Он удовлетворенно оглядел отдыхающих. Люди собирали свои вещи и тянулись к лесопарку, сквозь который шла аллея к жилым кварталам района. Скоро потопаем и мы, подумал Алекс, и этот день закончится. А завтра… Что принесет ему завтра? Он вздохнул.

Похоже, что уже давно продолжается не самый лучший период в его жизни, но что он может сделать, все так перепуталось… Он посмотрел на Микки – тот сосредоточенно сопел над строительством тоннеля в горах. Мой мальчик… Сколько же сил и времени ты потребовал у папы и мамы, чтобы вот так наконец говорить, бегать, строить. И сколько еще надо в тебя вложить! И ничего, малыш, ничего: пусть твой папа напишет одним сценарием меньше, не получит ту чуточку признания, которого когда-то так хотел, будет заниматься не тем, что-то недоделает для себя, неважно. Он знает, что происходит: он платит за любовь. И готов платить, пока жив. Потому что не знал он ее никогда, ни с одним человеком, а вот появился ты, и… К черту эту усталость, этот мировой кризис, безработицу, жалкие гроши за его работы, упреки жены – к черту всю эту картину: он знает, что если он любит, то все сумеет. Необходимо только время…

Он сильно затянулся сигаретой, ее кончик вспыхнул и зашипел. Необходимо время, Микки. Ничто не меняется в один день. Папа сумеет заработать, чтобы чаще и дольше быть с тобой рядом. И надолго уводить тебя из дома, от вечно раздраженной мамы. Но, может быть, в лучшие времена и она станет лучше, как знать… Все образуется…

Алекс опустил голову. Господи, что за дела! Мировое сообщество XXI века, чуть ли не плановый социализм, единая валюта, международные мегаполисы, звездолеты шарят по всем галактикам, везут на Землю руду, нефть… Почему кризис?! И такой длительный, уже несколько лет!

Он с досадой отшвырнул сигарету. Разве бы он согласился заниматься этим голографичес-ким кинематографом, если бы не безработица! Пит симпатичный и, похоже, способный парень и полностью захвачен какой-то идеей. И ему нужен компаньон. И именно такой, как Алекс… Почему – пока не очень понятно… Но ведь Алексу это неинтересно, он хочет зарабатывать тем, в чем его призвание, в чем он сильнее многих!

Ладно, писатель, умерил он свой пыл, много тебе удалось добыть этим своим призванием?, Ты почти безработный, сценарист. Кому сейчас нужны слова и сюжеты? Не те времена. И их надо как-то пережить: ведь у тебя Микки и Кэт… Он задумчиво почесал подбородок: выбора у него все равно нет, завтра он пойдет и узнает все подробнее. Удалось бы заработать хотя бы на хлеб у этого Пита, по сегодняшним меркам и это уже неплохо. Ну, во всяком случае, находиться в неизвестности ему осталось недолго. Завтра станет ясно, на ту ли лошадку он поставил…

Алекс посмотрел на часы, потом на мальчика. Тоннель обрушился, и песчаная гора украсилась живописной пещерой. "Сейчас мы соберемся, и я расскажу ему про Синдбада и остров, циклопов, – подумал Алекс. – Пусть еще поиграет, вон как пыхтит, интересно. Чем дольше нас не будет, тем лучше сумеет отдохнуть Кэт. Еще немного, минут десять". Он отвернулся к воде.

С Питом и его семьей он познакомился неделю назад. Жена Пита была подругой юности Кэт. А у женщин бывает так: через десять лет после выпуска из колледжа одной из них вдруг ударит в голову – хлоп! – и звонит соседке по парте! "Ну, как ты, милая? О-о! А мой-то… А твой?.. О-о-о!!" В данном случае в голову ударило жене Пита – Бобби, и она набрала номер Кэт… Результатом беспорядочной часовой болтовни по телефону стал скромный уик-энд двух семей на берегу реки.

Алекс согласился на совместное мероприятие неохотно: слишком озабочен и измотан он был. За последнее время он совершенно отчаялся заработать больше того, чего кое-как хватало на скудный ежемесячный набор продуктов. Главное, что не было никакой гарантии на следующий заработок. Он продавал свои работы случайно, по бросовой цене, часто отдавал авторство и каждый раз не знал, найдет ли покупателя снова. Да и запасы написанных в разное время сценариев и рассказов иссякали, а сейчас, без тихого рабочего места, дома с Микки и Кэт, он писать не имел никакой возможности. "Пиши ночью! – говорили ему. – Все так делают!" В ответ он только отмалчивался. Как бы он мог бегать по редакциям, искать работу, гулять с мальчиком, оберегать его и ухаживать за ним да еще держать фронт под натиском упреков неуравновешенной и вечно подавленной жены, если бы не спал!

Да, он не хотел идти на пикник и все-таки пошел: скандала с Кэт не хотелось. И когда познакомился с Питом, тот вдруг предложил ему сотрудничество. Сразу. Через полчаса после первого рукопожатия, как только пришло время выкурить по сигарете. Они отошли подальше от жен и детей, сели на траву около воды, и Пит без обиняков выложил свое предложение.

– Но почему я? – искренне удивился Алекс, даже не спрашивая о сути дела.

– Нас свела сама судьба, – тихо проговорил Пит. – Моя Бобби рассказала о вас то, что узнала от Кэт. И если это правда, то вы – человек, который мне нужен!

Алекс тогда с интересом рассмотрел Пита. Одного возраста с ним, за тридцать, узкоплечий, субтильный, не ровня невысокому, но жилистому Алексу. Одет аккуратно, и чувствуется здесь не заботливая женская рука, а врожденная приверженность к опрятности и достойному внешнему виду. И глаза – необычные: широко расставленные, зеленые, как изумруды. И чистые. Честные. "Ему можно верить, – подумал тогда Алекс, – я выслушаю его".

– И что же она рассказала? Пит улыбнулся:

– Да многое. Вы знаете эти женские разговоры и дальнейшие перепевы мужьям на кухне. В общем… я сумел составить о вас впечатление. А главное… – Он дотронулся до руки Алекса. – Вы ведь в детстве несколько лет жили в Китае?

– Да, – несколько удивленный, просто ответил Алекс. – Мой покойный отец был там в долгосрочной дипломатической командировке. Тогда как раз готовился проект создания Мирового сообщества. Он работал с китайским правительством. Мне было семь лет, когда я в первый раз попал в Пекин.

– И вы вернулись сюда уже юношей?

– Точно. – Алекс посмотрел на Пита. – А это имеет значение? Пит не ответил на вопрос.

– Кэт говорила, что вы все годы своего пребывания там посвятили буддизму… А ведь это немало: что-то около десяти лет…

Алекс разочарованно смерил Пита взглядом. А-а, понятно, еще один неофит буддизма, а скорее всего религиозный коммерсант. Собирается организовать секту и по возможности стричь с паствы денежки. Таких мы видели еще в Китае. Пачками. Как раз тогда там были нелегкие времена, как сейчас во всем мире. Такие периоды для сектантов – страдная пора: люди, лишившись в кризис привычных точек опоры, ищут их в мистике и религии. Надо же, удивился Алекс, вот так фрукт. А первое впечатление производит хорошее… Он подумал, как бы отвязаться поделикатнее, и решил ответить откровенно:

– Знаете, Пит, я до сих пор преклоняюсь перед учением Будды и действительно отдал ему немало времени… – Он запнулся. – Хотя это не очень верно: время-то я отдавал не столько ему, сколько кунг-фу. Пацан был, это понятно, хотелось научиться драться, а существует мнение, что китайское кунг-фу – такая штука, что ее без веры в Учение не освоишь… Ну, а в детские годы легко обрести веру. Тем более если чего-то очень хочешь в ответ. Но все это в прошлом. Как только я вернулся сюда – все ушло. Я был молод, мне захотелось этой, нашей жизни, цивилизованной, полной – не Пустоты, не Абсолюта. – Он пожал плечами. – Не знаю, может быть, я не прав. Но, – он улыбнулся внимательно слушавшему Питу, – в одну реку невозможно войти дважды, я ни о чем не жалею. Единственное, что во мне осталось из того, китайского периода, – привычка к неглубоким медитациям. Знаете ли, очень хорошо восстанавливает силы.

– Так мне и нужна именно эта ваша привычка! – радостно воскликнул Пит и схватил опешившего Алекса за плечо. Тот с удивлением воззрился на него:

– Но зачем?

Глаза Пита возбужденно заблестели, он приблизил к Алексу свое маленькое птичье лицо с огромными, почти изумрудными зрачками и зашептал: