Пётр Павлович заметил его волнение и проницал его причину. Желая развлечь своего подопечного, он подвёл его к маркизу де Кампредону, министру короля Франции:

— Вот, почтеннейший маркиз, тот, с которым вы выражали желание познакомиться. Рекомендую: Артемий Петрович Волынский, губернатор астраханский, человек отличных знаний Востока и его туземцев, прошедший огонь, воду, медные трубы и чёртовы зубы. — И Шафиров расхохотался.

Маркиз плохо говорил по-русски, Артемий Петрович не знал французского, но при посредстве Шафирова их беседа шла довольно гладко. Маркиза весьма интересовали астраханские обстоятельства: сама крепость, флот, окрестные племена, их отношение к России и к русским, хан Аюка — калмыцкий владелец, о котором он был уже наслышан. Полагает ли мсье Волынский, что эта кампания не обратится в войну с тамошними племенами соответственно с завоеванием новых земель, как о том ходят упорные слухи?..

Француз был дотошен, как истый дипломат, чьи качества при королевском дворе оценивались обилием подробностей, содержавшихся в донесениях. Поэтому он выуживал из Артемия Петровича всё, что могло касаться будущего низового похода. Волынский не чинился, мгновенно взвешивая в уме, что можно доверить маркизу, а о чём лучше не упоминать. Он тоже был дипломатом с достаточным опытом и знал, в каких случаях следует держать язык за зубами и каково отличие дипломата от шпиона. В своём собеседнике он шпиона не видел, зная, что француз довольно близок и с Толстым, и с Шафировым, и с Кантемиром, как раз в ту минуту вошедшим в залу со всем своим семейством...

«Коли Пётр Павлович взялся знакомить меня с маркизом, стало быть, он не видит в этом ничего предосудительного и для будущей кампании чем-нибудь чреватого, — подумал Волынский. — И я могу не опасаться нежелательных последствий...» И, рассудив так, он уже охотно отвечал на множество вопросов маркиза.

Музыка меж тем звучала всё громче. Уж и круг танцующих становился всё многолюдней.

   — Признаться, всё это мне непривычно, — сказал Волынский Петру Андреевичу Толстому, побуждавшему его присоединиться к танцующим. — У нас в Астрахани такого не бывает, наш обыватель, не исключая чиновников, тёмен и понятия не имеет о европских учтивостях и обычаях. Да и музыки таковой у нас нет — одни рожечники да дудошники. Одно слово — Азия.

   — Пора бы и завести, — вмешался Кантемир, уловивший конец разговора. — Наш государь завёл новые обычаи в столицах и наверняка будет доволен, если их примеру последуют в провинции.

   — Да кто ж нас научит? — простодушно вопросил Артемий Петрович. — Где взять учителей да таковую музыку?

Кантемир перевёл. Маркиз с сожалением посмотрел на Волынского. «Впрочем, — подумал он, — я что-то не слышал, чтобы подобные ассамблеи устраивались где-нибудь в Туре или Ниме. Французская провинция столь же косна, что и российская. Царь с фанатичной энергией вводит у себя в империи европейские новшества. Но дальше столиц, старой и новой, они не движутся».

Меж тем у входа произошло какое-то движение, люди расступились, по зале прошелестело подобно дуновению ветра: «Государь, государь...»

Пётр, стараясь умерить шаг, вёл за собою Екатерину с дочерьми и сонмом придворных дам и кавалеров.

Музыка смолкла, танцующие устремились к боковым колоннам.

У высочайшего семейства было раз и навсегда определённое место в зале, которое никто не имел права занимать. Оно блюлось царскими денщиками. Туда и повёл Пётр свой выводок. И как только все они устроились, Пётр махнул рукой. Этот взмах передался капельмейстеру, он поворотился к оркестру и в свою очередь взмахнул палочкой. Зазвучал экосез[43], церемониальный танец, открывавшийся обычно царской четой.

Пётр подал пример и на этот раз. Взявши за руку Екатерину, он сделал несколько коротких шажков и затем поклонился своей даме. Та плавно поклонилась следующей за ней паре, то же повторил и Пётр, обращаясь к кавалеру.

Бесподобное зрелище! Пётр был на две головы выше большинства танцующих, Екатерина уступала своему царственному супругу, но тоже отличалась ростом и статью от большинства дам. О, она была неплохой ученицей и довольно быстро выучилась всем особенностям придворного этикета, принятого при европейских столицах.

Круг завершился, церемониальный танец был отыгран.

   — Менуэт! — провозгласил маршал, руководивший танцами. — Дамы выбирают кавалеров!

Артемий Петрович глядел во все глаза. Он дивился всему, что видел, но у него и в мыслях не было принять участие в танце. И вдруг он оторопел и машинально вскочил.

К нему бальными шажками подвигался государь. А за ним, как собачонка за хозяином, уцепившись за предлинную царёву руку, семенила молодая особа...

«Она!» — как вспышка пронеслось в голове у Артемия Петровича. Он весь затрясся и едва не упал в ноги Петра.

   — Ваше величество, государь милостивый, великая честь...

   — Благодари Господа и мою милость. Она сама тебя выбрала...

Все взоры оборотились в их сторону. Артемий Петрович на мгновенье лишился дара речи и не мигая глядел перед собой, не в силах поднять глаз. Государь возвышался над ним как некая боевая башня.

   — Представляю тебе Александру Львовну Нарышкину, — гудел Пётр. — Она кровная кузина мне.

   — П-п-почитаю за честь, — вытолкнул закоснелым языком и неуклюже поклонился. Нарышкина в свою очередь присела в поклоне. Она держалась свободно и глядела на Волынского с нескрываемым любопытством. Не дурнушка, но и не красавица, она тем не менее была мила со своим чуть вздёрнутым носиком и круглым лицом, как у своего царственного дядюшки, на котором светились большие глаза опять же дядюшкина цвета.

   — Ступай потанцуй с нею, она тебя приглашает.

   — Я вас приглашаю, — как эхо отозвалась Нарышкина.

   — Но я... — Волынский вспыхнул и замолк. Пётр тотчас понял его замешательство и усмехнулся:

   — Будет тебе робеть. Здесь все неумехи, танцмейстеров нету. Гляди, как выступают, и повторяй за ними. Александра, бери его на абордаж. Он у себя в Астрахани танцам не выучен, а в свете давно не бывал.

   — Идите за мной, — сказала Нарышкина и смело взяла его за руку. Он сразу почувствовал себя свободней. Будущая супруга нравилась ему всё больше: она была не из перестарок, моложе его, со свободными манерами. Её уверенность постепенно передавалась и ему.

   — Два коротких шага вперёд, — командовала она вполголоса, — теперь повернитесь ко мне лицом и поклонитесь. Так. У вас уже получается, — подбадривала она его. — Потом вам придётся выбрать другую даму, а мне кавалера. Повторите с нею, чему выучились. Вы способный ученик.

«Боже мой, — восторженно думал Волынский. — Экое счастие выпало — породниться с самим государем. Теперь я вроде родственника и как щитом защищён... Вот не думал не гадал...»

Он уже с восхищением смотрел, как его будущая супруга с лёгкостью и изяществом скользит в танце с очередным кавалером. «Кто же это? — думал он, неуклюже отвешивая поклон своей даме. — Ба, да это же её родной братец, Александр Львович, любимец государя[44], президент Камер-коллегии и начальник артиллерийской конторы. Эдак повезти! Как бы государь не переменил своего решения... А вдруг он ей не приглянется? А вдруг государь захотел просто свести знакомство — развлечь племянницу?»

И Артемий Петрович, переходя от сомнений к надежде, с трепетом ждал дальнейших шагов, не осмеливаясь что-либо предпринять по собственной воле.

И они воспоследовали. Камер-паж Екатерины подошёл к нему, когда он, потный от волнения, усаживал Свою даму на место, и передал поручение государыни — предстать пред её очи.

Екатерину окружали фрейлины, одной из которых была Александра Нарышкина. Он приблизился, опустился пред государыней на колени и удостоился милости? ему были протянуты обе руки, которые он поочерёдно облобызал.

   — Встаньте, сударь, — сказала она несколько в нос. — Хочу сообщить вам, что вы удостоены внимания моей первой статс-дамы и государевой кузины Александры Львовны Нарышкиной.