: такие ошибки не прощают. Да он и сам себя не может простить. А она обняла его, спрятала свое лицо на его груди.

– Не надо ничего делать…

Она слышала свои слова и знала, как и Сэм, что это не просто колебание воздуха. Ее руки непроизвольно оказались под его рубашкой, заскользили по твердой мускулистой спине. Сама она откинула голову назад, подставляя свою шею для его поцелуев.

Ее возбуждение росло, она чувствовала, что стала реагировать на его прикосновения. Он был ей нужен, как вода для жаждущего, как воздух для всего живого. Она на мгновение застыла, поняв, какая правда за этим скрыта, он ей нужен… А Сэм медленно расстегивал пуговицы ее костюма, целуя каждый дюйм оголенного тела.

Чего же она испугалась? Не того ли, что только влюбленная женщина может себя так вести. Женщина, которой движет любовь?

Любовь. Это знание как током пронзило Абби, заставило вздрогнуть всем телом, а из ее горла вырвался крик. Она схватила руки Сэма и спрятала в них свое лицо.

– Что-то не так? Что? – Сэм был несколько напуган странным поведением Абби.

А она закрыла глаза. Как она могла ошибаться и принимать за простое физическое влечение прикосновение этих рук? И сейчас ей ничего не оставалось, как признать, что ее псевдоненависть, злоба – просто маска настоящих чувств, которые она вынуждена была скрывать от себя все эти годы. Но теперь у нее нет больше сил отрицать свои собственные чувства.

Все стало ясно, она его любит, а не ненавидит. Но он-то нет! И только ее глупое сердце хочет верить в обратное.

– Абби, пожалуйста, не плачь. Я не могу видеть твоих слез, мне невыносимо видеть твою боль…

Она слышала слова, которые говорил ей Сэм, чувствовала нежное прикосновение его пальцев, утирающих ее слезы. Но она была в шоке от своего собственного открытия, пока не почувствовала, как его губы встретились с ее губами.

Такой нежный поцелуй, который дарит волнующее возбуждение, – теперь она знает свои истинные чувства к нему, знает, как сильно ей хотелось бы его вернуть. Но увы, невозможно. С другой стороны, она женщина и знает, какое наслаждение можно получить и что за удовольствие она может подарить.

Это знание наполняет ее силой. И пусть это лишь крохи того чувства, которое она испытывает к нему. Главное, он с ней, и можно быть немного счастливее.

Она не может больше молчать и не говорить о своем желании и удовольствии, которое он ей дарит. Абби больше не безучастный игрок: ее руки жаждут прикоснуться к нему, вот ее пальцы осторожно скользнули под рубашку. И на свете нет такой силы, которая могла бы в этот момент оторвать их друг от друга.

Абби изо всех сил сдерживала себя, помогая Сэму расстаться с рубашкой, иначе на ней не осталось бы ни единой пуговицы. Снова и снова она повторяет, как сильно она хочет видеть его, ласкать, чувствовать. И знает, что говорит правду, по каким-то иррациональным законам природы понимает – это тот мужчина, который является воплощением всех ее сексуальных и романтических фантазий, которые стали вдруг реальностью. Ее тело на подсознательном уровне всегда знало эту правду, хотя разум отрицал. Вот почему никто не смог заменить Сэма за долгие годы разлуки, которые поглотило небытие.