Вячик, внимательно следя за дорогой, продолжил раздачу подарков. На сей раз на колени плюхнулась пачка полтинников в банковской упаковке, потом еще одна, состоящая из фиолетовых двадцатипятирублевок.

— Это тебе от Дракона, компенсация за потерю работы на кладбище, — пояснил Вячик, перехватив мой недоуменный взгляд. — Там еще были, но это Володе на аптеку и мне, за труды.

— Стреляться пока не стоит, — решил я. Тем более, что в тайнике на Ваганькове хранились четыре сберкнижки на предъявителя, по штуке денег каждая. С таким подножным запасом легко можно было раствориться на годик где-нибудь в Средней Азии.

Объехав по Садовому кольцу и Тверским-Ямским Пресню, мы покатили по Ленинградскому проспекту.

Начинался час пик, день клонился к вечеру и нескончаемый поток машин спешил вырваться за город. Я поднапрягся и вспомнил, что сегодня пятница, начало уик-энда. Москва растекается по окрестным дачным поселкам, что значительно облегчает нашу задачу выбраться из столицы незамеченными. Так и получилось. Мы благополучно миновали пост ГАИ на Ленинградском шоссе. Дракон вел себя тихо, только иногда сопел, силясь выпихнуть изо рта кружевное Сонькино бельишко, Вячик что-то насвистывал себе под нос, уверенно крутя баранку, а я, отогнав ненужные мысли подальше, даже начал подремывать.

В Зеленограде Вячик свернул с автострады и подрулил к небольшому придорожному ресторанчику.

— Возьми литр водки и чего-нибудь прикусить. Да, лимонаду прихвати, пить очень хочется.

Я нырнул в крохотное помещение, абсолютно игнорируемое посетителями, сунул буфетчице два четвертака и, пять минут спустя, вернулся к «Волге» с покупками. Вячик мигом опростал бутылку «Крем-соды» и завел машину. Однако, к моему удивлению, на шоссе не возвратились. Покрутившись среди сияющих в лучах закатного солнца зеленоградских многоэтажек, он выбрался на какую-то второстепенную бетонку, убегавшую вдоль берега Химкинского водохранилища к далекому синему лесу.

Минут через пятнадцать мы покинули и бетонку, свернув на поросший травой проселок, который заканчивался в березовой роще. Белоствольное царство обрывалось крутым склоном высокого берега реки, лениво шевелящей свои серебристые волны далеко внизу. Вокруг стояла удивительная тишина, чуть тронутая шелестом листвы и птичьим щебетом.

Первым делом убедившись, что мы здесь совершенно одни, вытащили из машины взопревшего Дракона и усадили спиной к толстенной березе. Вячик щелкнул «моржовым клыком» и перерезал веревку, стягивающую тому руки, а я занялся сервировкой легкого ужина на лужайке.

Первый стакан протянули Дракону. Он залпом, как воду, закинул водку в себя, понюхав поданную мной сигарету, поинтересовался у Вячика:

— Это что ли и есть твоя дача?

— Не совсем, Коля, — Вячик одним глотком отпил пол-стакана, — но для тебя это не имеет никакого значения.

Дракон разом все понял, попытался вскочить, но забыл о связанных ногах и неуклюже завалился на бок. Вячик вытащил пистолет и, передернув ствол, дослал патрон в патронник. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, однако излишне картинные движения говорили, что хладнокровие тоже нелегко дается. Быть палачом может не каждый и я подумал, что поручи он стрелять мне, неизвестно чем бы все кончилось.

Дракон кое-как вновь уселся и неожиданно спокойно заявил:

— Дайте хоть сигарету выкурить, изверги.

Вячик пожал плечами и швырнул ему зажигалку. Сигарету Дракон раскуривал очень старательно, как будто это могло ему чем-то помочь. Затем, уставившись в густую березовую листву, куполом нависшую над его головой, начал пускать дым кольцами, стараясь пропускать их одно в одно.

— Слушай, а куда ты пулю дел? Ну ту, федоровскую? — почему-то мне захотелось узнать именно об этом.

Дракон непонимающе на меня уставился, потер переносицу и хмыкнул:

— Что я, помню? Выкинул, меня приносить ее никто не просил. Хотя нет, — вспомнил он, — я ее на могилу Цвигуна забросил. Ходили такие слухи, что Федорову не без его участия шмальнули, вот я ему и возвратил подарочек. Очень символично, между прочим.

— Ты давай, кури быстрее, — Вячик явно начинал нервничать.

Я прекрасно понимал его состояние, но, кажется, что-то понял и Дракон.

— Не гони, командир. Развязал бы ноги, лучше стоя, чем на коленях, так, по-моему, Чапаев Анке говорил. Не боись, куда я денусь, у тебя же вон дура какая.

Вячик растерянно оглянулся на меня, словно нуждаясь в совете. Веди себя Дракон иначе, кончить бы его было во сто крат легче. Но он не скулил, не просился, не кинулся целовать ноги, как обычно бывает в кино, а относился к предстоящей смерти с каким-то презрением, часть которого перепадала и нам. Клюнув на эту мякину, я дал Вячику самый идиотский совет в своей жизни.

— Может развяжем, пусть хоть умрет, как человек. Вячик молча протянул мне нож и я, подойдя к Дракону, рассек веревочные петли одним резким ударом.

Медики утверждают, что когда мышцы длительное время находятся без движения, приходится долго их разминать, приводя в рабочее состояние. Каждый не раз испытывал это на себе, тут и спорить нечего, такова человеческая физиология. Но у Дракона и физиология оказалась драконья, похоже, он подчинялся иным законам природы.

Не успел я защелкнуть нож, как получил мощный удар сдвоенными ногами точнехонько в пах. Трава метнулась мне прямо в лицо, рот мгновенно наполнился чем-то ужасно неприятным, а низ живота разорвала такая острая боль, что я на миг отключился.

Надо мной мелькнула огромная черная тень, что-то с хрипами и стонами покатилось по земле и, когда я все-таки приподнялся на четвереньки, это что-то, смяв кустарник, рухнуло с крутого склона вниз. Сжав от боли зубы я на карачках доскакал до края обрыва и ухнул, не соображая что делаю, следом. До сих пор не понимаю, каким чудом уцелел мой позвоночник, когда я кубарем пролетев метров пятнадцать, выкатился на песчаную речную отмель. Рука все еще сжимала раскрытый нож и, готовый пустить его в дело, я вскочил и огляделся.

Метров на десять правее спиной к обрыву прижался окровавленный Вячик, направив на замершего в боевой стойке Дракона черный пистолетный ствол. Косясь в мою сторону, Дракон начал шаг за шагом входить в реку, повторяя раз за разом, как заклинание:

— Ты ведь не будешь стрелять, не будешь, не будешь.

— Буду, — сказал вдруг Вячик и выстрелил. Дракон замер на месте и, ухватившись левой рукой за грудь, двинулся в обратном направлении, прямо на Вячика. А тот, не отводя руку, всаживал в Дракона пулю за пулей, повторяя с каждым выстрелом:

— Буду, буду, буду…

В Москву мы возвратились за полночь. Накрапывал легкий дождь, мокрый асфальт сверкал, отражая яркий свет фонарей и неоновых реклам, габаритные огни идущих впереди машин многократно переливались в вылетающих из-под колес брызгах, каждая капля которых превращалась в частичку загадочно раскрученного калейдоскопа ночного города. Редкие прохожие спешили поскорей нырнуть в еще распахнутые двери станций метро, какие-то неясные фигуры размахивали руками, пытаясь остановить пролетавшие, как летучий голландец, такси. Потерявший ориентиры бухарик прочно примерз к бетонному основанию осветительной мачты и к нему неспешно подбирался канареечный уазик ПМГ, словом, город жил своей обычной жизнью и ему не было никакого дела до двух людей, какой-то час назад ставших убийцами. Вячик молча уткнулся в лобовое стекло, старательно объезжая выбоины и лужи, а я курил сигарету за сигаретой, мысленно оставаясь еще на безлюдном речном берегу.

Дракон умер сразу. Семь «тетешных» пуль превратили его грудную клетку в дуршлаг, Вячик не промахнулся ни разу. Мы выволокли тело на берег и минут десять вслушивались в окружающую тишину. Убедившись, что свидетелей не предвидится, вскарабкались наверх, подлечили водкой нервишки и принялись тщательно заметать следы нашей негуманной акции.

Вячик действовал, как криминалист, собирающий улики на месте преступления. Только наоборот. Обнаружив улику, он ее тотчас уничтожал. Мы собрали все семь гильз, разлетевшихся, к счастью, недалеко, и я закинул их в воду подальше от берега.