Томас Мор в «Утопии» - или, как она называется полностью: «Золотая книжечка о наилучшем устройстве и о новом острове Утопия» - хотя и критикует действительность, как критикует ее по-своему и Платон, но опять-таки без всякого, хотя бы самого слабого намека на необходимость уничтожения классов, через классовую борьбу и, даже в самой «Утопии», развивающей идею равенства и справедливости, допускает каким-то образом категорию рабства. Вот внешний вид одной из составных частей его идеального города:

«За чертой города находятся бойни, где закалывают предназначенных к убою животных. Бойни содержатся в образцовой чистоте, так как небольшие каналы уносят кровь и отбросы. Мясо чистят и делят рабы, после чего оно поступает на рынок. Участие в этом рабов объясняется тем, что закон запрещает гражданам заниматься убоем из опасения, что привычка убивать уничтожит в людях мало-помалу сострадание, - это благороднейшее движение человеческого сердца»². Рабы у Мора комплектуются из военнопленных и преступников и определяются для тяжелых и грязных работ.

²"Утопийцы" работают 6 часов: три часа до полудня; затем обед, два часа отдых, три часа вечерней работы и, наконец, ужин…

Мы видим, что тот 7-часовой рабочий день, который в СССР мы уже ввели, и 6-часовой, который мы сейчас кое-где вводим, в «Утопии» Томаса Мора был только мечтой и мечтой весьма и весьма дерзкой для своего времени. Многое из основных положений былых утопий на наших глазах становится простой действительностью. Той действительностью, которая многих и не восхищает, а подчас многими даже и не оценивается в той мере, в какой следовало бы ее оценивать.

Ни у Платона, ни у Мора мы, конечно, не в праве требовать классового анализа общества их эпохи. Это сделано гораздо позднее К.Марксом, Ф.Энгельсом и их последователями. Только они установили окончательно научную теорию классового построения общества с вытекающей отсюда железной неизбежностью классовой борьбы, которую последовательно, от начала и до конца, ведет пролетариат. Но тем не менее нельзя не отметить того умственного плена, в котором они, как мыслители, находились у их эпохи. Томас Мор даже в собственной «Утопии» остался законсервированным истым католиком и не был в силах спрятать лицемерие и ханжество, которыми бывает преисполнен каждый «порядочный католик». На первой же ступеньке порога «Утопии», затрагивая вопрос взаимоотношения мужчины и женщины, он спотыкается и неуклюже обнаруживает этот «умственный плен».

«Развод допускается редко, - пишет Т. Мор, - «утопийцы» знают, что при надежде вновь жениться брак не может быть достаточно прочен… Впрочем «утопийцы» и не женятся очертя голову; чтобы лучше выбрать себе жену, они держатся такого обычая: почтенная и уважаемая женщина показывает жениху его невесту, будь она девица или вдова, в совершенно голом виде; обратно - и мужчина испытанной честности показывает невесте ее жениха раздетым».

Защищая данный обычай, «утопийцы» говорят: «когда у вас покупают даже старую клячу, стоящую несколько червонцев, то проявляют необычную осторожность. Животное и так уже совершенно голое, а с него еще снимают седло и сбрую, из боязни, что эти ничтожные вещи прикрывают какую-нибудь язву»…

Томас Кампанелла в утопии «Государство солнца» во многом схож с предыдущими утопистами, только, пожалуй, у него еще больше мистицизма и схематизма. Видимо это непосредственный след пребывания автора сначала в монастыре, а затем в неаполитанской тюрьме, где он был заточен (в течение 27 лет) за заговор против Испании и где, совершенно оторванный от жизни, написал свое «Государство солнца».

«Дома, спальни, постели и другие необходимые вещи составляют общее достояние. Каждые шесть месяцев начальство определяет, кому где спать, что записывается на поперечных балках выше дверей».

«Никто не считает у них унизительным служить за столом или готовить в кухне, ухаживать за больными; напротив того, каждое такое занятие они считают общественной службой и полагают, что ходить на ногах или испражняться также почтенно, как глядеть глазами, говорить языком. Ведь из глаз тоже текут слезы, а с языка слюна, раз это бывает нужно. В общем, всякое отправление тела считается у них безусловно почтенным».

«У них нет рабов, которые развращают нравы, так как солярии сами себя обслуживают, и часто у них работы оказывается даже меньше, чем нужно».

«У них (жителей «Государства солнца») существует общность жен. Солярия потому отвергают брак индивидуальный, что идея собственности возникла и поддерживается тем, что мы имеем собственные жилища и собственных жен и детей».

Сен-Симон. Его «Промышленную систему» следует определить, как архибуржуазную утопию, концы увлечения которой находят своеобразный отклик у наших дней. То, что он предполагал и предлагал: «содействие ученых, техников и художников лучшей постановки производства и воспитания», - осуществляется (конечно в самых ограниченных размерах) и монархическими буржуазными правительствами нашего времени. По этой линии даже появилась модная буржуазная теория «организованного капитализма» (тоже… «своего рода утопия!»), к которой причастны кое-кто и из наших правых оппортунистов (!!)… Но мы знаем, что подобное гармоничное содействие и сотрудничество ученых, техников и художников возможно окончательно лишь при социалистическом строительстве и при социалистическим строе, когда все способности и знания указанных общественных элементов будут использованы не в целях эксплуатации, а в целях общей и равной для всех пользы. Так что теория «организованного капитализма» в известной мере и в некотором роде может считать своим духовным отцом не только нынешних «социалистов австрийской школы» и не только подпевающих им наших «правых», но и самого автора «Промышленной системы» Сен-Симона.

Шарль Фурье, когда читаешь его утопию «Фаланстер», - по словам Августа Бебеля, - доставляет при чтении громадное удовольствие. И действительно, в той части, где он критикует буржуазное построение жизни, к нему почти что нечего добавить. Он ближе к нам, чем другие. И его отрицание буржуазного мира, его критику можно лишь углублять, продолжать дальше и развивать основные положения, которые даны в критике самим Фурье, прошедшим в личной жизни поучительную «школу буржуазного обмана» и всю «мастерскую лжи».

О труде как о таковом Фурье говорит в утопии, что труд должен отвечать шести условиям:

1) Чтобы всякий работник был ассоциирован и получал часть дохода, а не заработную плату; 2) чтобы трудовые сеансы чередовались около восьми раз в день, так как энтузиазм к одному и тому же промышленному или земледельческому занятию не может длиться более 11/2-2 часов; 3) чтобы работы, происходящие в обществе свободно выбранных друзей, стимулировались очень активными интригами и соперничеством; 4) чтобы мастерские и сельскохозяйственные культуры привлекали работников изяществом и чистотой; 5) чтобы разделение труда было доведено до высшей степени, дабы привлечь каждый пол и каждый возраст к занятиям, наиболее для них подходящим; 6) чтобы при этом разделении труда каждый член общества - мужчина, женщина или дитя - пользовался в полной мере правом на труд или правом вступить в любой момент в ту отрасль труда, которую ему заблагорассудится избрать».

«Наконец, чтобы каждый работник, - добавляет автор «Фаланстера», - наслаждался в этом новом строе гарантией беззаботности, обеспеченным минимумом, достаточным для его существования в настоящем и будущем и освобождающим его от всякого беспокойства, за себя и за близких ему людей».

Автор «Фаланстера» не знал точно и в нашем плане, что все это вкупе, темного измененное и дополненное, носит название социализма. Но мы знаем, что даже и хорошей критики все-таки недостаточно для того, чтобы разрушить капитализм и заменить его социалистической системой производства и распределения. Эту новую систему можно только завоевать в решительной борьбе с капитализмом, через огромное организационное напряжение пролетариата, через его диктатуру.