Он жил в столице Полярного круга в эпоху великих работ. По берегу залива возникали тогда гигантские холодильники, рыбоконсервные заводы и вырастали промышленные проспекты. Паутина транзитных дорог захватывала порт в свои путы, подбираясь к нему с юга, с востока и запада. Город рос с фантастической быстротой. Павлу случалось видеть, как ночью при свете прожекторов хлопотливо суетились люди и стальные хоботы кранов скользили в неестественном свете над пустырем, а утром на этом месте он находил бетонную глыбу здания.

Да, на его глазах… Мурманск обогнал теперь уже многие города Республики. Транзитный порт превратился в огромный столичный город полярного края с двухмиллионным населением и кипел жизнью.

Этот бурный рост сделал Павла счастливым. Именно тогда у него возникли неоформленные мысли о новых городах, которые не могли бы уже найти для себя места на земле. Он совершенно ясно вспомнил тот час, когда к нему ворвались смелые, новые мысли, бросившие его в жар.

– Смотри, смотри! Ты не успел износить ботинок, как люди уже построили целый город. Что же будет, когда износится твое платье? А через десять лет? А через пятьдесят, когда износится твое тело?

Люди торопятся родиться, но никто не торопится умирать. И будет день, когда человечество встанет плечом к плечу и покроет планету сплошной толпой.

Еще яростнее забились горячие и смелые мысли.

– Земля ограничена возможностями… Выход - в колонизации планет. Да, да!… Десять, двести, триста лет… В конце концов ясно одно: дни великого переселения человечества придут. Они не за горами!

В ночном небе, осыпанном мерцающими звездами, чертили огненные полосы метеоры, но в разгоряченном мозгу Павла они казались летающими с планеты на планету сферическими снарядами, в которых люди неведомых и неисследованных Землею миров переносились из края в край необъятной вселенной.

– Что знаем мы, люди с тысячелетней культурой? А может быть… почему это невозможно? Кто сказал, что это метеоры, а не огненный путь межпланетных экспрессов?

– Ты что-то вспомнил? - спросил Нефелин.

– Рождение идеи!

– А-а!… Приятные воспоминания - украшение старости. Но к сожалению тебе придется прекратить занятия. Мы находимся в репортерской почти час и…

– Возможно, что нас ожидают! - закончил Павел.

– Ты не лишен сообразительности! - пошутил Нефелин.

В полумраке кабинета редактора светилось огромное окно и в стеклах плясали столбы электрического пожара. Дрожащий свет переливался в сиреневом разливе сумерек и в полумгле дремали холеные латании и филодендроны. От голубого света неоновых ламп, заглядывающих с улицы в окна, их длинные листья казались чудовищными, качаясь, они бросали на темные фигуры собравшихся фантастические черные полосы.

Громкий смех собравшихся в кабинете свидетельствовал о веселом настроении людей, которые, как видно, не привыкли скучать.

Откинув тяжелую портьеру, Нефелин вскричал весело:

– Свету! Свету больше! Эй, кто там у цветов? Поверни рубильник!

В темноте с шумом отодвинули кресло, затем послышался легкий треск, и матовые неоновые лампы залили кабинет мягким светом.

– Все ли в сборе? - спросил Нефелин, пробираясь между кресел, шагая через вытянутые ноги.

Собравшиеся переглянулись.

– Как будто все! - откликнулся человек с круглым, блестящим черепом.

– Совет ста, - начал Нефелин без лишних предисловий, - готовит большие проекты. Судя по нашим сведениям, осенью мы будем обсуждать вопросы энергетического хозяйства… Картина сессии для нас уже ясна. Молибден поставит население Республики в известность о свертывании работ в некоторых промышленных топливоцентрах. Прохин развернет безотрадные перспективы этого вопроса. Гольдин будет взывать к порыву и к прочим благородным чувствам. Результатом выступлений будет решение о переброске наличных возможностей для лабораторных работ и опытов, на поощрение изысканий новых источников энергии. И если мы не ошибаемся в наших предположениях, на этой сессии пышно похоронят ассигнования на продолжение работы Стельмаха… Мы, собравшиеся здесь, как представители многомиллионной массы членов «Звездного клуба», должны быть готовы к свертыванию наших мечтаний. Перед нами проблема: быть или не быть? И если Совет ста застанет нас врасплох, наш клуб выбывает надолго из строя, мечты будут пересыпаны нафталином и нам останется одно: посыпать головы пеплом и в строго определенные дни скулить и хныкать о погребенных надеждах.

– Мне кажется все это странным, - прервал речь Нефелина человек с блестящим черепом, - и я думаю это покажется странным не только мне. Я считаю, что как бы ни были велики ассигнования на разрешение энергетической проблемы (если вопрос стоит именно так), Республика все же могла бы без особого напряжения утвердить также и ассигнования для работы над звездопланом. Разве для этого потребуется так много материалов и энергии? Почему нельзя вести изыскательные работы одновременно в двух областях?

Нефелин побарабанил по столу пальцами, огромные насмешливые глаза его потускнели; взгляд стал серьезным, усталым.

– Я буду говорить, как думаю.

Он помолчал немного, как бы собирая свои мысли.

– Совет ста прав! Нам угрожает величайшая опасность. Мы стоим перед лицом катастрофического свертывания угольной и нефтяной промышленности. Собранные редакцией сведения говорят о мудрости Совета ста, о своевременности выдвижения этого вопроса. Умалять значение топливной проблемы не приходится. Тысячу раз прав Совет, если перебросит все ресурсы для изыскания новых источников энергии. И если бы для разрешения топливной проблемы потребовалась мобилизация внимания всей общественности, если бы Совет сказал: «во имя энергетики забудем на время другие проблемы, в том числе и звездоплавание», - я голосовал бы «за». С великим огорчением, правда, но все же голосовал бы «за».

Однако не так стоит вопрос.

Вы знаете, как впрочем знают сейчас об этом даже дети, что Стельмаху с его опытами грозит опасность быть выведенным из бюджета Республики. Но никто не знает истинной причины, чем вызвано это. Противники опытов междупланетного полета ведут свою линию искусно. Я не уверен даже в том, что Совет ста будет обсуждать вопросы энергетики. Как знать! Может быть Совет выступит с проектами других, еще более грандиозных проблем. Я знаю одно: в Совете ста имеются люди консервативных взглядов и эти люди возглавляются Молибденом и Коганом. Они плетут хитрейшую паутину для Стельмаха. Беседуя как-то со мной, Коган сказал: «Стельмаха надо разгрузить от больных фантазий…». Эта фраза не случайна. В Совете ста найдутся и другие, которые с тихой радостью провалят и Стельмаха, и его работы…

В общих чертах картина такова.

Совет подготовляет для обсуждения грандиознейший проект. Судя по многим признакам, это проект преобразования энергетического хозяйства.

Дальше.

Проект вносит смятение. Совет собирает голоса. Утверждает бюджет. Упраздняет Стельмаха под благовидным предлогом, который несомненно будет блестяще изложен. Консерваторы предаются необузданному восторгу. Молибден будет накручивать бороду на палец и радоваться, что он, Коган и другие спасли Республику от беспочвенных мечтаний. Однако, чтобы картина была яснее, я скажу несколько слов о причинах борьбы с опытом межпланетного полета. Тут все дело заключается в Когане и Молибдене с их ненавистью ко всему, что выходит за пределы земли. Дети практического века, выросшие в обстановке суровой борьбы за утверждение социалистического общества, они боятся, как бы нездоровые фантазии не оторвали нас от земных интересов, боятся, как бы опыты Стельмаха не толкнули миллионы на прожектерство. Они полагают, что все это лишь разновидность маниловщины, губительнейшая фанаберия, опасное мечтание. Молибден любит повторять: «Нечего на звезды смотреть, на земле работы много…».