Судьи о чем-то совещались, а время шло. Мужики, пришедшие посмотреть на потеху, стали недовольно ворчать.

— Вот твоих бы, Белку да Бойко, сюда, — подтолкнул Павла локтем сосед Василий. — Они бы показали класс. Почему ты их не выставляешь? Ведь они у тебя чистокровные и родословные есть.

— Отстань! Не знал я про испытания, — отмахнулся Павел. — Да и не пойдут они на Потапыча, из одной чашки кормлены…

— Слушай, — не отставал Василий. — А ты поговори с Шыкаловым. Пускай моего кабыздоха допустит до испытаний. Он хоть и без родословной, а всем этим городским сто очков вперед даст. Он им покажет, как медведей брать. А? Поговори… Вы ж с ним друзья…

— Отстань ты, смола, — рассердился Павел. — Должен же понимать, что мне Потапыч роднее…

— Да чего ты… — не унимался Василий. — Тебе же деньги за него плочены…

Павел хотел возразить, сказать, что деньги ему заплачены за кормежку, что не продал он Потапыча и не мог продать, потому как не его это медведь, ведь еще по весне он дал сохранную расписку Шыкалову. Но не сказал, а, выругавшись вслух, выдернул изо рта Василия папиросу, с ожесточением затянулся и сказал:

— Этого Шыкалова я на порог больше не пущу. Век бы его не видать…

В середине мая, в самый разгар сева, примчался на поле председательский «уазик». Из него вылез бригадир Иван Макарьевич и замахал Павлу рукой. Лицо бригадира было хмуро, неприветливо.

— Дуй в правление. Разбирайся в своих медвежьих делах, так тебя растак… — сказал бригадир и втиснулся в кабину трактора.

— Стой! — схватил его за руку Павел. — Толком скажи, что с Потапычем? Бригадир вырвал руку, и трактор взревел на больших оборотах.

Всезнающий шофер председателя Витька по дороге рассказал о грозном областном охотничьем начальстве, о том, как председатель — сам не робкого десятка, все же согласился оторвать его, Павла Буянова, на часок от сева.

В кабинет председателя Павел вошел, подготовившись к крупному разговору. Табачный дым висел под потолком, председатель ходил по кабинету, заложив за спину руки, в зубах папироса. Рядом с его столом сидел незнакомый крупный мужчина. Он не поднялся навстречу Павлу, не подал руки, не ответил на его: «Здравствуйте!», но представился:

— Заместитель председателя областного общества охотников и рыболовов — Шыкалов Николай Филиппович. Первый заместитель, — поправился он и стал без перехода отчитывать Павла за незаконную охоту:

— Вы что, с ума здесь, в глуши, посходили?! Скоро бедному зверю нигде житья не будет…

— Виноват, — опустил голову Павел. — Кто бы мог подумать — у самой деревни и берлога…

— Во! Медведь поселился у деревни, доверился людям, а его сначала трактором, а потом пулей… Варвары! Недочеловеки! Вам бы дубину в руки, а не современное оружие, посмотрел бы я, как вы тогда против медведя…

— Вы меня поймите, — пытался оправдаться хоть как-то Павел. — Медведь, до срока поднятый из берлоги, да еще раненый, очень опасен. Он и скот давит, и на человека нападает… Вот и пришлось пристрелить…

— А где разрешение на отстрел? Где, я спрашиваю?! — впилось в него глазами областное начальство.

— Так пока от вас бумагу получишь, он полстада уничтожит и людям вред сделает…

Но Шыкалов оправданий Павла не слушал, размахивая руками, говорил об охране окружающей среды, говорил долго и нудно, а председатель все ходил и ходил, меняя во рту папиросу — потухшую на зажженную… И Павел не заметил, как задремал.

Проснулся от крика. Рядом стоял Шыкалов и возмущенно кричал, поодаль улыбался председатель. Павел стал извиняться, сказал, что недосыпает с начала сева. Председатель тоже старался успокоить областное начальство, но тот долго еще пыхтел, потом подсунул Павлу протокол на подпись, где черным по белому было написано, — за незаконную охоту он, Павел Буянов, должен добровольно внести в пятнадцатидневный срок на счет краевого охотобщества штраф — двести пятьдесят рублей. В противном случае дело будет передано в суд. Тут уже было не до сна.

Шыкалов взял с Павла еще расписку о том, что он не будет причинять вреда медвежонку, которого подобрал на месте незаконной охоты и додержит у себя до отправки в зоопарк. После этого Шыкалов пожелал посмотреть, как содержится медвежонок, и Павлу пришлось везти его к себе домой. Жена Анюта приглашала к столу, но Шыкалов от обеда отказался.

Потом, летом, Шыкалов иногда будет заезжать к Павлу домой. Он с охотой играл с Потапычем, привозил ему сладости, удивлялся терпимости Белки и Бойко к медведю.

— Так чего же вы хотите, — объяснял Павел. — Из одной чашки с Потапычем едят. Белка — так та и спит с ним. Да от него и медведем не пахнет, скорее коровой, вон сколько молока выдувает за день…

— Злобность твои собаки теряют, на медведя уже не пойдут. Дисквалифицировались, так сказать, — твердил Шыкалов. — Испортил ты собак…

— Не-е-е, — не верил, да и не мог поверить Павел. — Потапыч — это одно, а дикие медведи — другое. У собаки тоже разум не зазря имеется… Голос Шыкалова прервал воспоминания Павла:

— Товарищи участники испытаний, может быть, кто-нибудь из вас, надеясь на свою собаку, без очереди выйдет к медведю?

Мужики заинтересованно загомонили. У машин тоже наметилось движение, и вот к судейскому столу вышел невысокий мужчина, около ноги его плелась лайка. Была она серой масти, с белым воротником. Далеко высунутый язык часто подергивался. Павел видел, что Шыкалов о чем-то спрашивал подошедшего, рылся в бумагах…

А в это время среди мужиков множились шутки:

— Эта медведя съест…

— Да куды ей, сама лапы еле-еле переставляет…

— Надоела ей вся эта волокита, с утра на жаре, вот и плетется еле-еле…

— Такие-то и ненасытные…

— На один зубок ей Потапыч… Счас, как пинанет… Вспыхивал смех, а Павел вдруг почувствовал скрытую силу собаки и замер в беспокойном ожидании.

Наконец все формальности были соблюдены, и Шыкалов прокричал:

— Лайка Боня. Владелец Ситников. Ситников отстегнул поводок, снял ошейник.

— Вперед! — скомандовал он и указал рукой в сторону изнывающего от жары и безделья Потапыча.